его.
– Это – мое родовое гнездо, – начал он, обводя кухню рукой. – Я родился здесь в пятьдесят третьем. У моих родителей было что-то вроде гостевого дома для туристов. К нам приезжали люди со всей Европы, особенно часто из Англии, так что мне пришлось выучить язык. Экономика долгое время была в упадке, так что туризм играл важную роль. Наш бизнес шел хорошо, – он рассмеялся. – Миллионерами мы не были, но дела шли неплохо.
Он сделал паузу и уставился в свой стакан.
– Мне было семнадцать, когда родился мой младший брат, Матео. Это имя означает «данный господом». Родители обожали его, а для меня он стал лучшим другом. Я звал его малышом.
Лео провел пальцами по волосам.
– Простите, мне нелегко об этом говорить. Но история начинается именно отсюда. Весной семьдесят восьмого мне исполнилось двадцать пять, а Матео было почти восемь. В ночь, когда это произошло, я выпил, – он бросил взгляд на бутылку на столе. – Немного, всего пару кружек пива. И поссорился со своей невестой, Габриэлой. Был ранний вечер, солнце еще не зашло, и Матео играл во дворе. Носился за бабочками с сачком, который я подарил. Увидев меня выходящим из дома, он крикнул: «Лео, смотри, что у меня тут!» Я заметил ярко-голубую бабочку и догадался, что это голубянка, но прошел мимо, не останавливаясь, и сел в машину. Увидел в зеркале его огорченное личико, но не остановился. Включил передачу и ударил по газам.
Лео взял с каминной полки фото мальчугана с сияющими темными глазами в обрамлении густых ресниц. Ребенок улыбался, и было видно, что у него выпал один из передних зубов. Мужчина погладил фото большим пальцем и продолжил:
– Я был очень зол, поэтому и допустил роковую ошибку. Это воспоминание будет мучить меня до самой смерти.
Он посмотрел на нас и объяснил дрожащим голосом:
– Я случайно включил задний ход.
Чтобы не вскрикнуть, мне пришлось зажать себе рот ладонью. На Лео было больно смотреть. Мы были для него совершенно незнакомыми людьми, но этот человек раскрыл для нас свою самую мрачную тайну, терзавшую его столько лет. Трясущимися руками я отпила свой бренди и с благодарностью осознала, зачем он был приготовлен и для нас.
– Что было дальше, Лео?
Он покачал головой.
– Я запомнил только ужасный крик Габриэлы. Она выбежала из дома вслед за мной. Все случилось у нее на глазах. На крик прибежали родители. А я не мог пошевелиться, просто застыл на месте. Каменные руки на руле. Душераздирающий вопль мамы, когда она увидела изломанное тело своего обожаемого маленького мальчика… Я до сих пор слышу его в кошмарах.
Он поставил фото на место и отвернулся к окну. Хотя не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, чего стоил Лео этот трагический рассказ.
– Матео умер в больнице. Часть меня умерла вместе с ним. Я поклялся тогда, что всю жизнь буду пытаться искупить то, что натворил. Вернулся домой, только чтобы собрать кое-какие вещи. Совсем немного. Они уже не имели никакого значения. Сачок все еще лежал на траве, а в нем трепыхалась ярко-синяя бабочка. Лесная голубянка. Я отпустил ее. Она взмыла высоко в небо.
«Лети, малыш», – прошептал я.
Когда Лео обернулся к нам лицом, я уже не пыталась остановить поток своих слез.
– Та самая бабочка.
– Именно, – кивнул он.
Я взяла в руки письмо и перечитала ту часть, где брат Исидор рассказывал о голубянке, которая привела его к Вайолет. Совпадение, конечно, а не вмешательство свыше, но стоит ли рассуждать об этом в такой момент?
– Можно мне взглянуть? – попросил он, забирая письмо, написанное его собственной рукой тридцать семь лет назад. – Я не знал, что еще предпринять. Вайолет не помнила, откуда она, а все воспоминания, что вернулись к ней, были ужасны. Она наотрез отказывалась возвращаться в Англию, но я знал, что ее там кто-то ждет.
– Из-за этой вещицы? – спросила я, протягивая ему кулон.
– Конечно. Я всегда мечтал, что тебя найдут и вручат ключ от банковской ячейки. Но прошло столько лет… Я уже потерял всякую надежду.
– Маму звали Вайолет Добс, а не Вайолет Скай, поэтому потребовалось столько времени.
– Правда? – оживился Лео. – Я никогда прежде не слышал этой фамилии.
Тут вмешался Том и задал вопрос, который уже крутился на языке у меня самой.
– А что именно Вайолет помнит из прошлой жизни?
– Плохие вещи, очень плохие, – хозяин дома непроизвольно сжал кулаки. Отчим насиловал ее, поэтому в четырнадцать она сбежала из дома. Дальше никаких воспоминаний. Думаю, из-за травмы головы.
– Это правда, – признала я. – Отчим ее насиловал. В итоге она забеременела.
– Тобой? – спросил Лео, и эта догадка отразилась болезненной гримасой на его лице.
– Я узнала об этом совсем недавно. От своей бабушки, матери Вайолет. Но тогда она ни о чем не подозревала, – быстро добавила я.
– Сплошные трагедии, – вздохнул Лео, обхватив голову руками.
– Вайолет знает о вашей поездке в Англию? – спросил Том.
– Нет, я не рассказывал ей об этом. Она уверяла, что кулон ей не принадлежит. Не помнила никакой Тары. И прошлое ее только пугало. Очень пугало.
Я вновь взглянула на письмо, перечитывая концовку.
– То есть, если я правильно понимаю, в восемьдесят первом вы отправились в Лондон на поиски близких Вайолет, но ей ничего об этом не сказали?
– Именно так. Не знаю, почему, но у нее сохранились лишь кошмарные воспоминания. Дочери она не помнила.
– Закон Рибо, – сказал Том.
– Что это? – нахмурился Лео.
– Ретроградная амнезия. Разрушаются свежие воспоминания, а старые сохраняются. Такое случается при травмах головы. Я читал про одну американку, которая поскользнулась в супермаркете на раздавленном помидоре и упала. Из-за ушиба мозга она не могла припомнить последние двадцать лет своей жизни, включая рождение троих детей, – мой друг виновато пожал плечами. – Я немного изучил эту тему.
– Спасибо, Том.
Я посмотрела на брата Исидора. Трудно было называть его по-другому. С момента получения письма он представлялся мне стариком с бритой головой, облаченным в мешковатую серую робу.
– Брат Исидор, – начала я. – Простите… Лео. Выходит, вы так и не приняли постриг?
– Это было невозможно, Тара. К тому моменту Вайолет прожила в монастыре три года. Мы стали близки. Я любил ее так, как не позволительно любить монаху, если вы понимаете, о чем я, – его оливковая кожа вспыхнула на щеках. – Я надеялся, что Господь простит меня и спасет, но это сделала она. Заставила меня простить себя самого. Признать, что смерть брата была трагической случайностью.
– И вы вернулись сюда?
– Нет-нет. Это было невозможно. Слишком тяжелые воспоминания. И не думаю, что родители хотели меня видеть. Да еще Габриэла, девушка, которую я оставил, жила рядом. Не мог же я исчезнуть из ее жизни, а спустя три года вернуться с другой женщиной. Мы отправились на юг. Я устроился работать кузнецом, а Вайолет
