— Хозяйка и не думает.
— Зачем же предлагала ехать в Петербург?
— Вы получили телеграмму… Хозяйка, верно, подумала, что Елена Александровна не может скоро приехать. Ну и подумала: вы к ней поедете.
— Разве… Но зачем я поеду?.. Это глупо… Действительно, вы предугадали вчера, Василий Андреич… Сегодня жена не приедет… Невозможно было… Сама прихворнула… ничего особенного, — сочинял Неволин. — Но через пять дней можно выехать… Непременно приедет!
— А быть может, и раньше выедет. И мне кажется, что так и будет. Прихворнула… испугалась и добросовестно предупредила… А увидит, что пустяки, и прикатит…
— Вы предполагаете?..
— Уверен. Женщины мнительны…
— Да… да… Леля мнительна, — обрадованно проговорил Неволин.
Он помолчал и возбужденно прибавил:
— И знаете что?..
— Что?
— Я рад, что вы увидите жену…
— Надеюсь, на днях.
— И тогда… Вы мало наблюдали хороших женщин…
— Верно, легче описывать отрицательные, чем положительные типы.
— А познакомитесь с женой… и опишете положительный тип… Непременно… Не думайте, что говорит ослепленный глупый муж… Сегодня и я подло усомнился в ней, и знаете почему?
— Почему?
— Нашло омрачение… Во мне какой-то злой зверь заговорил, и мне показалось, что Леля меня обманывает…
— Просто галлюцинации больного…
— Разумеется… галлюцинации… Разве я имею основание не верить… Выслушайте, Василий Андреич, и вы поймете, что не имею никаких оснований. Ни малейших!
Неволин проговорил эти слова взволнованно, с порывистым, страстным и тоскливым возбуждением трусливого человека, в котором еще тлело подозрение. Он желал, чтобы его не было и не могло быть, и чтобы Ракитин, писатель, скептик и циник, смеясь рассказывавший, что давно разошелся с женой для общего их удовольствия, и, по-видимому, большой ухаживатель, — убедился, что он не обманутый муж, и, главное, убедил в этом того, который так горячо, казалось, говорил о том, что нет никаких оснований для постыдного подозрения.
Тогда он не будет напрасно волноваться в ожидании приезда… Или… по крайней мере, проверит словами Ракитина свои подозрения.
И, тая про себя лукавство, с особенной ласковостью просил:
— Не откажите в просьбе скучающего больного, Василий Андреич! Мне так хочется поговорить о жене именно с вами. Вы такой умный человек. Так много видели, испытали, наблюдали… Что для такого, как я, обыкновенного среднего человека многое, быть может, темно… для вас — ясно…
«Ишь лукавит! Прозрел наконец. Усомнился в своей хорошенькой мадонне и ищет эксперта. Так я и отравлю последние его дни!» — с чувством негодования подумал Ракитин.
И, забывая, что он собирается на глазах умирающего мужа «изучать проблематическую барыньку», Ракитин даже почувствовал удовлетворенность порядочного человека. Ведь, благодаря ему, Неволин умрет на руках любимой жены верующим, что она любит.
— Только много говорить, пожалуй, и вредно… А, Валерий Николаич?.. Того и гляди, еще взволнуетесь… А вам надо скорей поправиться… А то жена приедет, а вы валяетесь, — проговорил Ракитин.
— Мне не вредно говорить… Ей-богу, не вредно… Вернэ позволяет. Он и курить позволяет… И есть все позволил… И я чувствую себя отлично… И отчего волноваться… Или вам некогда?.. Писать хотите?.. Или надоело со мной сидеть?..
— Писать еще успею… И ничуть не надоело… Я с удовольствием послушаю вас, только смотрите, устанете… отдыхайте!.. — сказал Ракитин.
«Ведь теперь ему все можно! Пусть рассказывает!» — подумал Ракитин и стал смотреть в блестящие, оживившиеся глаза Неволина.
И Неволин начал:
— Да… Я человек и порядочный… И так подло заподозрить. И кого?.. Вы увидите скоро жену, Василий Андреич… Знаете ли, неловко хвалить жену!.. Но у меня нет прилагательных слов… Я так счастлив… Три года ни тени облачка… И не иллюзии… сейчас узнаете… И вдруг было подозрение. Положим, одно мгновение… Вы сказали: галлюцинации. Хорошо. Но ведь и мгновение… жестокость. Вы писатель, сердцевед… Разве возможно порядочной правдивой женщине писать нежные письма и… обманывать?
«Конечно, возможно… Или ты даже не слыхал», — подумал Ракитин.
И уверенно проговорил:
— Разумеется, невозможно.
— И главное, когда можно и не обманывать… Ведь вы не поступите так с любящей вас женщиной…
«Однако допрос?» — промелькнуло в голове Ракитина.
И, смеясь, промолвил:
— Вернее: не поступал, Валерий Николаич… Да так и лучше! Нет осложнений!
— Именно лучше… И жена такой человек, который никогда не лжет… Знаете ли, Василий Андреич, ведь меня судьба взыскала… И я часто спрашивал: за что? Леля прелестна, умна, талантлива… И какой голос!.. Я встретился с нею в Симферополе. Она жила с вдовой-матерью. На маленькую пенсию жили… Прежде я и ухаживал и влюблялся… Но в Лелю я влюбился особенно… до сумасшествия, сразу… да… Я точно нашел ту самую, единственную на свете, о которой мечтал еще в университете… Ну что ж, я не скрываю! — застенчиво прибавил Неволин.
— Да и что скрывать… Вы счастливый человек, Валерий Николаич.
— Еще бы!.. И через два месяца сделал предложение… Не испугался, что только полторы тысячи жалованья да тысяча от матери…
— И Елена Александровна сейчас же согласилась?..
— Леля сдержанная, серьезного характера… через неделю дала согласие.
«Она шла замуж не по любви!..» — решил Ракитин.
А Неволин возбужденнее и торопливее говорил:
— И чем более меня узнавала, чем сильнее чувствовала, как я ее люблю, тем более привязывалась ко мне… Говорят: один любит, другой позволяет любить… Может быть. Я боготворил ее, и она позволяла… Обыкновенно жены не жалеют мужей, а она жалела. Останавливала, когда дарил кольца, покупал платья… «Ты точно нянчишься как с куклой — не надо!» И ее мучило, что я день сидел в министерстве и по вечерам иногда частную работу брал… У нее были свои взгляды… тихая, сдержанная, с характером… достала себе переводы… и, голубушка, по целым утрам просиживала… а по вечерам читала… И всем интересуется… жизнью, литературой… И меня заставляла читать… «Не все же думать о своем благополучии!» — А мне, признаться, и некогда было. Надо о благополучии заботиться… Когда любишь жену и любишь свое гнездо, о них невольно думаешь. Положим, многое у нас скверно… так говори не говори, а все равно ничего не сделаешь… Да и уж не так скверно для нас, интеллигентных людей. И наконец я думаю, что идеал человека — личное счастье… вы вот писатели… горячитесь… волнуетесь. А я, знаете ли, не понимаю, к чему так волноваться…
— Вот вы волнуетесь теперь, Валерий Николаич… Отдохните.
— О, нет… я не устал… У меня выносливая натура… До весны не знал болезни… и весной простудился… Воспаление легких… И как же Леля ухаживала!.. Доктор один молодой два раза в день ходил… Выхаживали… бедная Леля, как устала… И никуда… Не отходила от меня… и… я смел подумать!? — вдруг раздражительно прибавил Неволин.
Ракитин мягко просил его отдохнуть…
— Нет… ничего… проклятый катар… И меня врачи отправили… А Леле нельзя было ехать… со мной… Хотела… Но я… я… не позволил… К чему… тревожить… И ей хотелось окончить работу и приехать… Собиралась в начале августа… Но, вы знаете, сперва мать хворала… работа задержала… И я скрывал, что сильно похудел… Так вы поняли… поняли, что ни малейшей тени основания… И по совести скажите ваше мнение… Не бойтесь… Я не испугаюсь, если вы, как скептик, могли бы предположить: осталась одна… Муж больной был последнее время… раздражительный… возбуждал брезгливость и… влюбилась…
И, не давая возражать Ракитину, почти со злобой продолжал:
— Ведь вы это в душе полагаете?.. Ведь это?.. Не правда ли?.. А мне, как больному, хотите только отвести глаза… И разве это невозможно?.. Разве даже такой чудный человек, как жена, не может искать счастья?.. Не имеет права наслаждаться жизнью?.. Сердце разве не вольно разлюбить?.. А вот возьмет и совсем не приедет!.. А вы — скептик и брак считаете нелепостью, а со мною виляете… Так я ведь не умирающий, Василий Андреич. И не такой дурак, как вы думаете!.. Не дурак!
Ракитин смутился на секунду и отвел взгляд от лихорадочно блестящих глаз чахоточного.
— Вы вздор говорите!.. — спокойно сказал Ракитин. — С какого черта вилять перед вами… Разве я воображаю, что катар ваш так опасен… Я вот возьму да Елене Александровне нажалуюсь, что вы додумались от тоски до того, что она не приедет… А она возьмет да и приедет послезавтра, чтоб вас пристыдить…
— Это она вас пристыдит!..
— Меня не за что, Валерий Николаич. А я, знаете, что придумал?
— Что?
— Сейчас добыть вам сиделку.
— Зачем?.. Не нужно!
— Нужно, Валерий Николаич! Не капризничайте. Берте не разорваться, и она неумелая… А вам нужно отлеживаться день-другой, чтобы молодцом встретить Елену Александровну! — весело, почти повелительным тоном проговорил Ракитин, быстро поднимаясь со стула и, видимо, торопясь уйти.
