- Трудно найти без фамильи, Дергач.
- Трудно, - подтвердил Валька. - Во, возьмем хоть у нас три соседских дома, а и то в них четыре Марьи, ежели не считать даже Маньку Куркину, которой один год, да коз, которых Машками зовут. А как твоего отца фамилия, Дергач?
- Елкин Павел, а меня Митькой раньше звали. Это уже когда я в беспризорники поневоле попал, то там мне кличку дали.
- А почему, Дергач, ты так вдруг собрался уходить?
Дергач опять нахмурился.
- А потому... - сказал он после некоторого раздумья, - что очутился я здесь, убегая от Хряща. Мы на главной линии, на ветке с ним нечаянно столкнулись. Он там был с одним еще, а теперь по некоторым приметам думаю я, что не сюда ли они направлялись тоже.
- Ну и тебе-то что? Что тебе Хрящ, начальник, что ли?
- Хрящ-то? - И Дергач насмешливо посмотрел на Яшку, как бы удивляясь нелепости такого вопроса. - Хрящ ежели поймает меня, то обязательно убьет.
- Да за что же убьет? Разве есть такой закон ему, чтобы убивать?
- У них есть закон.
- У кого - у них?
- У настоящих налетчиков. Я со стремя убежал, на которое они меня поставили... А у них уже так заведено, что кто со стремя самовольно уйдет, того обязательно убивать, как за измену.
- Что же это за стремя?
- Как тебе сказать... Ну, караул... или наблюдатель, которого выставляют возле дома для сигнала, пока грабят. Вот меня Хрящ и поставил, а я убежал нарочно... из-за этого двое тогда сгорели...
- Пожар был?
- Да не пожар... Сгорели - это, значит, попались и в тюрьму сели... Да чего вы стоите, рты поразинув?
- Чудно больно, Дергач, - робко ответил Валька. - И рассказ такой страшный, и слова какие-то непонятные...
- С собаками будешь жить - сам насобачишься. И до чего вредный этот Хрящ! Сколько он ребят смутил, сколько из-за него в исправительных колониях сидят! Эх, и надоела мне эта собачья жизнь! Все равно, ежели хоть не найду своего дома, ото всех сил буду стараться куда-нибудь пристроиться - к сапожнику в ученики либо в подшивалки, - уж где-нибудь, а приткнусь. Да чего тут говорить? - кончил Дергач и тряхнул лохматой головой. - Трудно хоть, но если захочешь, то все-таки на хороший путь вывернешься... Кончим про это разговаривать, побежим лучше на речку пиявок ловить; у Козьего заброда есть страшенные; потом купаться будем, а то чего про горе раздумывать...
Дома мать сказала Яшке:
- А тебя тут отец все разыскивал. Фотографию какую-то, говорит, не брал ли ты.
- Какую еще фотографию?
- Да спроси у него самого. Он в амбаре чего-то роется.
"Вот еще новая напасть, - подумал Яшка. - И на что она ему понадобилась?"
Из амбара вышел отец. Он был засыпан пылью и держал в руках кипу каких-то пожелтевших бумаг.
- Яшенька, - сказал он ласково, - не видал ли ты где карточку с пальмой?
- Видал где-то!
- А ты пойди принеси мне ее...
- Хорошо! - сказал Яшка и направился было в комнаты, но, по дороге вспомнив, что карточка осталась у Дергача в кармане, он вернулся. - Да я не помню уже, папаня, где я ее видел. И зачем она тебе вдруг понадобилась?
- Нужно, милый! А ты вспомни обязательно. Ежели вспомнишь и принесешь, я тебе полтинник подарю.
- По-олти-инник? - расцвел даже Яшка. - А не обманешь?
- Обязательно сразу же подарю.
Яшка исчез, теряясь в догадках, с чего это отец решил так расщедриться. Раньше бывало, гривенник в воскресенье не всегда выпросишь, а тут вдруг сразу целый полтинник.
Он выскочил и засвистал Вальку.
- Валька! Ты не знаешь, где Дергач?
- Должно быть, у Волка ночует. А что?
- Побежим, Валька, в "Графское", он мне беда как нужен. Карточку у него взять. Отец обещал, если я принесу, дать полтинник.
- Темно уже, Яшка. Пока добежим, и вовсе ночь настанет.
- Ну что же, что ночь, - а зато полтинник. Мы завтра бы селитры да бертолетовой соли купили - ракету сделаем.
- Ну, побежим, - только чтобы одним духом. У меня мать в баню кстати ушла.
Понеслись. Яшка бежал ровным, размеренным шагом, как настоящий бегун-спортсмен. Валька же не мог и тут обойтись без выкрутас. Он то учащал, то уменьшал шаг, попутно подражал то фырчанью мотора, то пыхтенью локомотива.
Вот и поворот над речкою.
- А ну, поддай пару... Ту-туу!..
И вдруг Валька-паровоз на полном ходу дал тормоз; остановился как вкопанный и Яшка.
Валька изумленно посмотрел на Яшку, Яшка на Вальку, потом оба повернули головы в сторону развалин "Графского". Сомнений не могло быть никаких: в угловой комнате второго этажа горел огонь.
- Ого! - проговорил Яшка, выходя из оцепенения. - Это что же еще такое?
- Я же говорил! Я говорил, что Дергач зажигал огонь. Ты видел, как он смутился, когда я его спросил про огонь?
- Да чего же ему поверху шататься? Что он там затеял? Знаешь что, давай подкрадемся и подглядим, чего еще он там выдумал.
- Боязно что-то подглядать, Яшка.
- Вот еще, чего боязно! Чай, он с нами заодно. Да и карточка-то тоже нужна. Полтинники тоже не каждый день обещают. Сегодня батька пообещал, а назавтра возьмет и раздумает.
И оба мальчугана припустились опять по тропке.
Уж какой странный и причудливый ночью замок! Огромные липы спокойными вершинами чуть-чуть не касаются луны. Серый камень развалин не везде отличишь от ночного тумана. А черный заросший пруд, в котором отражаются звезды, кажется глубокой пропастью с светлячками, рассыпанными по дну.
Как странно все ночью, как будто бы все вещи передвинулись со своих мест. Все приходится разыскивать сначала. И старая липа лежит как будто бы не там, где лежала, и заросшее плющом окно не на месте.
- Залезай, Валька.
- А ты?
- И я сейчас, только ботинки сниму, чтобы не скрипели.
Тихонько ступая босыми ногами по холодной каменной лесенке, Яшка начал пробираться наверх, намереваясь узнать, что именно делает там в такую позднюю пору Дергач. Он почти добрался до верхней ступеньки, как Валька неосторожно ступил на какую-то доску, которая предательски громко скрипнула.
И тотчас же, к несказанному ужасу мальчуганов, глухой бас, никак не могший принадлежать Дергачу, сказал:
- А как будто бы внизу что-то зашумело?
И другой голос, тягучий и резкий, ответил:
- Некому тут шуметь. Кто сюда ночью полезет!
- Надо все-таки загородить окно, - продолжал первый. - Сходи вниз, я там рогожу видел, а то может увидать кто-нибудь свет со стороны речки.
При этих словах мальчуганы еще больше перепугались, так как вниз нужно было спускаться мимо них. Они хотели уже было напролом кинуться к окну, но второй голос ответил:
- Обойдется на сегодня и так. У меня свечки нету запасной вниз идти.
Тогда медленно ребята начали пятиться назад.
Они выбрались к окну и, выскочив на землю, во весь дух бросились бежать, оставив даже неподобранными Яшкины спрятанные ботинки.
XIII
Добежав до огородов, ребятишки, не обсуждая всего случившегося, условились встретиться завтра пораньше и разбежались по домам.
Яшка нырнул под одеяло и, укрывшись с головкой, притворился уснувшим.
Вошел отец и спросил у матери:
- Спит уже Яшка-то? Не нашел, видно, фотографию. Эх, и жаль, ежели не найдет!
- Да на что она тебе? - отозвалась из-под одеяла засыпавшая уже мать.
- Вот в том-то и дело, что есть на что. Фотография заваль завалью, ей пятак цена, а мне за нее пятерку посулили. Сижу я, газету читаю в сторожке. Подходит ко мне какой-то неизвестный человек. Я сразу угадал, что приезжий. Поздоровался он и спрашивает: "Вы будете Максим Нефедович Бабушкин?" - "Я", - говорю. "Очень приятно! Хотелось бы мне с вами поговорить. Ежели вы не заняты, то, может быть, зашли бы вы со мной в соседнюю чайную, "Золотое дно", а там за бутылкой пива я изложил бы вам суть дела". А я как раз домой собирался уже. "Что же, говорю, можно и зайти. Погодите, я только каретник на замок запру". Зашли мы в чайную, подали нам пару пива, и приступил он к делу.
Оказывается, приехал он с товарищем из города от какого-то общества по изучению русской старины. То есть изучают они разные старые постройки, усадьбы и церкви. Какой архитектор сработал, в каком году да в каком стиле. И вот заинтересовались они и графским имением. Я объяснил ему, что хотя и много лет служил у графа садовником, но усадьба сама лет за сто еще до меня построена была, так что насчет архитектора сказать ничего не могу. Вот что касается оранжерей и парка, - это все было под моим наблюдением.
Стал он тогда меня расспрашивать, какие растения выращивали да какие цветы. Я отвечаю ему и упомянул к слову про пальму. Он не верит: "Не может в этаком климате на воле пальма произрастать". - "Как, говорю, не может? Я врать не буду - у меня и по сию пору фотография с нее сохранилась". Как заблестели у него глаза... "Продайте нам эту фотографию, - предлагает он мне, - мы вам за нее рублей пять дадим. Вам она ни для чего, а нам для коллекции". Я так и ахнул - за всякую дрянь да пять рублей! Ну, думаю, верно уж, что не знаешь, где человеку удача выпадает. И пообещался ему принести... Да вот только нигде найти не могу.
