- По-моему, вы неплохо устроились, даже шикарно, я бы сказал, для такой глубинки. - И, выждав минуту, спросил: - Вы, доктор, замужем?
- Нет...
- Вот это плохо. С мужем вам было бы здесь лучше, семейным людям всегда лучше.
И тут она с удовольствием поймала его на слове:
- Вы, конечно, судите по себе?
- Как сказать, ведь и у нас временами бывает тихо. Совершенно зря вы не выходите замуж...
Она громко рассмеялась и перевела разговор на другую тему:
- Какая печаль заставила вас отпустить эту страшенную бороду?
- Был долгое время в лесу, забыл захватить бритвенный прибор, вот она и выросла у меня, а теперь жаль расставаться.
- Просто ужасно! Как это вас целует Клава?
- Она меня давно уже не целует, - в свою очередь засмеялся Медведев.
- Я бы тоже не могла...
- И совершенно напрасно!
Ольга погрозила ему.
- Ничего себе темочку выбрали для разговора! - сказала она, краснея. - Если бы только слышал это ваш приятель.
- Юра? Он замечательный парень! - сказал Николай. - Прошу вас, Ольга Игнатьевна, не давайте ему здесь скучать, получше смотрите за ним. - Он глянул на часы, встал. - Ну, мне пора. Спасибо вам за все, и особенно за Юру и за чудесный чай с вареньем из шикши. А наш инцидент будем считать исчерпанным. Погорячился.
- Ничего, Николай Иванович, я не обиделась. Приезжайте, только, пожалуйста, без бороды. Ладно?
Быстро убрав со стола, Ольга разделась, легла, но сон долго не приходил. Тогда она решила немного почитать, но никак не могла сосредоточиться. Вспомнив, что обещал приехать Аркадий Осипович, она подумала: какую цитату из своего любимого Вильяма Шекспира приготовил он для нее - обидную или необидную? Ведь на все случаи жизни у него имеется какая-нибудь меткая цитата. Однажды, когда Ольга зашла к нему, он усадил ее напротив и заставил выслушать длинную сцену из "Короля Лира".
- Вот это, я тебе скажу, страсти! Не то что у нашего брата эскулапа!
Незаметно для себя она уронила книгу и уснула крепким сном очень усталого человека.
4
Уже на пятый день после операции Юрий Полозов почувствовал себя так хорошо, что слез с кровати и поплелся в прихожую искать папиросы. Обшарив все карманы пиджака, брюк, полушубка и ничего не найдя, затосковал. Не было у него с собой и денег, чтобы послать сестру в лавку за папиросами. Тогда его осенила дерзкая мысль: постучаться к доктору, попросить в долг на пачку "Беломора". Не подумав, что скажет Ольга Игнатьевна, Юрий тихонько постучал в ее комнату. Ответа не последовало. Он толкнул дверь и тут же испуганно отпрянул: Ольга переодевалась. Увидев на пороге Юрия, она вскрикнула, стыдливо отвернулась, уронив на пол зеркальце, которое, к счастью, не разбилось.
- Что вам нужно, больной? - раздраженно спросила она и стала почему-то ругать сестру: - Ефросинья Ивановна, почему у вас больные бродят без разрешения?
Полозов, предвидя неприятности, быстро вернулся в палату, лег в постель, укрылся с головой одеялом.
Через несколько минут туда пришла Ольга.
- Зачем вы встали? - спросила она строго.
Юрий высунулся из-под одеяла и виновато заморгал.
- Почему вы не отвечаете?
- Очень захотелось курить, - залепетал он наконец. - Ни папирос, ни денег у меня не оказалось, вот я и решил занять у вас на "Беломор"...
- Никаких денег не получите, курить вам нельзя, и вообще ведите себя прилично, больной!
Только она ушла, Юрий поднялся, открыл форточку и подозвал больничного каюра Евлампия Петровича:
- Папаша, отсыпьте табачку!
- Позялуста, кури, цего там! - сказал старый ороч, просовывая в форточку кожаный, расшитый красными нитками кисет.
Свернув из газетной бумаги "козью ножку", Юрий вышел в прихожую, стал в уголок и закурил.
После нескольких глубоких затяжек у него закружилась голова, в глазах потемнело, но бросить закрутку было жаль; докурил до конца без всякого удовольствия.
Полозов оставил в коридоре едкий запах махорочного дыма, и Ольга сразу поняла, что больной все-таки раздобыл курево. "Наверно, у Фроси выпросил", - подумала она и решила предупредить ее, чтобы не самовольничала, но в это время увидала в окно, что орочи опять собираются около больницы.
Ничего не сказав сестре, она вышла на крыльцо. Сразу шагнул ей навстречу брат Марии Никифоровны - Анисим. Будучи под хмельком, он стал угрожать Ольге. Она остановила его резким, предупреждающим взглядом и сказала громко, чтобы все слышали:
- Инженера из Мая-Дату привезли в больницу сразу же, как он заболел, я прооперировала его, и он чувствует себя хорошо. А вашу сестру, Анисим Никифорович, привезли ко мне в почти безнадежном состоянии...
Анисим сразу притих, задумался, потом потребовал:
- А ты покажи нам его...
- Пожалуйста, Анисим Никифорович, проходите в палату, - и, обратившись к остальным, добавила: - Все, кто желает, могут посмотреть инженера из Мая-Дату.
И они прошли в палату, где лежал Полозов, и каждый счел своим долгом задержаться у его постели, переброситься с ним несколькими словами, а иные для пущей убедительности даже поздоровались с Юрием за руку.
- Живой однако? - спрашивали они.
- Живой, конечно, - отвечал Юрий Полозов, решительно не понимая, для чего доктору понадобилось устраивать эти странные смотрины.
- Зачем это все, доктор? - после спросил он.
- Вы мой спаситель, Юрий Савельевич! - сказала Ольга. - Спасибо вам!
Тут ее голос дрогнул, к горлу подступил комок, и, чтобы не показывать Полозову слезы, она побежала к себе, повалилась на кушетку и наплакалась вволю.
Назавтра утренним поездом приехал доктор Окунев. Когда он появился в дверях - невысокий, полный, весь закутанный в меховую шубу, - Ольга вскрикнула, кинулась к нему.
- Здравствуй, девочка моя! - радостно сказал Аркадий Осипович, сбрасывая прямо на пол тяжелую шубу. Он снял пенсне, протер носовым платком, быстро водворил на место. - Ну-ка, веди меня в свою обитель!
Она взяла его под руку, провела в комнату.
- Совсем неплохо. Тепло и уютно. И не похоже, как ты однажды говорила, на келью! - И смеясь добавил: - Да и сама ты, по-моему, не похожа на монашенку.
- Неужели не похожа? Ведь тише воды ниже травы, Аркадий Осипович! - и сделала постное лицо.
Он погрозил ей пальцем, как бы говоря: "Знаем мы вас, скромниц!" - и тут же грузно опустился на стул.
- Сейчас я вас буду поить чаем с вареньем из шикши! - сказала она немного нараспев, но Аркадий Осипович остановил ее.
- После. А теперь садись и рассказывай!
И она послушно села и начала подробнейшим образом рассказывать о той жуткой ночи, когда оперировала Хутунку. Ольга призналась, что не сама больная испугала ее, а то, что под окнами собрались чуть ли не все жители поселка. Были минуты, с грустью говорила Ольга, когда она будто слышала рядом с собой их затаенное дыхание, видела их суровые глаза, и все это мешало ей сосредоточиться.
- Я потом десятки раз проверяла себя, Аркадий Осипович, - заключила она, - и все больше убеждалась, что оперировала правильно.
Он достал папиросу, вставил в длинный мундштук, но не стал закуривать.
- Что же все-таки было у Марии Никифоровны? - спросил он, в упор глядя на Ольгу, будто изучая ее.
- Диффузный гнойный перитонит на почве прободного аппендицита...
- Это было установлено при операции?
- Нет, Аркадий Осипович, операция лишь подтвердила мой первоначальный диагноз.
- А именно?
И, как когда-то в институте, она стала быстро и твердо рассказывать:
- Температура была у Хутунки тридцать восемь и девять. Язык сухой с густым белым налетом. Живот очень напряжен. При пальпации ощущалась большая плотность. Когда я резко отнимала руку от живота, больная вскрикивала от боли. Из расспросов выяснилось, что в прошлом году, приблизительно в это же время, у Марии Никифоровны было два приступа. А этот - третий, осложненный перитонитом, Аркадий Осипович. При вскрытии брюшной полости я обнаружила огромное количество гноя. В правой половине живота, у слепой кишки, отросток оказался совершенно черного цвета и очень дряблый, с большим рваным отверстием на верхушке...
- Хорошо, хорошо, девочка моя, - сказал Аркадий Осипович тоном сурового, но справедливого экзаменатора. - Для начала просто замечательно.
Ольга вспомнила своего любимого профессора Сергея Михайловича Авилова, которому она сдавала в институте экзамен по факультетской хирургии. Вот так же, как теперь Аркадий Осипович, профессор усаживал ее напротив себя, курил сигарету и внимательнейшим образом, почти не перебивая, слушал.
- Что же тут хорошего, Аркадий Осипович? - сказала недовольная собой Ольга. - Что же хорошего, если больная через три часа после операции скончалась?
Окунев широко развел руками:
- Сие уже от тебя не зависело. А операцию, понятно, ты сделала правильно.
- Я, Аркадий Осипович, помните, ассистировала вам при такой же операции. И старалась в точности повторить вас...
- Это когда было?
