на собеседование. Может, просто застегнуть замшевое пальто под горло и сверху намотать шарф?
О боже, мое пальто!
Неужели я забыла его в такси? На обычном месте – мягких плечиках, висевших с внутренней стороны двери, – его не оказалось. Только не это. Господи, я знаю, Ты мной недоволен. Знаю, что тащить таксиста к себе в кровать было крайне глупо и неправильно, но за мной по большому счету водится не так уж много грехов. И я ходила молиться к источнику Святой Анны. Попросила ее сделать так, чтобы Кен меня полюбил, но до сих пор она мне не помогла и теперь, наверное, уже и не поможет. Но знаешь, Господи, чувствую я себя преотвратно, собеседование, как пить дать, завалю, льняной пиджак уделала, не говори мне, что я в придачу еще и замшевое пальто потеряла.
Я так расстроилась из-за пальто, что забыла о таксисте и опасении его разбудить.
Села в кровати и повернулась к нему своей измученной похмельной физиономией.
Там никого не оказалось.
Рядом со мной на постели лежало мое объемное, свернутое рулоном замшевое пальто. Тяжелое, бесцеремонное и занимающее несоразмерно много места. Оно притворилось таксистом и перепугало меня до смерти.
Я в восторге вскочила с кровати. Теперь можно было смело смотреть в будущее. Меня ждал продолжительный душ, тщательное полоскание рта и поиски по всей квартире какой-нибудь более или менее чистой одежды. Потом предстояло непременно заполучить эту работу в художественной галерее «От всей души», затем отнести в химчистку все испачканные вещи, после чего позвонить Кену, и пригласить его отпраздновать мой успех, и по ходу дела его окрутить.
С этим дешевым вином и впрямь шутки плохи. Вон даже какая-то муть примерещилась.
Можно подумать, я бы затащила к себе в кровать первого встречного таксиста!
Не то чтобы в извозе есть что-то дурное. По мне, так занятие по всем статьям замечательное. Сколько хочешь – столько и работай. Если устал, можно свернуться пораньше; если надо скопить на отпуск, можно вечерком часа на три задержаться, чтобы необходимая сумма набралась быстрее. Пассажиры все время разные, и нужно быть редким брюзгой и склочником, чтобы не обзавестись за день парой приятных знакомств.
Я как-то подвозил женщину, которая направлялась на прием в саду Букингемского дворца. Она страшно нервничала, и ее так мутило, что пришлось дважды останавливаться, чтобы она не запачкала мне машину. В другой раз вез актера, который никак не мог запомнить слова своей роли, и мы сорок минут – при включенном счетчике – разучивали его реплики. А еще мне однажды попалась пара, где он только что сделал ей предложение: пришлось четыре раза примерить кольцо со словами, что крупнее бриллианта я еще не видел.
Как тут не полюбить таксовать?
Мой дядя Сидни, который сам в такси работал и меня пристроил, говорил, что всегда старается разузнать у пассажира что-нибудь интересное, – так ты не просто весь день баранку крутишь, но и всесторонне просвещаешься. Он приносил домой уйму всяких сведений: как правильно предсказывать погоду, где купить овощи за полцены перед закрытием рынка, как найти через Интернет партнершу по игре в бридж и прочим увеселениям.
Крисси, милая девушка из цветочного магазина, с которой я вроде как встречаюсь, говорит, что я очень смешно рассказываю о своей работе в такси и что мне стоит написать об этом книгу. Мне, написать книгу? Мне, Хьюго? Ну нет, вот уж чего никогда не хотел.
По правде говоря, я бы лучше стал певцом. Мне нравится представлять себя на сцене перед толпой народа. Людей я не боюсь, стеснительностью не страдаю, все-таки с такой работой нервы быстро становятся как канаты. Знаю нотную грамоту и неплохо играю на гитаре… Но удача обошла меня стороной. Пробиться я не смог.
Хотя, попрошу заметить, пытался. Участвовал в конкурсах талантов, рассылал демозаписи сначала на кассетах, потом на компакт-дисках. Но все мимо. Я не хуже тех, кому повезло. Писал собственные песни, перерабатывал чужие. Без толку.
Музыкальной тусовки я при этом сторонился. Знаю, звучит странно. В самом деле, если уж ты чем-то интересуешься, почему бы не обзавестись друзьями с общими интересами? Но я отчего-то продолжал приятельствовать с теми ребятами, с которыми учился в школе.
Они, конечно, любили ходить по клубам и танцевать с девчонками под хорошие песни, но настоящей тяги к музыке у них не было. Им никогда не хотелось ее ни исполнять, ни сочинять. Поэтому мы этой темы почти не касались.
Все работали в разных местах, кое-кто из них тоже водил такси. Когда мы собирались, говорили об этом, об отпусках, о любимых спортивных командах, иногда клятвенно обещали заняться бегом или записаться в фитнес-клуб, потому что из-за постоянного сидения в машине у нас стали расти животы и обвисать зады. По утрам в воскресенье мы играли в футбол, а потом шли пропустить по паре бокалов пива. Но один за одним мои друзья обзаводились парами и женились, и сейчас, когда нам всем исполнилось по двадцать пять – двадцать шесть, я единственный, кто еще не остепенился.
Так что теперь у нас почти не осталось общих тем. Они говорят исключительно о том, как набрать денег на первый взнос за дом, перекрыть крышу, затереть швы или положить настил. Я им в какой-то степени завидую, потому что они страшно во все это вовлечены и каждую субботу проводят, обустраивая свой дом. Кое у кого есть дети, которые, как по мне, все на одно лицо.
Однажды я тоже женюсь и заведу детей, но это потом, сначала нужно познакомиться с правильной девушкой – такой, ради которой я прыгну выше головы.
Надеюсь, она будет связана с музыкальной индустрией, потому что я еще не совсем отказался от мечты. Почти отказался, если честно, но все же не совсем. Когда слушаешь всех этих звезд, замечаешь, что в какой-то момент им просто повезло: они встретили кого-то, кто познакомил их с нужным человеком, и тот помог им «выстрелить».
Я до сих пор живу с родителями, и дело тут не в том, что я двадцатишестилетний нюня и мямля.
Ну, жить можно с родителями и у родителей, так ведь? Дома у нас есть микроволновка и большой холодильник с полками, подписанными «Папа», «Мама» и «Хьюго».
Моя сестра Белла, которая живет отдельно с двумя феминистками, сказала, что считает его – наш дом – самым безрадостным из всех, которые ей когда-либо приходилось видеть, безрадостнее документального
