чтобы он показал на того, кто будет владеть молотком. Молоток очень долго принадлежал Ишу, и он не видел причин, почему должен отдавать его. Но эти юноши так больно щиплются! Иш с трудом двинул рукой и показал на того, кого зовут Джек.
Джек схватил молоток и выпрямился. Остальные трое отступили от него немного, и Иш почему-то пожалел юношу, кому достался молоток.
Но во всяком случае юноши успокоились, когда стал известен новый владелец молотка, и оставили Иша в покое.
Теперь Иш сидел спокойно, и у него было ощущение, что он сделал в этом мире все, что должен был сделать. И это вселило в него покой. Иш умирал на этом мосту и знал это. Он помнил, что много людей умерло на этом мосту. Он мог умереть здесь много лет назад от какой-нибудь катастрофы. Но так не случилось, и вот он умирает сейчас. Так или иначе — какая разница. Иш припомнил строчку из какой-то книги, которую он читал в те далекие времена, когда читал много книг. Люди уходят и приходят… — но дальше он не мог вспомнить, а без продолжения фраза была абсолютно бессмысленной.
Он посмотрел на молодых людей, хотя туман перед глазами мешал ему смотреть. Юноши стояли полукругом возле него и смотрели на него. Они были моложе его по возрасту, а по развитию на много тысяч лет моложе, чем он. Он был последний из старых, они были первые из новых. Однако Иш не знал, пойдут ли новые по тому пути, по которому шли старые. Зато он был уверен, что совсем не хочет, чтобы этот круг повторился. Он помнил, что требовалось для построения цивилизации: рабство, насилие, войны, подавление личности.
Сейчас Иш уже смотрел не на юношей, а на мост. Скоро он умрет, и он чувствовал себя родственником не этих молодых людей, а этого старого железного моста. И мост, и он сам были частью цивилизации.
Невдалеке Иш увидел автомобиль, вернее, то, что осталось от него. Он вспомнил тот маленький автомобильчик, который простоял здесь все эти годы. Краска уже полностью облезла с него, шины спустили, рессоры просели, так что машина стояла почти на земле. Вся крыша была белой от птичьего помета. Странно, но он даже вспомнил фамилию владельца: Джеймс Робсон, а между ними то ли «Е», то ли «Т», то ли «П». А жил он на какой-то улице Окленда.
Но Иш задержался взглядом на машине лишь ненадолго. Теперь он посмотрел выше и увидел высокие башни моста, толстые цепи. Эта часть моста, казалось, была в хорошем состоянии. Видимо, он еще долго простоит здесь и переживет не одно поколение людей. Все было покрыто ржавчиной, но он знал, что это только на поверхности. Вершины башен, однако, были не ржавыми — они были белыми от птичьего помета. Поколения морских чаек оставили здесь свои следы.
Да, мост, конечно, простоит еще очень долго, но ржавчина проникает все глубже и глубже. Когда-нибудь землетрясения поколеблют опоры, и в один прекрасный день все это сооружение рухнет вниз. Как и любое создание человека, этот мост не сможет существовать вечно.
Иш закрыл глаза, пытаясь представить себе всю картину холмов, окружающих гавань. Повернуть голову у него не было сил. Они наверняка не изменились со времени гибели цивилизации.
Открыв глаза, он рассмотрел на горном хребте две заостренные вершины. — Женские Груди, — так когда-то назывались они. И Иш вспомнил Эм, а затем вспомнил свою мать. Земля, Эм, мать — все смешалось в его умирающем мозгу, и он захотел вернуться к ним.
— Но нет, — подумал он, немного погодя. — Я должен умереть, как жил: при свете своего разума. Эти холмы, имеющие форму грудей, вовсе не похожи на мою мать или на Эм. Они примут меня, примут мое тело, но они не любили меня. К тому же я, изучавший землю, знаю, что сами холмы, хотя люди называют их вечными, постоянно меняются.
И все же старый и умирающий человек должен был на что-то смотреть, опираться взглядом. Он должен найти что-то постоянное, неизменное. Ему уже было холодно до пояса, а пальцы рук онемели. Зрение стало изменять ему.
Он старался всмотреться в отдаленные холмы. Он очень старался. Он боролся. Он не смотрел в прошлое, а смотрел в будущее. Какая теперь ему разница?
Нет, конечно, не было разницы. Он должен был отдохнуть и должен вернуться в холмы. И они — конечно, по сравнению с жизнью человека — долго будут неизменными. И то, что форма холмов напоминала женские груди, может, тоже имеет особый смысл для него?
И затем, хотя он уже почти ничего не видел, он снова взглянул на юношей. — Они предадут меня земле, — думал Иш. — И все же я тоже предам их земле. Это, пожалуй, единственное, для чего люди живут. Люди уходят и приходят, но земля пребывает вовеки…
This file was created with BookDesigner program bookdesigner@the-ebook.org 06.11.2024
