- Какие еще духи! - возмутилась мама, - От горшка два вершка, уже духами интересуются!
- Тогда, зачем ей Лермонтов? - спрашивал я. - Она его в школе проходила!
Папа что-то тихо шептал маме, когда она выходила в другую комнату.
Она громко отвечала:
- Духи не дам! Из чисто педагогических соображений. Я против таких подарков.
- А книжки не новые, - привел я новый довод, закатывая перед зеркалом рукава сорочки. Тут папа взял мамину сторону.
- Ты не прав. Книжки хорошей сохранности, и совсем не обязательно, чтобы они были новые.
Пришлось пойти с Лермонтовым. Завернули оба тома в белую бумагу, перевязали ленточкой.
Мама осмотрела меня в последний раз и осталась довольна, Но я-то знал, что в сорочке и галстуке похож на пугало.
- Что-то у нас на пустыре милиционеры в штатском дежурят, из угрозыска, сказала вдруг на дорогу мама. - Следят за кем-то.
- Откуда ты знаешь? - спросил я.
-Видела. Я же их всех знаю.
- Наверное, ищут, кто револьвер у милиционера свистнул.
- Наверное, - согласилась мама, вздохнула и поцеловала меня в лоб. - Ну, иди...
И я пошел через пустырь, припрятав под сорочку книжки на тот случай, если напорюсь на кого-нибудь из наших.
У Нелиных дверей я их вытащил, заправил сорочку, пригладил волосы.
Неля была в новом платье. В руках она держала нож. Увидев меня, рассмеялась:
- Ты опаздываешь... Все уже собрались.
Я поздравил ее и сунул в руки Лермонтова.
В коридоре, кроме нее, была еще тетя Аида. Они делали бутерброды из любительской колбасы и сыра и складывали в большие тарелки. Тетя Аида спросила, как идут наши занятия. Я сказал, что хорошо. Неля подтолкнула меня к двери в комнату, за которой были слышны голоса и музыка. Я открыл дверь и вошел.
- Это наш сосед, - сказала с порога Неля. - Зовут его Эльдар, - и закрыла дверь.
Я по очереди пожал всем руки. Те двое, которых мы били на пустыре, не пришли. А может, она их не пригласила.
Поздоровавшись со всеми, я отошел к столу около окна, на котором стоял портрет Нелиной тети. Большого стола под абажуром не было, потом я увидел, что он лежит ножками вверх на кроватях на другой половине комнаты, за занавеской. Его убрали, чтобы освободить место для танцев.
Гости, видимо, друг друга знали. Двое парнишек лет по семнадцати и две девочки играли во "флирт". Одна парочка возилась с патефоном и пластинками, другая о чем-то негромко беседовала рядом с буфетом. Ребята все выглядели года на два-три старше меня. У некоторых даже усы росли. Я был ниже всех ростом и хуже всех одет.
На диване обменивались карточками и громко называли камни топаз, аквамарин, бриллиант, рубин и т. д.
Я сел на стул, взял а руки портрет Нелиной тети и принялся разглядывать, будто увидел его впервые.
Неля и тетя Аида принесли тарелки с бутербродами, винегрет, холодец и бутылку вина. Для портрета места на столе не осталось, пришлось поставить его на буфет. Я отошел к дивану, чтобы не мешать им хозяйничать. И от нечего делать стал наблюдать за тем, как "флиртуют" четверо. Они на меня не обращали внимания и даже не предложили сыграть с ними. Я бы все равно отказался, но, если бы они были воспитанными людьми, могли бы и предложить.
Неля и тетя Аида опять ушли в коридор и закрыли за собой дверь. Я подошел к патефону, завел его и поставил какую-то пластинку. Те двое, которые уже давно перебирали пластинки, посмотрели на меня недовольно, но ничего не сказали.
Пришли еще два парня. Неля впустила их в комнату, сказала, чтобы познакомились, кто незнаком, и позвала тетю Аиду.
Оказалось, что парии незнакомы только со мной и с рыжей девчонкой, игравшей во "флирт". Одного парня звали Фуад, другого - Котик.
Вошла тетя Аида, уже без фартука, попросила выключить музыку. Я остановил пластинку.
- Дорогие гости, - сказала тетя Аида, - вы знаете, что сегодня Нелечке исполняется пятнадцать лет. Здесь собрались ее близкие друзья. Я вам мешать не буду, но хочу предложить первый тост за Нелино здоровье, а потом веселитесь, как хотите,
- Мама уходит, - объяснила Неля.
- Прошу всех к столу, - сказала тетя Аида. Все подошли к столу, взяли по бутерброду. Тетя Аида налила в стаканы понемногу вина.
- Доченька, будь счастлива, - сказала тетя Аида, чокнулась с Нелей, поцеловала ее и ушла. И все чокнулись с Нелей.
Начались танцы. Все танцевали без передышки. А я сидел на стуле у буфета и опять рассматривал портрет Нелиной тети.
Один раз Неля, танцуя, нагнулась ко мне и спросила, почему я не танцую. Я сказал, что не хочется.
- Не умеешь, что ли?
- Нет.
- Ну это же легко. Надо научиться. Она посмотрела на портрет и улыбнулась,
- Очень нравится?
Я не успел ответить, потому что она повернулась в танце и между нами оказался парень, с которым она танцевала...
Я съел еще два бутерброда, почитал "флирт". Он был такой же, как у нас дома, только в нашем вместо драгоценных камней стояли названия цветов.
Я вышел в коридор. На часах с гирьками, висевших в углу, было девять. Уже два часа продолжался этот день рождения. Я походил по коридору. Мое отсутствие никто не заметил. Я подождал немного, но меня так и не позвали назад.
Я тихонько отворил наружную дверь и вышел во двор. Домой идти не хотелось. Я решил посмотреть, дома ли Юрка.
Уже давно отменили затемнение в городе, но ни в одном окне не было света. В Юркином тоже. Я хотел сесть на скамейку под абрикосовым деревом и вдруг почувствовал, что на ней уже кто-то сидит. Вернее, услышал чье-то дыхание. И тут только заметил, что на другом конце скамейки, привалившись спиной к дереву и поэтому в темноте сливаясь с ним, спит человек. То, что он спит, я понял по дыханию. Он даже сопел немного.
Не знаю почему, но я сразу подумал, что это дядя Христофор. Может быть, потому, что от него пахло краской. Это действительно был он. Пахло не только краской, но и водкой. Видно, дядя Христофор решил по случаю дня рождения Нели поддать немного, а теперь ждал во дворе, когда разойдутся ее гости.
Это было вчера...
А сегодня вдруг на пустыре раздался мотоциклетный треск. Я собирался весь день не выходить из дому, но тут не выдержал. Быстро натянул брюки, завернул в газету жареную картошку, которую оставила для меня мама на сковородке, схватил кусок хлеба, вареное яйцо и побежал.
Тетя Сима, мать Лени, развешивала белье. Я поздоровался с ней на ходу,
- Что же ты друга своего не навестишь? - спросила она. - Плохие вы товарищи.
- Я же не знал, что он болен...
- Не в этом дело, Эпик. Ты сам знаешь, о чем я говорю. Так друзья не поступают... Я молчал.
- Ну, ладно, - вздохнула она, - хотя бы зайди к нему... Леня лежал на кушетке, у него была температура.
- А-а, это ты, - через силу улыбнулся он мне.
- Я не знал, что ты больной.
- Уже два дня. Температура высокая.
- Я не знал.
Он смотрел на меня с надеждой. Ждал, что ему скажу.
- Ты понимаешь, - сказал я, - Гусик отказался поговорить за тебя с Хорьком, поэтому они опять тебя топили.
- Понимаю.
- Но я сам поговорю с Хорьком, - сказал я, - обещаю тебе... Сегодня же поговорю.
По-моему, он не поверил мне.
- Я все время лежу и думаю, почему они меня топят? - вздохнул он. - И догадался наконец... Ведь если мы пойдем в яхт-клуб, кончится власть Хорька. Там же все по-другому будет, по справедливости Вот почему он приказал, чтобы меня топили. А я понять не мог...
- Я поговорю с ним. И еще приду к тебе.
- Если сможешь, приди, - попросил он.
- Обязательно, - пообещал я еще раз и пошел на пустырь. Ребята кучей столпились недалеко от каланчи (оттуда же несся мотоциклетный треск). Потом они расступились, и я увидел Пахана верхом на зеленом мотоцикле "харлей". На заднем сиденье сидел Хорек. Они промчались мимо меня и начали давать по пустырю круг за кругом. А мы все бегали за ними и орали от восторга.
- Это наш мотоцикл! - крикнул мне Рафик. - Пахан купил его по дешевке. Теперь у нас будет свой мотоцикл.
Пахан дал еще один круг и остановился. Хорек соскочил с заднего сиденья. Началась страшная толкотня. Всем хотелось занять его место. Оно досталось Гусику, и Пахан опять понесся по пустырю.
- Видал? - сказал мне Хорек. - Настоящий "харлей". Каждый даст по двести рублей, и он будет нашим. Что ты принес?
Я отдал ему сверток, и он положил его в свой мешок, где уже лежали завтраки остальных ребят.
После Гусака прокатился Расим. Потом опять началась давка, но Пахан объявил перерыв и слез с мотоцикла.
Хорек к тому времени разделил еду, и мы сели завтракать.
Хорек сказал, что на мотоцикле будут кататься только те, кто не нарушает дисциплину в отряде.
Я спросил, где мы возьмем по двести рублей.
Хорек посмотрел на меня недовольно.
~- Конечно, сразу трудно достать столько денег, но собрать мокко, - сказал он. -^ Всем дают деньги на кино, семечки. Или
продать что-нибудь можно, какую-нибудь вещь ненужную. - Он опять посмотрел на меня. - Вот, Элику, например, легче, чем другим: у него и отец зарабатывает, и мать. Он, правда, больше всех кричит. Другие ребята, у которых дома, может, жрать нечего, молчат, а он кричит, будто самый бедный...
