в другую и прибавил шагу.
Заметно начало темнеть. Зажглись фонари. Улицы опустели. Лишь одинокие бездомные собаки с опаской поглядывая по сторонам семенили лапами по своим делам. Людей не было: ни бабулек, ежедневно устраивающих раньше вечерние прогулки перед сном; ни молодежи, собирающейся компаниями, распивающими пиво и травящими под окнами анекдоты, из-за чего приходилось выкрикивать с балконов нецензурные выражения призывая к тишине и порядку. Да ничего не было. Лишь механические вертушки, шумя моторами, проносились в вышине, дополняя нереальную картину происходящего.
«Кто бы мог подумать, что такое произойдет? Маринка…» Я сглотнул подкативший к горлу комок и ускорил шаг. «Все из-за меня… из-за меня поганого. Откажись я от корпоративного приема коньяка — ничего этого в моей жизни не было бы. Теперь ее не вернуть!» Слеза покатилась по щеке, и я поспешно стряхнул ее. «Гадство какое-то творится! Он должен знать что произошло. Где искать детей? Вся надежда только на него!»
Прикрываясь темнотой домов, деревьев и машин, и хоронясь от проносящегося в воздухе жужжания моторов, я добрался до нужного мне дома. Благо он находился недалеко от моего… бывшего моего. Квартиру я помнил наизусть. Да и как забыть (даже за все эти годы) лучшего друга, с которым прошел школу, армию, спецподготовку и недолгую совместную работу. «Девятый этаж. Сто пятнадцатая квартира. Никто не забыт, ничто не забыто. Брат, главное, чтобы ты оказался дома… главное, чтобы оказался дома!»
Проскочив подъездные ступени, я набрал на домофоне нужную комбинацию и стал молить, чтобы он ответил. Десяток гудков ушли в пустоту. Наконец, в динамике щелкнуло и знакомый голос произнес:
— Кто нарушает комендантский час?
— Илья, открывай! Я вернулся. Дело есть.
— Данила? Господи, Боже мой, вот так новость. Заходи!
Противно запищало внутри и удерживающий магнитный замок больше не был препятствием для моего визита к однокласснику и сослуживцу одновременно.
Звонок в дверь, последние мгновения перед встречей…
— Да как же так? Ты бы хотя бы предупредил бы, когда откинешься… в смысле освободишься!
Мы сидели на кухне. Илья заварил в тюрке крепкий кофе (как раз такой, как я люблю) и теперь встал около плиты осматривая меня.
— Я чувствую себя новогодней елкой в магазине перед покупателем, — усмехнулся я. — Не надоело таращиться? Или все еще не веришь, что я вернулся?
Мой одноклассник встретил меня доброжелательно, хотя немного и настороженно. В свое время я обратился к нему за помощью по поводу все того же ложного обвинения в «преднамеренном убийстве группы лиц». Но, как он тогда выразился: «не имеет достаточно полномочий повлиять на судебный процесс и уж тем более вытащить из-под следствия». Я все понимал и не обижался, а теперь и вовсе забыл про то дело к нему.
Его квартира оказалась обустроенной со вкусом. Оно и не удивительно. Подняться до начальника отдела и иметь убогие хоромы, которые как мне, к примеру, достались от родителей было бы не простительно. Нет, конечно, меня на такую должность никто не ставил, да и не поставит уже, но, если выбился в люди — нужно держать себя достойно. Его-то со счетов, в запас, никто не списывал!
Отличник с первого по одиннадцатый класс — каким я помнил друга, сумеет удержаться на любой должности, в независимости от того, что ему предложат. Ни капли не сомневаюсь, что это было не заслуженно.
Дорогая мебель на кухне и посуда говорили о том, что некие значимые переговоры проходят и в стенах дома и здесь, где сижу я, возможно, находился сам директор той службы, где он проходил по контракту. ФСБ считалось приближенной к правительству организацией и хотя многое говорить в слух не следовало (из-за прослушивания и ведения наблюдения за всеми без исключения ее работниками) я все же хотел поинтересоваться обо всем, что можно произносить.
— Ребята, к вам можно?
На кухню вошла «красавица-жена», как нахваливал свою вторую половину Илья. Он никак не сознавался на кого из представительниц слабого пола пал его выбор, но сказал, что «это удивит». Так и вышло. Жена начальника отдела внутренней безопасности оказалась… Полина — еще одна наша одноклассница. «И когда уже успели притереться друг к другу?» Интересно оказалось то, что в школьные годы они не переваривали друг друга, да и после выпускного не общались. Ан вон как все получилось. Любовь одним словом!
— Данила?
Девушка явно оказалась не готовой к такой встрече. К бабке можно не ходить. Это явственно читалось в ее взгляде.
— Илья сказал, что сейчас придет давний знакомый, но и словом не обмолвился, что это ты.
— Да, меня нигде не ожидали увидеть, — улыбнулся я, — даже в собственном доме.
Сказав специально такую фразу, я краем глаза стал наблюдать за их реакцией. Сослуживец потупил взгляд. Его жена явно занервничала, теребя край платья, в котором была одета.
— Ты это… извини! Здесь я тоже ничего не мог поделать, — начал оправдываться друг.
— Вот с этого момента давай поподробнее!
Разговор оказался долгим. Затянувшись на несколько часов он, тем не менее, не принес ясности. Илья постоянно юлил, многое не договаривал и все время озирался по сторонам, словно мы находились на улице и нас каждый мог подслушать. Да это и не удивительно. Я прекрасно знал про подобные уловки вышестоящего начальства. Подобное относилось и ко мне, когда я еще находился с братом на службе в этой организации. Нас постоянно проверяли и перепроверяли, но было это скорее из-за присущей человеку болтливости. Работая в службе безопасности нужно постоянно держать язык за зубами и следить за всеми теми словами что могут произвольно вылетать во время разговора. Контроль был жесткий, но дело того стоило. Вот и сейчас, я видел, как мой закадычный друг мучается в нерешительности сообщить мне все и сразу.
Из беседы я мало что почерпнул для себя. Как и говорили соседи по подъезду, моя Маринка умерла. Она действительно лишилась работы, но не из-за депрессии и прогулов, как оказалось, а от самоизоляции, куда все население загнало «переживающее за них» государство.
Эпидемия случилась девять лет назад. Пришла, как многие считали, из азиатских стран, но это было заблуждением. По виду Ильи было ясно, что он точно знал, откуда что пришло, но в силу известных обстоятельств не мог мне это озвучить. Да я и не настаивал.
Людей всех загнали в панельные (или кирпичные — это уж кого куда) квартиры-коробки и запретили выходить на улицу, сообщая по громкоговорителям из полицейских машин, что собираться по двое и более — запрещено под страхом штрафов и последующих репрессивных действий.
