уст.
Дядя слушал с улыбкой.
Гораздо более хладнокровный каштелян Калиша стоял, поддакивал, но восторга не проявлял. Для него этот поход огнем и мечом на вражеский край был так обычен, что и говорить не стоило… Он сам столько раз уже прошел со своей дружиной сантоцкую область и все пограничье Бранденбургской мархии.
Пшемко с гордостью указывал на следы ударов, нанесенных ему при взятии Сольдына. Эти следы остались лишь на броне, тогда как он предпочел бы тяжелую кровавую рану… Но что поделаешь! Не повезло!
Вечером за столом только и было разговору, что о победоносном походе, о действиях познанских и куявских отрядов, о добыче.
Даже такой не жадный вождь, как Болеслав, и тот жаждал добычи, так как она ослабляла и разоряла противника.
Князь хотел было задержать Пшемка ради отдыха, но тот рвался настойчиво к себе. Еле день пробыл у дяди.
Никогда еще юноша не был таким взволнованным, одновременно и счастливым, и беспокойным. Князь думал, что это результат первого рыцарского похода.
На третий день рано поутру Пшемко поспешил домой под предлогом избежать жары, а старик принялся подсчитывать и распределять взятые стада и пленных.
Добыча была большая, не столько замковая, сколько взятая по селам и поместьям, обобранным без сожаления, по обычаю эпохи. Пригнали громадные стада скота, овец, лошадей; за ними тянулись возы с одеждой, сукном, полотном, а сзади плелись связанные пленники. Этих последних размещали по посадам, отдаленным от границы, либо отдавали в замок для работ.
На границе с Бранденбургской мархией в крепостце Неслуш, построенной князем, сидел один из любимцев Болеслава, старый, поседевший в боях Кривосуд. Положение требовало большого, напряженного внимания; вот почему князь удивился, когда однажды Кривосуд приехал в Калиш в сопровождении дюжины всадников.
Сначала князь испугался, что саксонцы взяли Неслуш в отместку за разоренную область, но старый вояка приехал цел и невредим, с веселым лицом.
— Ну с чем пожаловал, дружище? — приветствовал его Болеслав. — Ты ведь нужнее там, чем здесь. Стены из хвороста, мазаные глиной, неважные, а ты ведь и стена, и вал.
Засмеялся вспотевший Кривосуд.
— Бояться нечего, — промолвил он, — после похода бранденбуржцы сидят тихо. Я тут по делу к вашей милости.
— Что за дело?
— Да вот насчет этой дочери сольдынского коменданта, которую взяли в плен вместе с другими. Дядя и мать предлагают большой выкуп. Они обратились ко мне с усердными просьбами вернуть ее.
— А где же эта пленница? — спросил князь.
— Должно быть, ее доставили сюда, так как это была самая драгоценная добыча, — сказал каштелян. — Девушка лет пятнадцати, красавица, отец в кумовстве с маркграфом.
— Тебе наврали, — ответил князь, — я не слышал ни о какой девушке.
— Да ведь не убили же ее, и не скрылась она нигде!
Князь послал за каштеляном Янком, тот вскоре явился. На вопрос о пленнице, дочери сольдынского коменданта, Янко повел плечами.
— Не знаю ничего об этом, — сказал он.
Но видно было, что говорил странным тоном. Болеслав посмотрел, подумал и послал Кривосуда отдохнуть и поесть. После его ухода отошел с каштеляном на сторону.
— Что случилось с этой немкой, — пристал он к нему. — Ты знаешь?
Янко помолчал.
— Кажется, Пшемко велел ее захватить своим людям и, тщательно охраняя, доставить в Познань. Да припугнул, что если с ней что случится, так отдаст виновных под топор.
Болеслав нахмурился и задумался.
— А ты ее видел? — спросил он.
— Понятно видел, — ответил Янко. — Отец защищал ее с таким бешенством, что, только схватив его сзади, удалось спасти, а не то — разнесли бы на саблях… Девушка молоденькая, очень красивая, храбрая, как отец, тоже ведь с ножом бросалась и несколько человек ранила, пока ее не обезоружили… Ничего удивительного, что юноша увлекся.
— Юность! Глупость! — возразил князь.
— Не думаю, чтобы он ее сейчас вернул за выкуп, — засмеялся Янко, — скорее сам бы еще приплатил. Немочка — блондиночка, золотистые волосы, черные глаза… хорошенькая.
Старый князь огорчился. Вечером позвал к себе Кривосуда.
— Если ты покоен насчет Неслуша, так поезжай в Познань и возьми девушку. Я бы сам уплатил за нее. Боюсь, что она заберет власть над Пшемком… Молод, юн… Что было, то сплыло, но привыкнет к ней, так испортится… Возьми ее силком да возвращайся ко мне, а то я беспокоюсь, что будет, — сказал Янко.
На другой день Кривосуд отправился в Познань и несколько дней спустя вернулся. Князь живо вышел навстречу.
— Пленница с тобой?
— Нет ее. Никто не знает, что с ней; говорят, что не было такой.
— Что же с ней случилось?
— Да по-разному говорят: то сбежала ночью, то в дороге добровольно уморила себя голодом.
Говоря это, Кривосуд, по-видимому, сам не верил рассказам.
— А ксендз Тылон? А Пшедпелк? Эти же должны знать, что с пленными.
— Ни тот, ни другой знать ничего не желают. Пожимают плечами, разводят руками, молчат. Девку-то, пожалуй, где-нибудь припрятали и не хотят вернуть даже за большую сумму.
— Пшемка ты спрашивал?
— Да он уже знал, зачем я пожаловал, и сам первый заговорил. Посылал меня к другим, и я видел, что ему хочется поскорее отделаться от меня.
Кривосуд помолчал и добавил:
— Не так уж важна эта немка, чтобы за ней гоняться. Если где сидит, так покажется. На войне пленных не усчитать, а по дороге всегда останется меньше, чем было сначала в путах.
Кривосуду, очевидно, надоели уже и путешествие, и слежка. Хотелось ему вернуться в Неслуш, и поэтому советовал князю не задерживать его, потому что, хотя крепость и в безопасности, да ведь черт и бранденбуржец никогда не спят!
И о пленнице так больше и не говорили.
Однако внимательный опекун имел своих людей при познанском дворе. Ничто не укрывалось от него.
Месяц спустя он уже был уверен, что немецкая пленница спрятана в замке, а Пшемко влюблен по уши, обо всем остальном позабыв. Когда воевода Познанский сделал ему замечание, молодой князь строго возразил, что это не его дело; подобным же образом он прекратил и увещевания ксендза Тылона.
Болеслав, недолго думая, собрался сам в гости к племяннику.
Когда в Познань приезжал набожный и ласковый, в особенности с духовенством, калишский князь, то его торжественно встречали епископ, каноники, монахи и все более важные лица. Пшемко тоже уважал его и любил, поэтому сам спешил встречать и принимал его, как отца родного.
Между тем сейчас князь приехал так неожиданно, что никто не успел собраться встретить. Князь уже был во дворе, а никого, кроме придворных, еще не было.
Немного погодя прибежал племянник, одетый не в рыцарский, а
