В работе над языком заметна тенденция к избавлению от диалектных форм, слишком экспрессивных просторечных выражений и к замене их выражениями общелитературными: «с эстой» — «с этой»; «швыркну» — «швырну», «с пепоротком» — «с кулачьем», «писаря гогочут» — «писаря едва могут уняться» и т. п. Исправляются опечатки, описки и тому подобные погрешности, вкравшиеся в журнальную публикацию.
Следующую, уже гораздо более значительную, переработку очерков Успенский произвел при включении цикла в первое Собрание сочинений писателя (т. V, 1884).
Для того чтобы эти перемены в новом издании цикла стали понятными, следует принять во внимание существенные изменения, которые произошли за протекший после 1880 года период и в русской общественной жизни и в мировоззрении писателя. После 1881 года в условиях восторжествовавшей и все более крепнущей политической реакции, нашедшей свое выражение и в усилении царской цензуры, было невозможно ставить многие вопросы крестьянской жизни с такой же остротой, как в конце 70-х годов, в годы революционной ситуации 1879–1880 годов. Успенский не мог не учитывать этих перемен. Вследствие этого он смягчил политическую остроту очерков, убрав из них наиболее открытые, публицистически заостренные суждения о современном бедственном положении деревни.
Изменившаяся историческая обстановка нашла отражение и в мировоззрении Успенского, в его непрекращающихся исканиях правильных ответов на острейшие вопросы времени, какими были вопросы крестьянской жизни, пореформенного развития России вообще. В этих поисках выхода Успенский в первой половине 80-х годов испытал наибольшие колебания в сторону народнической идеологии. В творчестве Успенского эта близость к народничеству получила наиболее яркое. воплощение в известной теории «власти земли» (см. очерки «Крестьянин и крестьянский труд», «Власть земли» и др.). Все это обусловило то, что Успенский при включении цикла «Из деревенского дневника» в Собрание сочинений счел необходимым смягчить антинародническую направленность ряда высказываний и картин очерков.
Отзывы критики на очерки также должны быть учтены для понимания существа перемен, которые произвел писатель при подготовке нового издания в новых условиях. Особенно острой была критика, исходившая из народнического лагеря, так как вопросы, затронутые в очерках Успенского, касались существа программных положений народничества.
Народники продолжали считать крестьянскую общину спасительным оплотом против торжества капитализма в России. Успенский же на конкретных примерах показывает, что внутри самой общины, у общинников все большее значение приобретают деньги, товарно-денежные отношения, то есть в конце концов начинает торжествовать та же «цивилизация», что и в капиталистическом городе, в буржуазной Западной Европе.
Народники все еще не отказались от рассмотрения крестьян как однородного целого, единого в своих интересах. Успенский одним из первых показал, что крестьянство, в том числе общинное крестьянство, перестало быть однородным, что оно диференцируется, разлагается, выделяя, с одной стороны, из своей среды все более растущую массу деревенской бедноты, а с другой — небольшую группу кулаков, «мироедов», богатеющих за счет разорения и эксплуатации бедноты.
Народники продолжали идеализировать нравственный мир мужика, деревенский быт, весь жизненный уклад народной крестьянской жизни. Картины, зарисованные Успенским, показывали, что и нравственность крестьянина и его быт испытывают серьезные и притом далеко не отрадные изменения под воздействием все более усиливающейся индивидуализации, капитализации деревенских отношений.
Хотя и у самого Успенского были некоторые проявления общности с народническими воззрениями (образ Ивана Афанасьева, суждения о роли интеллигенции), однако в основных положениях очерков «Из деревенского дневника» наметилась противоположность взглядов Успенского на деревню взглядам народническим. Естественно поэтому, что очерки Успенского встретили разноречивое к себе отношение в народнической критике.
Критические отклики народников на очерки Успенского можно разделить на три основные группы. Представители либерального народничества, выразителем мнений которого была газета «Неделя», обрушились на Успенского с обвинением в «клевете» на народ, в «измене» народу, в поверхностном знании условий крестьянской жизни и т. д. и т. п.
Но не только критики из рядов либеральных народников были недовольны Успенским. Такая представительница революционного народничества, как В. Н. Фигнер, которую высоко чтил Успенский, также была огорчена его очерками. «Зачем, — говорила она ему при встрече, — рисовать деревню такими красками, что никому в нее забраться не захочется и всякий постарается от нее подальше». Успенский в ответ очень мягко определил позицию революционерки-народницы: «Она требует: подай ей мужика, но мужика шоколадного!» (В. Н. Фигнер. Полное собрание сочинений, т. III, М., 1932, стр. 121). Собственно такого же шоколадного мужика требовал изображать и Г. В. Плеханов, стоявший тогда на позициях народничества. В статье 1878 года «Об чем спор?» на страницах той же «Недели» он обвинял Успенского в неправильном изображении деревни, в слишком пессимистическом воззрении на деревенскую жизнь.
Другой разновидностью народнической критики была точка зрения П. Н. Ткачева, с наибольшей полнотой высказанная в его большой статье «Мужик в салонах современной беллетристики». Ткачев стоит за правдивое изображение деревенской жизни, и он дризнает за очерками Успенского многие достоинства в этом отношении. Но Ткачеву, как народнику, дороги общинные «устои» деревни, которые он считает, несмотря на все имеющиеся отрицательные явления, жизненными. Поэтому для Ткачева неприемлемы многие выводы Успенского. Считая противоречивыми ряд суждений Успенского (о происхождении фальшивых взглядов на народ, о барщине, интеллигенции и др.), Ткачев зачеркивает все теоретические выводы автора очерков «Из деревенского дневника», признавая ценность лишь сообщенных им фактов. Ткачев выдвигает тезис, столь часто затем повторяемый в литературе об Успенском: «Публицист в нем постоянно вредит беллетристу» («Дело», 1879, № 8, стр. 15). Вместе с тем Ткачев, сравнивая Успенского с Златовратским, говорил: «…в его очерках современная деревня и современный мужик отражаются несравненно живее и рельефнее, чем в очерках г. Златовратского» (там же, стр. 15, 31).
Своеобразную позицию по отношению к Успенскому и его очеркам заняла группа народников, с которыми Успенский был близок или по «Отечественным запискам», или по другой литературной и общественной деятельности. Такие критики, как Н. К. Михайловский, Н. С. Кривенко, А. М. Скабичевский и др., при всем различии их высказываний, имели общее в том, что они, защищая Успенского от особенно резких нападок, вместе с тем считали картины, рисуемые Успенским, односторонними, излишне мрачными и неприемлемыми, если их не дополнить более «светлыми» картинами очерков народника Златовратского. Сам Златовратский в очерках «Деревенские будни» на страницах «Отечественных записок» вступил также в полемику с Успенским. Михайловский, выступая в качестве «друга» Успенского, стремился «оправдать» его, а сами очерки представить как не имеющие обобщающего значения. Таковы основные отклики народнического лагеря на очерки Успенского.
С яростными нападками на Успенского выступила реакционная пресса. Славянофильская газета «Русь» писала: «Народ, каким изображает Гл. Успенский, может возбудить отвращение, досаду, презрение, негодование, все что хотите, только не любовь» («Русь», 1882, № 3, стр. 22). Не менее ожесточенно нападала на Успенского и газета «Новое время».
Положительную, но малосодержательную оценку очеркам Успенского дали некоторые органы либеральной печати (газета «Новости», журнал «Вестник Европы»). Подлинный демократизм крестьянских очерков Успенского был им глубоко чужд.
Многочисленные и разноречивые отклики критики на очерки заставили выступить самого писателя. В «Отечественных записках» за 1878 год в № 11 появляется ответ Успенского на критику, озаглавленный: «В объяснение недосказанного». (В отдельном издании 1860 года он составил «Отрывок четвертый» второй части, см. стр. 533–546 настоящего тома). Успенский не отступает здесь от своих позиций, — наоборот, он еще более остро критикует существующие неверные взгляды на народ, осуждая прежде всего народническую литературу. Подготовляя очерки к первому отдельному изданию, Успенский сохранил их полемический пафос. В специально написанном предисловии «От автора» (см. стр. 531–532 данного тома) он вновь разъясняет правильность своей позиции. При подготовке же Собрания сочинений он не считает столь важным сохранение полемического пафоса первых публикаций. Самые значительные перемены в издании 1884 года и связаны прежде всего с ослаблением публицистической антинароднической направленности очерков. Опущен ряд мест, где говорится об индивидуализме крестьян, их темноте, узкости их миросозерцания. Убрал Успенский яркую зарисовку переделки общинных земель (переделы земли народники любили изображать как доказательство общинного духа мужика). Смягчены места, где с особенной силой изображены наиболее неприглядные проявления частнособственнической природы крестьян (например, убийство конокрада Федюши). Совершенно исключена глава, являвшаяся отповедью на народническую критику его очерков. Сделан и ряд мелких исключений в духе смягчения антинароднических высказываний в первых публикациях. Так, например, снято острое замечание об общинных порядках: «Общественные порядки могут меня разорить, но уж помочь мне стать на ноги — нет, не помогут».
