— И то дело, — отвечал старший, — вот если так, то не за что укорить нас будет Ивану Артамоновичу. Ай, Сенька! догадался, собаку съел!
И все они пошли щупать воза с разных сторон, руками, шестами, пиками; трясут их, валяют набок, приподнимают — подходят, наконец, и к роковому, предпоследнему… Мужики бледнеют, колеблются, на языке у них вертится уже признание, они готовы повиниться — но Сенька запустил уж свою пику, — и вынул ее без затруднения, в другой раз также, в третий, в четвертый она что-то остановилась. Он рванул ее и не смог вырвать, пошатнулся…
— Верно, сучок какой попался, батюшка, — сказал, подвернувшись, Петр и, схватив за ручку, помог ему вытащить пику. Семен отошел к последнему возу. Мужики отдохнули и прочли про себя молитву.
Вы думаете, читатели, что по счастливому случаю ни одного раза пика не коснулась до нашей героини. Нет, в последний раз Сенька острием именно ей проткнул руку; но, терпеливая и сильная, она приняла рану без малейшего стону и при втором порыве догадалась обтереть кровь с острия.
Когда разбойники осмотрели таким образом все воза, то старший сказал мужикам:
— Побожитесь еще, что нет у вас никакого обмана.
— Чтоб мне до Миколина дня не дожить, чтоб глаза у меня потемнели, если… если… у нас есть что чужое.
— Ну, делать нечего, ребята, — сказал разбойник, — потревожили мы вас по-пустому. Прощайте.
Мужики, переговоря между собою, повалились опять им в ноги.
— Отцы родные! сами вы знаете, что люди мы бедные господские; сена домой не довезти нам и половины теперь. Времени много прошло, да и еще лишний раз на дороге кормить нам надо, еще потравим немало — тринадцать лошадей — с нас все станут доправлять деньгами на барском дворе. Сделайте божескую милость, киньте нам что-нибудь на бедность за изъяны.
— Ах вы, разбойники, да вы уж около нас живиться хотите. Вот я сотворю тебе божескую милость, — закричал, смеясь, старший и ударил Петруху нагайкою по голове.
— На всем довольны, батюшки, — отвечал Петр, отходя к стороне, — благодарим покорно, дай бог вам всякого благополучия.
— Приходи, приходи к нам, Петруша, не потачь, мы тебе сполна все выдадим, — прибавил Сенька.
— А если, батюшки, — сказал Федор, — еще с нами встретится кто из вашинских?
— Скажите им, мы вас обыскивали, а в подтвержденье наше слово: «Гляди в оба» — они вас и не тронут.
— Спасибо вам, кормильцы!
Разбойники поскакали в лес.
Мужики проводили их глазами и потом подошли к предпоследнему возу.
— Жива ли ты, боярышня? — закричал в проверченное отверстие Петр. — Благодари бога. Беда миновалася!
— Рука проколота, — простонала несчастная, — дайте тряпку перевязать, — благодарю вас, мои благодетели. Это вашими святыми молитвами Господь спас меня, грешную.
Мужики кое-как перевязали ей руку, уложили ее в возу повыше, полегче, — собрали разметанное сено и поехали, спокойные и веселые, по своей дороге.
— Ай Петруха! Ай Андрюха! Вот как — разбойников обманули! Молодцы! Уж барина ли теперь не обманем?
— Обманите-ка, попытайте, — возразил опытный дядя Федор. — Нет, братцы, увечья нам за сено не миновать, и вздуют нас теперь, что твою Сидорову козу. Да так тому и быть. И перед Богом хорошо, и отец-атаман нас не оставит.
Среди сих рассуждений мужики благополучно ехали во весь день по своей дороге, часто наведываясь, жива ли их пленница, — и к ночи доехали благополучно, без всяких приключений, до своей деревни. — С общего совета они оставили Настеньку на ночь в сарае у Андрея, а сами тогда же отправили его в Синьково к господину Захарьеву с вестью, что дочь его освободили они от разбойников и будущей ночью привезут к нему тайно, — и с разными наставлениями, которые мы вскоре узнаем.
Можно себе представить, с каким изумлением услышал спокойный отец, что дочь его, которую он полагал в Брянске, в доме у своего ближнего приятеля, счастливою и благополучною, находилась в руках у разбойников и только благодаря удивительному стечению обстоятельств избавилась от верной, бесчестной смерти. Он осыпал рублевиками радостного вестника. В ту же минуту он хотел было ехать вместе с ним в их деревню; но Андрей удержал его, сказав, что все товарищи требуют непременно, дабы все это дело шло без огласки, и никто, не только разбойники, не узнал бы о участии, принятом ими в спасении его дочери: в противном случае все они подвергнутся великой опасности от разбойников, которые во всю жизнь свою не простят им такого оскорбления и вместе с их барином отомстят за оное им и даже детям их. — Как ни старался нетерпеливый отец убедить нашего Андрея, что нечего бояться им разбойников, что завтра же он с целым полком пойдет на них из города и переловит всех, прежде нежели они успеют дотронуться до кого-нибудь из его товарищей, Андрей стоял на своем и требовал даже неотступно, чтоб его самого барин куда-нибудь спрятал, а ночью с верным человеком выехал навстречу к своей гостье — взял ее с рук на руки и держал взаперти до тех пор, пока тем или другим образом успеет он снять с их деревни всякое подозрение. Старик должен был согласиться. Обдумав зрело это происшествие, после первого пыла он увидел, что мужик говорил правду и что он сам, в своем доме, не может еще до времени надеяться на совершенную безопасность от сильных разбойников. Он решился последовать совету, запер на день в светелке Андрея, которого в доме, к счастию, видел только его старый прислужник, и считал часы, горя нетерпением прижать к своему сердцу несчастную дочь и любопытством узнать ее странные приключения. Наконец пробило двенадцать часов. Уложив всех спать заранее, он вышел вместе с своим старым прислужником и Андреем на дорогу…
Как билось его сердце… долго он ждал… начинал уже бояться, не случилось ли с его дочерью нового несчастия, как наконец она, в сопровождении пяти мужиков, с ног до головы вооруженных, вдали показалась. Без памяти бросился он к ней навстречу и принял ее в свои распростертые объятия. Но что было с нею! Без памяти, без ума почти, она и плакала, и смеялась, и кричала, целуя беспрестанно своего отца, которого видеть было отчаялась. Старик оделил ее спасителей полными пригоршнями денег и отпустил домой, повторив им честное слово скрыть до времени дочь и всеми силами стараться о том, чтоб они не попали в ответ. Мужики с своей стороны хотели распустить по лесу молву о найденной мертвой женщине, чтоб отклонить разбойников от всяких дальнейших поисков. Старик повел ее домой и там услышал от нее все ужасы, которых она насмотрелась, наслушалась и настрадалась. Оба пали они на колена пред создателем, который даровал ей терпение, твердость, такое присутствие духа и тем спас от неминуемой гибели.
Но вся ли беда ее миновалась? О нет, совсем нет. Много терпеть еще придется несчастной Настеньке. Слушайте, читатели.
Утаивать Настеньку слишком долго от домашних было невозможно: на другой день показывались чужие люди в деревне, которые высматривали и выспрашивали о барине и его дочери; разбойники, удостоверясь, легко могли бы напасть ночью на барский дом и опять похитить свою добычу; держать лишнюю стражу около дома старик побоялся, чтоб не привлечь подозрения. — Итак, выспросив у нее подробно о дороге, которою она бежала, и о жилище разбойников, майор решился ехать во Владимир с подробным описанием о происшедшем и просить местное начальство о разорении злодейского гнезда. Взять ее с собою было невозможно: мстительные разбойники могли напасть на него дорогою. Отец не решился подвергать ее новой опасности. Он придумал оставить ее дома. «Разбойникам никак не придет в голову, — рассудил он, — чтоб я мог покинуть ее одну, и они удостоверятся, что она не дошла до меня».
Благословив Настеньку, запертую в чулан, и поручив ее попечениям старого своего прислужника, которому даны были самые подробные и обстоятельные наставления на всякий случай, отправился он из своей деревни. Домашним было сказано, что он из Брянска от своего друга получил странные противоречащие известия о женитьбе его сына, а с другой стороны, услышал о поднятом в лесу трупе, сходном по приметам с его дочерью, и потому хотел поискать на первый случай в городе каких-нибудь объяснительных сведений.
Новый владимирский наместник, старинный сослуживец Захарьева, который был гораздо деятельнее своего предшественника и давно уже думал о средствах, как бы очистить леса от разбойников, случился на ту пору в Муроме; он принял живейшее участие в его положении и согласился послать немедленно целую роту на ужасную шайку. Майор, пылая местию за оскорбление дочери, вызвался быть предводителем и, выписав трех мужиков из Щиборова в провожатые, отправился в поход.
Из Мурома выступил отряд под выдуманным предлогом. Майор ехал одаль. Они приноровили, по указанию Андрея, прийти около вечерен к тому месту на дороге, которое находилось прямо против Терешина камня. Там остановились они, будто ночевать, а лишь только смерклось, пустились врассыпную к разбойничьему вертепу, условясь к утру соединиться по известному знаку в одном захолустье. Всю ночь они пробирались по лесу и еще задолго до рассвета собрались в назначенном месте. Там, усталые от трудной дороги, решились они переждать день, а в сумерки опять пуститься вперед, чтоб в самую глухую пору окружить воровскую крепость. Успех соответствовал их ожиданию: весь день пробыли они спокойно в своем убежище, а вечером рассыпались опять и пробрались благополучно до самого притона, встретясь только около полуночи с двумя разбойниками, которых без дальнего шума положили на месте.
