Ночью я проснулся от шума драки. Внизу, в моём гадюшнике, вовсю шла месиловка. Вмешиваться я не стал: пускай порезвятся, уроды, коли приспичило. Кто там кого метелил и за что, сказать было трудно, но ясно было одно: появление Зверя в "дружной" компании моих рабов нарушило былое единодушие, привело к расколу. Впрочем, какая мне разница? Какое мне дело до их разборок? Я - хозяин, и в междуусобицы моих рабов вникать не намерен. Пускай разбираются сами.
Наутро выяснилось, что Зверь собрал всё тряпьё в кучу, устроил себе лежанку, прямо посередине помещения, там, где посуше, и теперь дрых без задних ног, оглашая спёртый воздух погреба мощным храпом. Остальные рабы ютились по углам, но при моём появлении тут же вскочили на ноги и дружно проскандировали привычное утреннее приветствие. В знак поощрения я швырнул пацану очередную дозу его зелья; задвинувшись, он тут же скинул штаны и обречённо поплёлся к старику в его угол. Тот тоже сопротивляться не стал и оголил свой прыщавый зад. Да-а, великое дело - дрессировка!
В тот день я не стал лишать их воды. Зверя за один день не обломаешь, для этого нужно время. Подождём. Пусть пока пьют свою тухлую воду, хрен с ними.
Однако Зверю и на этот раз удалось показать свой норов. Едва только ведро с водой коснулось пола погреба, как этот боров ухватился за верёвку и с силой дёрнул её на себя. От неожиданности я едва не потерял равновесие и чуть было не сиганул вниз, но вовремя догадался выпустить верёвку из рук. Она скользнула в отверстие люка и бесформенным блином сложилась у ног Зверя. Он злорадно оскалился и сплюнул прямо в ведро. Потом уселся на полу, зажал ведро между коленей и принялся жадно пить. Пил долго, с перерывами, а напившись, отвалился на спину, однако ведро из ног так и не выпустил. Было ясно, что ни с кем делиться он не собирается. Что ж, он всё ещё чувствовал себя хозяином. Поглядим, что будет дальше.
Ведро он мне так и не вернул. Хорошо же, думаю, мы тоже не лыком шиты. Хрен вы теперь от меня что получите! Сказано - сделано. На следующий день ни питья, ни жратвы я им не дал. Ничего, поголодают денёк-другой, посговорчивей будут.
И в ту же ночь Зверь лишился своей власти. Я это понял поутру, едва открыл люк в гадюшник.
Зверь, крепко связанный по рукам и ногам моей же верёвкой, лежал на полу и дико вращал глазами, а четверо других рабов, пустив ведро по кругу, допивали остатки воды. Воды было совсем чуть-чуть, всё остальное вылакал этот непокорный дебил, возомнивший о себе хрен знает что. Опорожнив ведро, трое рабов разбрелись кто куда, а четвёртый, старик, остался у люка. Задрав голову, он крикнул:
- Эй, хозяин, забирай свою посудину! - и швырнул пустое ведро мне наверх. Я едва успел его поймать.
Ума не приложу, как им удалось связать Зверя? Наверное, шарахнули чем-нибудь по башке - он и отключился. А теперь поочерёдно дежурят возле него, чтобы он, не дай Бог, не развязался. Тогда им точно каюк. У этого выродка достанет ума переломать кости своим сокамерникам.
Так прошло несколько дней.
В середине августа зарядили дожди, уже по-осеннему холодные, колючие. Я раздобыл для себя телогрейку да пару старых ватных одеял, а на ночь теперь включал электроплитку. Не замерзать же мне в этой конуре! Пора было подумать и о предстоящей зимовке.
Зверя так и держали связанным, изредка пихали ему в рот нечищеную картофелину да заливали туда же кружку-другую воды. Тряпьё из-под него давно уже вынули и снова растащили по углам. Я смотрел на всё это сквозь пальцы: пускай сами разбираются. Мне-то какое дело?
Старик неожиданно захворал. Стал харкать кровью, ночи напролёт тяжело, надсадно кашлял, а в перерывах между приступами кашля хрипло матерился. С каждым днём ему становилось всё хуже и хуже. А одним пасмурным утром его нашли мёртвым.
Закопал я его там же, где и девчонку. Земля была влажной, податливой, копалось легко и споро. Всё было кончено в какие-нибудь полчаса.
А на следующий день меня ждал сюрприз: Зверя освободили от верёвок. Не знаю, как тем троим удалось его уломать и что они там ему наплели, но вёл он себя смирно, с кулаками ни на кого не лез и по отношению ко мне открытой враждебности не проявлял. Может, смерть старика напомнила ему о бренности и его собственного существования? Словом, присмирел мужик. Правда, в хоре общего приветствия его голоса я так и не услышал, но прогресс всё же был. Пройдёт ещё несколько дней, и он у меня тоже запоёт. Как пить дать, запоёт, никуда не денется. А нет, так пусть пеняет на себя. Я с ним цацкаться не собираюсь.
Если бы я только знал, что затевается там, внизу, я не был бы таким легковерным. Может быть, жизнь моя сложилась бы совершенно иначе. О, если бы я только знал!..
Всё пошло как и прежде, по заведённому ранее порядку. Я восстановил график кормёжки, прикупил ещё один мешок картошки (уже четвёртый), достал несколько ампул дури для моего любителя словить кайф. Дополнительно приволок для рабов кое-какого тряпья - как-никак зима на носу.
К концу августа снова по-летнему распогодилось. Дожди прекратились, выглянуло солнце, вновь повеяло теплом уходящего лета. В один из таких дней как раз и произошло событие, которое разом перечеркнуло всё, чего я добился за последние месяцы.
Однажды ранним утром меня разбудили крики внизу. Я вскочил, не понимая, что случилось, и впопыхах распахнул люк.
Пацан, с зажатым в кулаке шприцем, корчился на полу и хрипел. Рядом стоял Зверь, чуть поодаль - бомж с бомжихой. Заметив меня, Зверь поднял голову.
- Пацан-то совсем плох. Укололся твоим дерьмом, ещё с вечера, а ночью скрутило парня, колотить начало. Что за дрянь ты ему подсунул?
Я пожал плечами.
- Как обычно. У тех же толкачей брал, что и всегда.
Он кивнул.
- То-то и оно. - Он помолчал. - Вряд ли до вечера дотянет.
Я не стал закрывать люк. Изредка наведывался к нему, заглядывал вниз. Парень продолжал биться в судорогах, замирая лишь на короткие промежутки времени. На душе было тоскливо. Если он загнётся, останется только трое. А ведь могло бы быть шестеро! Жаль, конечно. Придётся искать новых кандидатов, вдалбливать им правила поведения, лепить из них образцовых и послушных рабов...
К полудню пацан затих. Зверь пощупал его пульс, заглянул под веки.
- Готов. Отмучился. Спускай мешок.
Мешок я приготовил заранее. Предвидел подобный исход, и приготовил. Как обычно, спустил его на верёвке вниз. Зверь погрузил в него труп парня и махнул рукой.
- Вира!
Поднапрягшись, я вытянул мешок наверх. Захлопнул люк, прихватил лопату и поволок тело во двор. Копать начал в облюбованном мною месте, рядом с могилами девчонки и старика-бомжа. Земля всё ещё была сырой, уступчивой, лопата легко брала пласт за пластом, мягко входила в почвенный слой. Двадцать минут - и яма была готова. Пора было заканчивать эту неприятную процедуру. Я обернулся к мешку.
Мешок был пуст. Он оказался вспорот осколком стекла, которое валялось тут же, на траве. Торопливые следы от него, петляя, вели в сторону покосившегося забора и терялись в густом бурьяне.
Я сел. Внутри у меня всё как будто вымерло. В голове - ни мыслей, ни желаний. Ничего не хотелось делать. Всё пошло прахом. Меня обвели вокруг пальца, обвели легко, в наглую, как какого-нибудь желторотого юнца. Зверь ловко всё подстроил. Всё заранее просчитал, подбил на авантюру моих рабов и выиграл.
А я проиграл. Догонять того парня не хотелось. Бесполезно. Его уже и след простыл. Куда он побежал, не трудно было догадаться. Сейчас сюда нагрянут менты, закрутится обычная в таких случаях карусель. Бежать? Я не видел в этом никакого смысла. Зачем? Разве мог я что-нибудь исправить, изменить, теперь, когда всё рухнуло? Мною овладела апатия, полное оцепенение. Тело стало чужим, ноги не слушались. Я бы всё равно не смог убежать, даже если бы и хотел. А я не хотел. Пропади оно всё пропадом!..
Менты приехали уже через четверть часа. Сбежалось не менее полусотни, все в камуфляже, с "калашами". Окружили дом, обложили, словно дикого зверя. Скрутили, ткнули мордой в траву, на руках защёлкнули стальные браслетики. Всё профессионально, по сценарию. Я и пикнуть не успел.
Потом подняли, поволокли куда-то. В башке всё застлало сплошным туманом. Перед глазами мелькнул знакомый силуэт... да, это был он, тот парень-наркоман, что навёл на меня ментов. Он отчаянно жестикулировал, то и дело показывая рукой в сторону дома. Несколько человек ринулось к развалинам.
Не знаю, сколько прошло времени. Я потерял счёт минутам. Помню только, как возник передо мной Зверь, весь провонявший мочой и дерьмом. Бешеные выпученные глаза, прерывистое дыхание - и огромный кулак, который внезапно вырос прямо перед моим носом... Кулак, слишком хорошо мне знакомый ещё по зоне... Сильный удар... вспышка... боль... провал во тьму...
Всё, что было потом, уже неинтересно. Сначала следствие, допросы, очные ставки, опять допросы, потом судебное разбирательство, которое затянулось на целых три месяца. В содеянном я признался сразу, но потом замолчал и не раскрывал рта уже до того решающего дня, когда должен был быть вынесен приговор. Мне предоставили последнее слово, и я его сказал. Встал и попросил только одно: смерти.
