Председателя колхоза не оказалось дома. У него в избе ползали по земляному полу дети с выпачканными чем-то черным физиономиями. На нарах, черными подошвами вперед, валялись две босые бабы. – Опять нагадила, – вскочила председательша и, подскочив к девчонке, привела в порядок пол, насыпав на него земли. – Идите в сельсовет, – сказала она, – председатель там на пленуме.
На сельсоветском пленуме, когда я пришел, обсуждались четыре акта ревизионной комиссии при каком-то, я не разобрал, уполномоченном. Все акты – одной и той же ревизии. По одному недоставало 126 рублей, по другому – 104, по третьему – 93, по четвертому – 52 рубля. – Это колыбель для воспитания растратчиков, – воскликнул председатель сельсовета и ударил себя в грудь. – Да он все говорил: постойте, я найду какие-нибудь документики, – оправдывалась председательница ревизионной комиссии, учительница.
О Населении я узнал, что с начала уборки до зимы оно не моется (не моет лица, рук и ног; остальные принадлежности вообще никогда не моются, ибо бань нет), потому что нет расчета – все равно опять запачкаешься. Вечером я видел поэтическую сцену на завалинке: молодые люди собрались над книжкой – Лермонтов с картинками. – Калашников, – рассказывал хозяин книги, – вызвал его на кулачную дуэль, и царь велел его повесить. Вот стоит палач с ножом, а он прощается с своими братьями: здоровые они какие, здоровей его. – Охота тебе, – проходя, остановилась учительница, неудачная председательница ревизионной комиссии, – читать! – Кому ж и читать, если не мне? – ответил он. В избе трещали два сверчка и хрюкали подсвинки.
Один колхоз мне подвернулся кулацкий. Дома были с деревянными полами, крыши – не соломенные, председатель с страшно тонким обхождением. – Вот наша культура, – вводя меня в дом. Все было очень чисто вымыто – под Вознесенье. – И хотят нас поравнять с этими дикарями. Как, скажите, – с интересом спросил он, – дальнейшая политика будет к развитию колхозов или к прекращению? – К развитию, – степенно ответил я, и он взмахнул рукой: – Довольно! Больше ничего не надо! – Отвозил меня молоденький колхозник. – Мы одни по всему сельсовету не разбежались из колхоза, – сообщил он: – нам спокойнее в колхозе: восьмерых у нас хотели раскулачивать, едва отстали.
Много и другого поучительного было, так что, если бы все описать (как кончается Евангелие Иоанна), то весь мир не мог бы вместить этих книг.
Вниманию Иды Исаковны позвольте предложить случай (это уже – в городе) с одной девицей, которая потеряла, где зад ее платья и где перед, и никак не может найти.
Кланяюсь.
Ваш Л. Добычин.
121
25 июня.
Дорогая Ида Исаковна.
На Ваш запрос сообщаю, что из известных Вам лиц хорошо отношусь к нижеследующим:
1. Коле,
2. Шварцу,
3. Тагерии,
4. Эрлиху.
Не затрудняйте, пожалуйста, Михаила Леонидовича ответом на мой вопрос о заглавии, так как я уже послал Внутрь гостиного двора свое окончательное заглавие.
С Веней Кавериным я галантен совершенно достаточно, так что будто я его обижаю – это Ваши придирки.
Пишу Вам сегодня короче обыкновенного, потому что Катал Белье, стало поздно, и тороплюсь, чтобы не пропустить купальный сеанс.
Кланяюсь.
Л. Добычин.
122
1 июля.
Дорогой Михаил Леонидович. У Вас сделался совершенно новый почерк, и из Вашего письма я разобрал только три места:
1. Ужас «Брянского рабочего».
2. Попреки страстью к а) Коле и б) Эрлиху, которые, действительно, очень милы.
Вчера я получил письмо от Шварца – он просил Вам кланяться.
Ваш Л. Добычин.
В конце у Вас я разобрал еще, что «если будете писать, то буду отвечать», и это место показалось мне исполненным а) гордости и б) кокетерии.[41]
Цукерманша получила из Смоленска вызов на соревнование – три пункта приняла, три отклонила и в один внесла поправки. Кланяюсь Иде Исаковне.
123
6 июля.
Дорогой Михаил Леонидович. Начинается в 1918 году, а кончается сегодня. Я тогда одно лето был УЧИТЕЛЕМ на «курсах для переэкзаменовочников», изобретенных «культкомиссией ст. Брянск р.-о. ж.д.». Один переэкзаменовочник назывался «Сенька Борщинский», и ему было 14 лет. После этого я его один раз встретил в поезде. Он тогда был милиционером. Никаких вольностей, все было как по маслу.
Трах-тарарах, вдруг сегодня я столкнулся с ним на лестнице.
С.Б. (восклицает): Ну, как?
Я: Ничего (пробую пройти).
С.Б.: Ты, говорят, взял новую профессию (НА ТЫ, как выразилась персонажиха в «Сельской идиллии»!).
Я (изумляясь): Это что ж такое?
С.Б.: Сочиняешь, говорят.
Я: А! (пробую пройти).
С.Б.: Я твой один стишок читал в журнальчике.
Я: Скажите (пробую и проч.).
С.Б.: Хорошо ты пишешь. Только трудно. Еле хватило терпения дочитать.
Я: Ну, ладно (делаю обходное движение и прохожу). До свиданья.
С.Б.: Мое почтение.
Хек фабула доцет,[42] что печатанье рассказиков развязывает бывших переэкзаменовочников и бывших милиционеров.
– «К кому вы хорошо относитесь?» – как говорит Ида Исаковна.
Позапозавчера я наслаждался американскою комедией «Шумные соседи». Кроме того, я насладился на этой неделе чтением Колиной книжки для детей двух возрастов (среднего и старшего) «Навстречу гибели». Он очень мило пишет, хотя Вы к нему и придираетесь. Кроме того, на этой же неделе мне посчастливилось насчет конфет (в том числе – с изображением коровы). И, наоборот, не везет с погодой.
Я научился ловить шапку, брошенную вверх. Если мы еще встретимся, то покажу Вам.
Цукерманша вечером ведет работу на воздухе: приносит в сад Карла Маркса несколько отборных книг, завернутых в красную мануфактуру, и, раскинув мануфактуру по столу, раскладывает на ней книги: желающие могут почитать под фонарем, пока другие смотрят «Дину Дзадзу» и пленяют дам. В залог берется профсоюзный билет.
Одна старуха сообщала, что Иностранные Державы требуют, чтобы их допустили на 16 съезд, а если не допустят, то они съезда ни за что не разрешат.
«Гостеатр» переименован в «Рабочий театр».
Кланяюсь.
Ваш Л. Добычин.
124
8 июля.
Дорогой Михаил Леонидович, это совершенно безобразно, но я опять с названием. Как было бы, если назвать «Портрет»? Я это хотел с самого начала, но :КОЛЯ: не одобрил. Если Вы одобрите, то будете иметь случай не согласиться с Колей.
Мне название очень интересно, потому что, может быть, это собрание сочинений и последнее, а снявши голову – по волосам не плачут, как говорилось в деревнях до расслоения оных.
Если Вы одобрите «Портрет», то, может быть, велите сами ввести его в действие, я боюсь опять соваться внутрь Гостиного – там в высшей степени шикарно и едят пирожные. Кроме того – хотелось бы, чтобы обложка была не залихватская и не РАБОТЫ ЗАРЗАР.
О, простите, о, простите, о, простите. Я как молодые люди, которые хотят, чтобы Вы им написали предисловие. Но сознание – путь к исправлению.
Цукерманше нагорело за неизъятие резолюций 16-ой партконференции, которые теперь не в моде.
Ваш Л. Добычин.
Засекретилась ли Ида Исаковна?
125
19 июля.
Дорогой Михаил Леонидович, я очень рад, что «Портрет» апробован. «Портрет», конечно, хорошо, хотя и нелояльно по отношению к Коле Чукъ <Чуковскому>.
Я это письмо пишу и ужасаюсь: вдруг Вы уже на Каме, и письмо лежит на улице Марата, а Вы —
– Су ле Жемо у ль Амфор,[43] —
как выразился стихотворец.
Рекомендованную Идой Исаковной книжку с картинками я приобрету, как только она здесь появится. Стихов же о купце читать не хочется, как они ни выдержаны.
Ваше письмо со штемпелем четырнадцатого пришло вместо шестнадцатого – восемнадцатого, и так как каждое явление имеет свой смысл, посмотрите, пожалуйста, на который день получите Вы сие.
Нравятся ли Вам фамилии следующих трех врачей Окрздрава:
а) доктор Мальчик,
б) доктор Водонос,
в) доктор Барышник.
Я узнал недавно, что от работников прилавка на чистке требуется знание мясной и зерновой проблем, без коего они не смогут дать отпора потребительским настроениям покупателей.
Относительно «Портрета», между прочим, я решился написать Зое Никитиной – туда, в приют этих пышных богачей,
– как выразился стихотворец,
– ле монд визибль эгзист.[44]
Надеюсь, что картинки к Вашей книжке делала не Зарзар.
Когда Алянский будет видеть, что уже можно выслать остальные деньги, – пусть вышлет. На них будут закуплены картошка и дрова.
Ваш Л. Добычин.
126
13 августа.
Дорогая Ида Исаковна. Элисо к нам больше не показывала носа, и покамест я отсмотрел «Коллежский регистратор», «Торговцы славой» и «Последний бек».
