- Ну, а теперь - все еще боитесь?
- Да что вы! - смеется Лена. - Я тогда была еще очень молода, ничего не понимала, а сейчас совсем другое.
На ней красный вышитый кожушок и белая пуховая шапочка. Не отличишь, пожалуй, от наших девчат. И мне не верится, что Леночка была когда-нибудь еще моложе, чем сегодня.
- И правда, я тут очень повзрослела. Тут так быстро все меняется. Ну, а что до моей школы... Какие они славные, мой первый класс!..
"А ты-то какая славная!" - хочу я сказать, но говорю другое:
- Вы, Леночка, тут много хорошего сделали. Вас все любят.
И вот она снова смеется:
- Похвалите меня, похвалите. Я уже четыре месяца не была у мамы. А кто ж меня, кроме нее, похвалит?.. Может, и вас похвалить?
- Да что меня хвалить. Мы будем лучше дружить.
Ее рука опять в моей руке, я повторяю:
- Будем дружить?
- А мы ведь дружим уже, Василь.
И вот она у окна. Стучит в стекло. И, видимо чтобы напомнить о том, чего сегодня наверняка не будет, говорит:
- Спокойной ночи!
За дверьми послышались шаги: Нина шла открывать.
7
Леня Шарейка потом говорил, что тот наш сход, на котором организовался колхоз, походил на древнее побоище.
В старину это выглядело так. Встречались два вражеских стана и, выстроившись лоб в лоб на каком-нибудь историческом поле, выпускали вперед богатырей. Богатыри скрещивали оружие, а противники тем временем, наблюдая каждый со своей стороны за единоборством, наливались злобой.
А у нас не было разделения на два вражьих стана, потому что сидели мы в одном клубе, вперемежку. Правда, люди нашего стана сидели на сцене, за столом президиума, размещались на передних скамьях, чтобы лучше слышать, вообще чтобы быть ближе к тому месту, где сегодня решается наша судьба. "Вражеский стан", несравненно более слабый, держался преимущественно задних рядов. Оттуда, видите ли, удобней и крикнуть что-нибудь такое, что прямо в глаза не осмелишься сказать, оттуда и к дверям ближе... Промежуточный между этими двумя "станами" элемент - "колеблющиеся середняки" расселись по всему клубу, словно еще не выбрав места. Один из них, мой уважаемый зятек Михась, поглядывал на сцену как-то исподлобья. Валя сидела рядом с ним, и вид у нее был растерянный. И верно: здесь муж, там братья и большая часть деревни. Куда идти, нелегко разобраться. Да и разбираться не очень-то будешь: куда иголка, туда и нитка.
Не было у нас также и настоящих поединков. Нельзя же назвать поединком то, что во время серьезных выступлений то и дело бестолково впутывалась самогонщица Татьяна Скок, по-местному Тарадра, белобрысая тощая бобылка лет сорока с гаком.
А все-таки в сравнении Шарейки была некоторая доля правды.
...С докладом выступил один из представителей района, Кастусь Ячный. Второй представитель, главный агроном районного отдела сельского хозяйства Воробей, сидел рядом со мной за столом.
В простых, по-солдатски до глянца начищенных сапогах и темно-синей гимнастерке с орденской планкой Кастусь вышел из-за стола к трибуне, открыл свои записи и обвел взглядом присутствующих.
- Товарищи, - спокойно начал он, - прежде всего хочу сказать, что я, как человек свой, Заболотский, очень рад сегодня...
- Свой-то свой, а гляди, какой стал гладенький! На деньгах сидя, легко разговаривать! - застрекотала с места. Тарадра.
Докладчик помолчал, взглядом разыскал ее в толпе, и в нем явно проснулся дух Ячных.
- Я не злюсь без толку, Татьяна, - отвечал он с улыбкой, - потому, видишь, и поправляюсь. Спокойный человек воды напьется, и то ему на пользу. И ты поправишься, только тарахти поменьше.
- Сама себя загрызает со злости!.. Самогонки, видать, хлебнула свеженькой!.. Говори, Костя, ну ее! - послышались голоса.
- На-кось! Видал? - повернулась в ту сторону Тарадра. - Я знаю, куда вы гнете, не бойся! Дай мне такие деньги, то же самое скажу, и не хуже его.
Зять мой повернулся, сверкнул на Тарадру глазами я бросил:
- Ты, может, помолчала бы, дала б человеку сказать слово?
Это помогло. Тарадра взглянула на Михася, на костыли, стоявшие рядом с ним, что-то пробормотала и умолкла.
- Я очень рад, - снова начал Кастусь, - что наша деревня одной из первых в районе выходит на правильный путь. С этим я прежде всего и хочу вас поздравить от имени райкома партии.
Микола, Лена и Чугунок, сидевшие в первом ряду, дружно захлопали. Гаврусь Коляда сбоку поглядел на Лену, улыбнулся и загрохотал своими огромными плотничьими ручищами.
- Правильно сказано, - переждав аплодисменты, продолжал Кастусь, - что мы сильнее всех капиталистов, потому что сами управляем своим государством. Где это видано было, чтобы мы, простые люди, как говорится, от сохи, да сами управляли жизнью, были членами правительства? В Москве, в Верховном Совете страны, есть и наш представитель: березовский хлопец Герой Советского Союза Николай Шимук. Юрий Малевич, Павел Иванович Концевой - вот наши посланцы в Верховном Совете республики. И в местных Советах везде наши люди, которых мы хорошо знаем, которым мы верим, как самим себе...
- Поверили, как же, - снова отозвалась Тарадра.
- Трещит кулацкий автомат, - шепнул, наклонившись ко мне, Воробей. - По заданию, должно быть.
- Власть сегодня в руках народа, - спокойно продолжал докладчик, - он хозяин своей судьбы. Он знает, что единственно правильный путь к счастью, к зажиточной и культурной жизни для нас, крестьян, - это путь колхозный.
- А что, не говорила?! - чуть не подскочила на месте Тарадра. - Ходил, ходил кругом, да опять в дом. Так бы сразу и сказал! Люди сами понимают, не маленькие!..
Шарейка, который вел собрание, поднялся.
- Гражданка Скок, - сказал он, сдерживая улыбку, - чего ты все кричишь, скажи на милость? Кончит товарищ Костя Ячный - встанешь и скажешь, что хочешь сказать.
- А думаешь, не скажу? Ты, может, мне запретишь? Это вам не при панах теперь народу бедному свобода!..
- Ну ладно, ладно, - снова обернулся мой зять, и Тарадра опять угомонилась.
- Правильная политика нашей Коммунистической партии, - спокойно продолжал Кастусь, - политика всемерного развития индустрии и коллективизации сельского хозяйства - оправдала себя полностью. Благодаря этой политике советский народ победил в войне и теперь восстанавливает, строит, уверенным шагом идет к светлым дням коммунизма. Мы, жившие под властью панов, на целых двадцать лет отстали от нашей Советской родины. Нас разделяла граница. За то, чтобы не было этой границы, мы боролись когда-то с панами. За нашу отчизну, плечом к плечу со всем советским народом, мы воевали недавно с фашистами. А теперь мы не хотим, чтобы наши западные области плелись в хвосте, чтобы и сейчас еще существовала какая-то межа... я хочу сказать - какая-то разница между нашей жизнью и жизнью всей страны.
- Неплохо говорит, - снова наклонился ко мне Воробей.
- Как будто ничего.
Ведь это тот самый Костик Ячный, с - которым мы вместе пасли коров, вместе когда-то тайно слушали Минск и Москву, разделив на двоих наушники детекторного радиоприемника, вместе потом, в дни великой радости, делили панское поле. "Боевой был партизан", - говорят о нем товарищи. И сейчас хороший работник. Не в отца солидный и неразговорчивый, Кастусь не стал кабинетным сухарем.
После доклада начались выступления. Лучше всех было слово Шарейки и старой Зозулихи.
- Кто еще хочет сказать? - спросил Шарейка. - Больше никто? Татьяна, ты же все время рвалась.
- Захочу - скажу, у тебя не спрошусь! - отрезала Тарадра.
- Вот видишь!.. Все люди как люди, а ты... Как это говорят: "Весна, весна! Все люди ткут кросна, а моя Шеша все еще лен чешет".
- Пускай у того язык отсохнет, кто чешет! Я правду говорю, я за народ!
Дружный смех прокатился по залу.
- Знаем мы, за какой ты народ! - отозвался Шарейка. - Твой народ не дурак, сам не будет брехать. Копейка, правду я говорю? А ты не прячься за спины, взгляни хоть разок на людей! Мы тебя сколько времени хлебом кормим, а ты нам за это хоть словечко скажи. Как по-твоему: вступать нам в колхоз или нет?
Копейка сидел на одной из задних лавок, ближе к двери. От слов Шарейки он пригнулся, но теперь уже деваться было некуда: все смотрели на него.
- Ну, видишь, - говорил Шарейка. - Вдруг и голос пропал у тебя, как у жабы зимой. Ты только по углам шептать мастер.
- Ишь пристал! - не выдержала Тарадра. - Чего ты привязался? Да вы тут хоть передеритесь меж собой, а он чужой человек!
- Мы знаем, что чужой. Только тебе он, видно, свой...
- Вместе градусы выжимают!.. Примак - пришей кобыле хвост!.. выделялись в общем шуме голоса.
И тогда произошло чудо: Копейка встал и заговорил.
- Вы надо мной, товарищ Шарейка, зря насмешки строите, - сказал он, поглядывая исподлобья. - Я всегда говорил и теперь говорю, что в колхозы вступать надо. Колхозы везде, и такой есть порядок советской власти.
- Ну вот видишь, - поддержал его Шарейка. - Как батюшка говаривал: "И отверзлися небеса, и послышались голоса!" Все твои свояки, Копейка, говорить, конечно, не будут. Пан Шпек, я гляжу, на двор потихоньку подался. Как раз теперь ему приспичило. Зато Ганна Носик скажет нам веское словцо. Как там, Ганночка, по священному писанию, скоро будет война?
