- Что, братишка, - говорил Пат, оглядывая его, - к(к оно?
Киса тотчас же покоробило. "Господи, ну словечки! - простонал он в унылом удивлении, невольно все же улыбаясь в ответ. - Какое еще оно? (Братишка(!!"
- О чем ты? - смутно возразил он, решив, что должен утаить истинное свое положение.
- Что, слаб(? - спросил Пат, усмехаясь опять, и на этот раз вторая его улыбка, бог знает почему, лишила Киса надежды прикинуться равнодушным. Наоборот, остро и необъяснимо ему захотелось откровенности. Крохами ума он не позволил себе этого, хотя глаза Пата поблескивали приглашающе, и только мотнул уныло головой.
- Что делать... Зло насилием... - попытался неуклюже вышутиться он, но тотчас сообразив и то, наконец, что перед ним не Гаспаров, смолк, сдерживая излишнее подергивание губы..
- Всяко, - согласился Пат. - Это штучка острая.
"Острая? Какая еще: ревность?" - промелькнуло было в сознании Киса, но так, словно он сам себе, а не Пат сказал это, да и говорил будто бы с собою, а не с ним. Но жалкое слово, даже как тень, не передало ему того, что он чувствовал, ибо казалось ему, что что-то огромное опустилось вдруг на него, лишенное контуров и затемнявшее взор, и, слепо глянув еще вскользь на Пата, Кис отвернулся и побрел прочь по комнате.
Пат, впрочем, посмотрел ему в спину без особого сожаления. Вся эта история касалась его мало, потому, во-первых, что не он, Пат, ее "сочинил", а во-вторых, едва ли бы и хотел в ней участвовать. Тут что-то очень уж, на его вкус, отдавало сантиментами, чего он терпеть не мог, и поняв это, он сразу же как-то вместе запрезирал про себя и Киса и Машу (Машу - из рассуждения, что "сволочь, конечно: нахрена сюда было хахаля тащить?"). Он скривился и с досадой цыкнул всухую сквозь зубы.
Кис прошел к столу. Тристан попался ему - и чуть не впервые за вечер он заговорил с Тристаном, ощутив вдруг вместо тоски прилив внезапной злобы. Злоба была безличной и почти случайной, так что уж и минуту спустя он не смог бы воскресить в уме, что именно сказал Тристану. Но, должно быть, это было что-нибудь не совсем пристойное, так как Тристан закосил смущенно по сторонам маленькими своими под очками глазками, хотя и заржал из деликатности и даже всколыхнулся привычно телом. Но Кис уже и оставил его. Вновь время переменило ход в многострадальном его мозгу. Он еще приметил Свету на краю очерченного им самим себе поля зрения, но теперь она была к нему безучастна и даже не высунула ему язык, хотя, казалось бы, этого-то можно было от нее ожидать. И после того события в его глазах, утратив ясность, вдруг вытянулись из отдельных жестов и слов в скучные процессы, словно капли по стене, путаясь и сливаясь, и ему уже трудно было бы решить, чт( в них следовало за чем и в каком порядке.
Он, впрочем, видел, что, к облегчению его, свет в studio погашен, и все танцуют обнявшись. Неспешная тяжкая музыка сотрясала studio, красный свет из-под стола дробил вселенную на лучи и тени, зримые в сигаретном дыму, и фигуры танцующих, сплетясь друг с другом, плыли в такт, меняя узор этого ломкого прямолинейного мира. Кис видел, что Света танцует с Гаспаровым, и тот рад, что Пат обнял Ёлу и целует ее, что Тристан, как и хотел, заполучил Иру в свои пухлые лапки, и одна его ладошка с растопыренными пальцами ловко устроилась на ирином бедре, а в ее взгляде интерес, и ее рука, выгнув лебедя, лежит на плече Тристана... Но тут уже, после этого, наступала пора смотреть в глаза правде, и Кис отворачивался, чтобы все-таки не видеть, как танцуют в стороне Маша и Гарик.
Но и, однако, сколько бы ни отводил он свой взгляд и сколько бы ни прятал внимания, потусторонним тайным образом он все же видел их постоянно, не меньше, чем если бы глядел на них в упор или умышленно следил за ними. Видел он и то, что по временам, в перерывах, Маша смотрела на него долгим протяжным взором, словно бы чуть-чуть извиняясь и слегка лаская его, и от этого боль в нем не утихала, но становилась простой и доступной сознанию, хотя он всё равно не знал, куда ее девать... Нет, определенно: Кису просто не повезло. Но теперь уже с этим ничего нельзя было поделать.
Кис задыхался. Он ощутил остывшую сигарету у себя между пальцами и покорно выпустил ее, не глядя, на пол. И тотчас же вслед за тем ему нестерпимо захотелось дыму и холодного воздуха. Он сунул руку в карман. Пачка "Ту", опустошенная лишь на треть, лежала рядом со спичечным коробком, и Кис, ободренный этим, двинулся было из studio к прихожей, однако по пути новая мысль блеснула ему. Он торопливо вернулся, протолкался кое-как среди танцующих к окну, юркнул за штору и, оттянув шпингалеты балконных дверей, вышел на балкон. Была половина одиннадцатого.
Странно, но из тех, на чье участие Кис, как он думал сам, мог бы сейчас рассчитывать, его ухода не заметил никто. Быть может, все просто слишком смущались и опускали при нем глаза, а в душе не один Пат осудил Машу; но потом, когда вдруг надобность таить взгляд сама собой исчезла, никто и не подумал себе объяснить, что же именно произошло и по какой причине внешний мир, на время утратив свое тайное равновесие, вдруг вновь возвратил себе сносный прежний вид: никто не задался вопросом, отчего подобное превращение вообще могло быть, приняв, как и всегда это бывает, желанную норму за естественный ход вещей. Да и кроме того в studio к этому времени произошло несколько мелких внешне, но важных по существу перемен.
Прежде всего: хотя не прекращалась музыка, Ёла и Света разлили на кухне в пиалы чай, и пирог с тортом был опробован а la fourchette, между танцами. Вслед за тем появилась откуда-то одна-другая бутыль вина, осторожно вынырнув из тьмы чьей-то сумки, и уже Пат, плутовски усмехаясь, осведомлялся у Ёлы о "рюмашках", поглядывая на сервант; кто-то помянул и водку. Время потекло легко и быстро, и опять замаячил в studio невесть как взявшийся Лёнчик (не он ли и принес ту бутыль?), хотя, правда, был он уже без компании и без девиц. Снова все танцевали, Тристан болтал с Ирой, держа перед нею на блюдечке ее пирог, за что сам себя вслух вышучивал, Маша и Гарик ушли на кухню и погасили там свет, Гаспаров же вдруг оказался как-то оттеснен Лёнчиком в сторону - перед тем, как Тристан завел опять медленный танец, - но в этот раз уже слишком раздосадован не был, ибо и сам устал танцевать. Пожалуй, он первый, оглянувшись, подумал мельком о том, куда подевался Кис. Но и это его не тронуло нимало, он вообще не хотел больше никаких забот.
- Ты какого чорта растрепалась про ментов? - говорил между тем Лёнчик негромко Свете, танцуя с нею. Света с холодною улыбкою обратила к нему лицо.
- Так это и есть твоя пассия? - проговорила она нараспев, не заботясь о том, слышат ли другие, и не отвечая на его вопрос.
- Какая еще?...
Но Света молчала, прищурившись.
- А хотя бы и моя, - кинул зло Лёнчик, решив попробовать напролом, и тоже нагло ухмыльнулся.
- Ну так и вали к ней, - отрезала Света. - Чего приперся?
К этому Лёнчик не был готов.
- Ведь ты же знаешь, - произнес он вкрадчиво, тотчас умеряя пыл, и постарался плотней притянуть ее к себе. - Причем тут... - он смолк в затруднении.
- Что? Она не ревнива? - Света вдруг громко расхохоталась, однако глаза ее вспыхнули недобрым огнем. - Полегче на поворотах, малыш. Ушибешься. - Она отвернулась от него и больше не сказала с ним ни слова.
...- Вот же с-сука, - говорил минуту спустя себе под нос Лёнчик, стоя в стороне возле Пата, но глядя на Свету, которая опять тем временем танцевала с Гаспаровым, утащив его с дивана, где тот думал было перевести дух. "Малыша" Лёнчик запомнил и был оскорблен - жестоко и, как он понимал сам, преднамеренно.
- Что? Не дает? - спросил его Пат с веселым сочувствием.
Скосив глаза, Лёнчик посмотрел на него.
- Но, - сказал он потом. - А манит...
Вечер продолжался. Однако вскоре был доеден пирог, затем надоела музыка. Покупной торт оставил жирные пятна на своей коробке, разговоры вспыхивали там-сям, но незначительные; паузы затягивались. Не помогло и вино. Собственно, кроме Пата и Лёнчика, никто пить не хотел, а после препирательств со Светой Лёнчик опять куда-то исчез, причем Света наоборот почему-то оживилась от ссоры с ним, сделалась еще веселей и распущенней. Пока не было музыки, она болтала с Патом и Гаспаровым, усевшись на диван и высоко закидывая ногу на ногу, причем разводила колени совсем уже решительно (так, что Пат утверждал потом даже, что у ней под платьем больше не было ничего), и, наконец, в одну из пауз вдруг громко осведомилась у всех собравшихся, не хотят ли пойти сейчас все вместе к ней, вниз, на первый этаж: "там, кстати, печенье и хрусты". Это был ее давний план.
Потехи ради все согласились с охотой. Ёла тоже была непрочь, рассудив про себя, что studio не повредит проветрить перед приходом тети Наты: действительно, накурено было сильно. Тут ей кстати же пришло на ум, что она давно уже как-то не видит Киса и, постаравшись не привлекать к себе внимания всех, а особенно Гарика и Маши, она спросила на этот счет тайком у Пата, отведя его в сторону. Пат тотчас предположил, что Кис попросту удрал и, чтобы проверить свою догадку, отправился в прихожую смотреть, на месте ли кисова куртка. Куртка, однако, была на месте. Выглянув еще зачем-то за дверь, на лестничный пролет, Пат вернулся в гостиную и, успокоив Ёлу, что Кис где-то поблизости, тут же весело объявил всем, что в подъезде кромешная темь - "как в аду, даже, наверно, во втором этаже полетела лампочка". Неизвестно почему, эта новость тотчас всех приятно обеспокоила. Раздались возгласы, что "пойдем в темноте", кто-то предложил захватить свечи, мысль понравилась, закричали, что нужно много свечей. Маша захлопала в ладоши, Ёла одобрительно усмехнулась, и все как-то сразу кинулись искать свечную коробку, так что Кис был окончательно забыт.
