Перед закатом, на четвертый день пути, обогнув последний мыс, Кендыри остановился: ущелье перед ним расступилось. Вправо от реки, медленно поднимаясь, похожая на дольку гигантского яблока, простиралась сиатангская долина: пустырь, загроможденный камнями, за ним - селение, еще выше - черная башня крепости... Берег, что тянулся сейчас по левую руку Кендыри, вставал прямо от воды величественной осыпью, сходящейся конусом под верхними зубцами горного хребта.
Кендыри присел на камень и принялся разглядывать раскрывшийся перед ним ландшафт так сосредоточенно и внимательно, словно видел его впервые в жизни. Смотрел налево - через реку, на осыпь, примеряясь глазом к каждой выступающей из нее скале, что-то в этой крутизне определяя. Смотрел направо, правей пустыря, на зигзаги тропинки, ведущей к перевалу Зархок. Скользил взглядом по зубчатой кромке обступивших селение гор. Смотрел вперед, на мыс, замыкающий сиатангское ущелье, позади крепости...
Казалось, ему нужно было запечатлеть в памяти каждый изгиб горных склонов, каждую бороздку, по которой можно было бы подняться из Сиатанга к вершинам хребтов или спуститься от них к селению.
Он что-то рассчитывал, молча и неторопливо, и закрывал глаза, словно запоминая в уме план местности.
Наконец Кендыри встал и, превозмогая усталость, двинулся дальше. Над лавкой купца колыхался в легком ветерке красный флаг. Прежде чем подойти к дверям, Кендыри обошел дом купца. Убедившись, что никто за ним не наблюдает, отодвинул деревянный засов, заглянул внутрь лавки. В помещении было пусто, на полу лежал старый, отобранный у купца ковер. Закрыл дверь, помедлил в раздумье и направился к дому Бахтиора. Долго поднимался по тропе, огибающей гряду скал. Миновал пролом ограды, остановился, ища взглядом людей.
Из дома вышел с большим деревянным циркулем в руках Шо-Пир, такой, как всегда: в защитной гимнастерке, в старых, заплатанных сапогах. Он затеял новое дело - решил выстроить рядом с домом Бахтиора большой дом для школы. Составил план и теперь шел вымерять выбранную им для расчистки от камней площадку.
Придав лицу безразличное выражение, Кендыри направился прямо к удивленному его появлением Шо-Пиру.
- Здоров будь, почтенный Шо-Пир! - касаясь ладонями груди и лба, низко поклонился Кендыри. - Давно не видел меня!
- Думал, и не увижу, - равнодушно промолвил Шо-Пир. - Один?
- Конечно, один, кого еще надо?
- Да тебя и одного достаточно... Что же не остался там?
- Разве ты, Шо-Пир, забыл тот наш разговор? Нечего делать мне там!
- Зачем же тогда уходил?
- Ай, Шо-Пир, разве бедный человек может всегда делать, что хочет? Вот смотри!
Кендыри сунул руку под халат, вынул и потряс на ладони маленький кожаный мешочек.
- Что это?
- Богатство мое, Шо-Пир. Трудно бедняку заработать, но вот восемь монет за большие труды. Когда купец уходил, я хотел здесь остаться. Очень противно было мне смотреть на купца, злой он был, слюной брызгал от злобы. Но ты помнишь. В тот день зима началась. Уходит купец, говорит: мало осталось у меня, пешком ухожу, прах земли этой от ног своих отряхну, но одному идти страшно и не унести все на своих плечах. Иди со мной носильщиком, хорошо заплачу. Знаешь, Шо-Пир, денег много еще у него оказалась, из земли выкопал, потом уж я это узнал, за Большой Рекой, в Яхбаре. Вот, сын собаки, мерзавец! Я все-таки не хотел идти, он говорит: десять монет дам. Неслыханные деньги для таких бедняков, как я! Подумал я: что плохого, если бедняк заработает десять монет? Пошел с ним. Вернуться уже нельзя было: зима. Весны ждал, вот, тропа еще не совсем открылась - я здесь. Никуда больше не хочу отсюда... Бороды буду брить, возьму работу, какую скажешь.
- Н-да... - протянул Шо-Пир. - Ну что ж, твое дело. Жить где намерен? В лавке купца теперь школа у нас.
- Хорошее дело - школа! Где скажешь, Шо-Пир, там жить буду. В ослятне рядом с лавкой нет школы
- В ослятне нет, - нахмурился Шо-Пир. - Ну что ж, живи там, если грязь не страшна тебе.
- Выбросить можно грязь. Спасибо, Шо-Пир, какое еще жилье бедному брадобрею нужно? За Большой Рекой еще хуже жил, здесь проживу, дом себе из камней сложу... Может быть, побрить тебя нужно?
- Нет уж, сам...
- Твоя воля... Пойду я. Спать очень хочу, четыре дня вместо двух шел, такая сейчас тропа...
- Очень испорчена? - заинтересовался Шо-Пир. - Ну-ка, расскажи, где и что там обрушилось?
Кендыри подробно перечислил все повреждения на тропе и в заключение осведомился:
- Чинить будем, Шо-Пир?
- А как же! Каждый год чиним.
- Вот хорошо это! Мало ли путников захотят пройти, голову сломать можно... Прости, почтенный Шо-Пир, помешал я твоей работе, пойду. Спасибо, спасибо!
И, мелко кланяясь, прижимая ладонь к груди, Кендыри долго пятился, прежде чем повернулся к Шо-Пиру спиною. Затем неторопливой, усталой походкой направился вниз, в селение. Наступала вечерняя темнота.
"Черт его знает, не нравится мне этот тип! - озабоченно размышлял Шо-Пир. - Нелегкая его принесла. Была б граница закрыта, не позволил бы я никому шляться взад и вперед. Жаль, от меня это не зависит!"
Повернулся, подумал, что продолжать в темноте работу уже не стоит, и пошел в дом сказать Бахтиору, что в селение снова явился Кендыри.
5
Ночь, темная и безлунная, застала Кендыри в старой башне у Бобо-Калона. Мигающий огонек светильника играл густыми тенями на стенах убогого жилища ханского внука. Квадратное помещение внутри башни походило на большой и мрачный склеп. Живя в нем, Бобо-Калон не сделал решительно ничего, чтоб скрасить суровую неприглядность толстых и глухих каменных стен. Старинная кладка основания башни местами расселась, щели между камнями были оплетены паутиной... В одной из этих щелей Кендыри, разговаривая с Бобо-Калоном, заметил м аленькую головку змеи, - ее внимательные острые глазки, не мигая, глядели на Кендыри, и он думал, что старик, вероятно, к этой змее привык, может быть, приручил ее, иначе она не выглядывала бы из щели так спокойно и равнодушно.
Придя ночью к Бобо-Калону, Кендыри не спрашивал его, как провел он минувшую зиму: весь облик исхудавшего, похожего на мумию старика говорил о его жизни. Старик принял Кендыри внимательно, почти милостиво, - Бобо-Калон знал о Кендыри больше, чем знали другие сиатангцы, и потому заговорил с ним, как с равным. Прежде всего старик рассказал, что его сокола зимой разорвали волки. Однажды утром, открыв дверь башни, Бобо-Калон увидел в снежных сугробах четырех матерых волков, потерявших от голода всякий страх. Может быть, они ждали утра, что напасть на него самого? Прежде чем Бобо-Калон успел закрыть дверь, сокол вылетел и, то ли вспомнив свои старые охотничьи повадки, то ли защищая хозяина, кинулся на волков. Вцепился когтями в загривок самого сильного и долбил его мозжечок до тех пор, пока не был сожран, с клювом и перьями, собратом ошалевшего волка.
Бобо-Калон рассказал об этом негромко и спокойно.
Скрестив ноги на рваной кошме, Кендыри и Бобо-Калон сидели лицом к лицу. Светильник, поставленный на выступ стены, освещал с одной стороны их лица, и огромные тени их фигур переламывались на неровных камнях противоположной стены, но были почти неподвижными, потому что собеседники только изредка чуть-чуть наклоняли головы.
Кендыри высказал все, что ему было нужно, и теперь ждал ответа, но Бобо-Калон, повергнутый его предложением в большое раздумье, все еще говорил о другом, и Кендыри слушал, не перебивая, почтительно, как будто в самом деле рассуждения старика представлялись ему мудрыми и важными.
- Что думали те, - говорил Бобо-Калон, - кто, одержимый заразою беспокойства, приходил к нам, чтобы завоевать наши земли? Они приходили и уходили: наши горы, ветры, снега и реки, наше острое солнце были сильнее их. Они строили крепости, брали у нас рабов, грабили наши селения, которые были близко от их крепостей, делали нам худое. Так поступали предки Азиз-хона и эмирская власть, а еще раньше - те, поклонившиеся огню, а до них - уйгуры. У них было оружие - у нас его не было. Мы говорили, что мы покоряемся им. Мы отдавали им кое-что от нашей бедности, - дьявол с ними, пусть отдавали, как маленькое наказание за наши грехи, их тоже присылал к нам бог. Но у себя, в своих домах, в своих ущельях, у своих рек, до которых им не добраться, мы жили, как прежде, - разве могли они хоть что-нибудь изменить в Установленном? Зараза их беспокойства не трогала нас! Согласен ли ты со мною?
- Говори, Бобо-Калон, я слушаю... - глядя на головку полузакрывшей глаза змеи, произнес Кендыри.
- Ты сам знаешь, как это было: придет к нам человек от их власти, - дай ему десять баранов, дай несколько коров, корми его, принимай, прикладывай к сердцу обе ладони, говори ласковые слова, улыбайся заодно с ним, проводи с поклонами до поворота тропы. А потом плюнь на землю, вымой руки в чистой воде, проси пира помолиться за тебя, раздели убыток на всех по закону нашему и забудь пришельца. Целый год пройдет, пока он явится снова, ломая себе ноги на наших тропинках.
