ее обеими руками за талию и инстинктивно прижал к себе.
И тут неясное оцепенение поразило обоих детей. Они были не в силах оторваться друг от друга. Несколько мгновений они так простояли, неподвижно, точно гранитная скульптура, борясь с влечением, толкавшим их в объятия друг друга. По улице шли десятки людей, но мальчику и девочке казалось, что весь мир вокруг стал пустынен. Жезл жизни коснулся их юных сердец, и, движимые порывом взаимной тяги, они впервые поцеловались. Им обоим тогда едва исполнилось тринадцать.
С тех пор Галь почти неотлучно была рядом с ним, и ее огромные синие глаза глядели на него всегда с обожанием и преданностью. Они удивительно гармонично дополняли один другого. Его уравновешенность и трезвость смягчались ее любвеобилием и импульсивностью поступков. Оба были счастливы, что нашли друг друга, и что их связь была на редкость постоянной в том возрасте, когда многие их сверстники были заняты в основном поисками себя.
Родители Шахара очень хорошо относились к Галь, и часто делали ей всяческие комплименты. Мама девушки тем более крепко привязалась к другу дочери, считая его уже чуть ли не членом их семьи. И Галь, пожалуй, наслаждалась этой идиллией даже больше, чем ее друг, поскольку ее чистая любовь была самым главным в ее жизни.
Вот и теперь, лежа в обнимку с Галь на ее постели, Шахар чувствовал полное удовлетворение. Неважно, что вчера несдержанная девушка, не дав ему времени отдохнуть, примчалась в его объятия, и из-за этого он сегодня проспал в школу! Он понимал, что ее нетерпеливое желание быть рядом являлось проявлением ее пылкой любви и не укорял ее за это. Он сам, за время путешествия, истосковался по стройному телу подруги, по ее поцелуям, и сейчас с безграничной отдачей восполнял упущенное. Небольшая разлука даже пошла ему на пользу: по прошествии трех недель влечение его было намного сильнее обычного. То же чувствовалось и в Галь. Сейчас им было комфортно друг с другом, как никогда.
– Забыл тебе сказать, – вдруг сказал Шахар, возвращаясь к прошлой теме. – Я успел днем съездить в ателье и проявить пленку.
– Что ж ты молчишь? – воспряла Галь.
– Дело в том, что все снимки получились великолепно, кроме одного – нашего общего.
– В скверу? Тот, который снимал прохожий?
– Да.
– Покажи, – попросила Галь.
Шахар встал, порылся в своей сумке, достал бумажный пакет, где лежали негативы пленки со снимками, перебрал их, и, найдя то, что искал, протянул девушке. Галь поднесла фотографию к лицу и скорчила гримасу.
На болезненном красновато-зеленом фоне, расположившаяся на одной скамейке их компания выглядела группой уродливых призраков. Луч солнца, попавший в кадр, словно воспаленный рубец рассекал ее надвое, проходя вертикально посередине. Улыбки друзей напоминали звериные оскалы. Могучие стволы сосен, выглядящие как темные пятна, окружали их подобно тюремным стенам.
– Что это за чертовщина? – отстранившись, пролепетала Галь. – Ты уверен, что в ателье не напортили чего-нибудь с этим кадром?
– Как? Они проявили всю пленку сразу. Все снимки из моей поездки замечательны. Только этот не удался.
– Не удался? Да это – просто ужас! Я не могу на него смотреть! Ради Бога, порви его!
Она настойчиво поглядела на своего друга, в ожидании его дальнейших действий. Тот, верный своей рассудительности, развернул негатив пленки и, приблизив его к свету, поискал глазами последний кадр. Найдя, он повернул его так, чтоб и его подруга могла посмотреть.
– Как же я раньше не заметил? – растерянно пробормотал он. – Как такое было возможно?
На негативе этот кадр выглядел еще страшнее. Изувеченное кровавое бельмо по сравнению другими с четкими, яркими и качественными изображениями.
– Это все – сегодняшняя погода, – попытался найти объяснение этому факту Шахар.
– Нет, это мистика какая-то, – возразила Галь. – Я уничтожу этот снимок, хорошо?
– Как хочешь, – пожал плечами Шахар.
Галь схватила фотографию кончиками пальцев с выражением брезгливости на лице, как если бы держала какую-то противную скользкую тварь, яростно разорвала ее, направилась в туалет, бросила клочки в унитаз и рывком опустила рычаг. Мощная струя воды закружила обрывки бумаги, но они как будто отказывались тонуть, всплывая вновь и вновь на поверхность, обращая к нетерпеливой девушке замоченное изображение перекошенных лиц ее дорогих людей. Только через несколько попыток все они медленно опустились в черную дыру, точно канули в бездну. Галь вернулась в комнату с чувством облегчения.
– Ну вот, – проговорила она, тяжко вздохнув, как будто боролась с врагом, – дело сделано.
Шахар тем временем стоял и рассматривал свои европейские снимки. К нему присоединилась Галь, и впечатление от мистически искаженного кадра мало-помалу сгладилось. Перед обоими развернулась европейская пастораль, пестрящая старинными замками, видами городов, машины, в которой путешествовало все семейство Села, и, собственно, сами путешественники. Юноша пожалел, что при нем была только последняя пленка, и что придется подождать еще, прежде чем все снимки из поездки будут проявлены.
– Надеюсь, что все они будут такого же качества, как эти, – выразил он надежду. – Ах, если бы мы были такими же специалистами как тот, что фоткал тебя на пляже! Мы, дилетанты, не умеем просчитывать итог. Выбираешь не ту позицию, ошибаешься ракурсом, и неудачный снимок тебе обеспечен.
– А я не философствую, в отличие от тебя, – пожала плечами девушка. – Если фотография плоха, я ее выбрасываю.
– Ты жестокая, я знаю, – рассмеялся парень.
– Но разве я не права? Я фотографирую то, что дорого моему сердцу, то, что мне хочется унести с собой навсегда, и мне важно, чтобы оно выглядело наилучшим образом. Чтобы и через долгое время, просмотрев свои снимки, я увидела все именно таким, каким оно было тогда. Кстати, – одернула она его, – ты еще не видел всего, что я сотворила здесь, пока ты разъезжал по заграницам!
– Что? – откликнулся заинтригованный Шахар.
И Галь, наградив его шаловливым поцелуем, шустро отодвинула нижний ящик этажерки и достала оттуда два громадных альбома, на обложках которых ярко золотистого цвета багровела надпись на английском: "воспоминания о моих наилучших днях". Один отводился всей шестерке друзей, другой – исключительно ее снимкам с Шахаром. Оба этих альбома являлись детищами ее кропотливой оформительской работы, которой она занималась во время каникул с любовью и полной отдачей. В них она собрала все самые удачные снимки, какие у нее были, начиная с их седьмого класса, рассовала по карманам в хронологическом порядке, и не просто датировала, но и описала где и при каких обстоятельствах они были сделаны.
Из боковых бумажных карманов на внутренней стороне обложки Галь сотворила настоящую сокровищницу мемуаров, положив туда конверты с любовными письмами Шахара, поздравительные открытки друзей к ее дням рождения и их очаровательные записки по разным поводам. Всевозможные блестящие наклейки, пестрые закладки, разноцветные бумажные вырезки в виде бабочек, забавных зверюшек, цветов и природных мест, прикрепленные к листам,
