землю, и звук ее падения разразился ударом грома.
– Извиняюсь, – раздосадованно произнес пышноусый парень и как будто разрешил присутствующим расслабиться. Блондинка наконец-то дала волю чувствам и разрыдалась во всю мощь. Воспитанный мужчина промокнул глаза и поделился с дамой белоснежным платком. Только рыжая стояла неподвижно, не отводя взгляда от лица покойника. В гробу лежал маленький кучерявый темноволосый парнишка, которого, судя по плашке на фотографии, звали Михаил Асин. Усатый землекоп вряд ли был сильно старше своего временного подопечного и еще не утратил любопытства по поводу каждого конкретного клиента, которого приходилось опускать в могилу. Землекоп исподтишка наблюдал за красивой рыжей женщиной, которая пришла хоронить молодого самоубийцу. То казалось, что рыжая вне себя от горя, то вдруг ее лицо делалось жестким, и глаза излучали такую боль и ненависть, что хотелось поскорее закопать покойника и распрощаться с провожающими.
Лаура и правда не могла справиться с эмоциями. Еще два часа назад она думала, что идет на кладбище исключительно в память о сестре. Племянника она давно похоронила, а сегодня… Она так и сказала Бергаузу: «Спасибо, Аркаша. Я с удовольствием приду его закопать». Не получилось. В деревянном коробе на белой полиэстровой подушке с дурацкими кисточками, укрытый белым же отвратительно-синтетическим покрывалом с омерзительными вензелями, лежал Мишка. Тот самый Мишка, Мишустик, Мишенька, которого Лаура знала всю его жизнь и которого не смогла уберечь… Не тот, кого она отправила бы в грязную яму, где утилизируют заразный скот.
Пышноусый копатель, дежурно опустив глаза, вежливо поинтересовался:
– Прощаться с покойником будете?
Лаура, не удостоив его ответом, подошла к гробу и наклонилась. Она долго смотрела на Мишино лицо, потом провела пальцами по лбу, щекам и плечам племянника.
– Вот, Миш, какие дела. Вот, как нас с тобой угораздило, – еле слышно сказала она. – Я-то знаю, это не ты. Это он – тебя! – Лаура продолжала гладить Мишино плечо, и ее лицо на мгновение озарила та мягкая нежность, с которой она смотрела на Мишустика, когда он был мальчишкой. Она чуть приподняла покрывало, которое топорщилось на груди покойника, и ее лицо исказила гримаса отвращения. В нагрудном кармане Миши красовался засушенный бутон миддлемиста. Усилием она вернула лицо в футляр сдержанной и вежливой отстраненности.
Бергауз и Агата тоже приблизились к гробу. Агата, не в силах сдерживать эмоции, сотрясалась от рыданий, приговаривая: «Ну как же так, такой молодой, такой умник… Ну зачем это нужно…» Бергауз, осунувшийся и очень постаревший, не похожий на себя, поцеловал Мишу в лоб.
– С Богом, Мишенька! Земля тебе пухом…
Небо выдавило из недр белые хлопья. Огромные пушистые снежинки валились на землю, как будто на дворе был не май, а ноябрь… Бергауз деликатно взял женщин под руки и потянул в сторону. Агата, развернувшись, упала ему на грудь и разразилась горестным воем. Лаура продолжала стоять в оцепенении, ее лицо словно окаменело. За все время прощания она не уронила ни одной слезинки.
Копатель громко прочистил горло, напоминая о себе.
– Закрывай, – тихо сказал Бергауз.
Парни опустили крышку и застучали молотками.
– Закапывайте. Как можно глубже, – произнесла Лаура.
Случайный снег моментально таял на прогретой почве, оставляя грязные лужи. Только на недавно вырытой для могилы Миши Асина куче земли образовался приличной высоты белый холмик. Лаура не видела, как под гроб продели веревки, как его почти бесшумно опустили в яму. Она пристально всматривалась в холмик искристого снега, скопившийся над горой. Лаура подошла к снегу, зачерпнула пригоршню и бросила снег поверх гроба. Агата и Бергауз кинули по горсточке земли, и могильщики слаженно заработали лопатами.
Продрогнув до костей, Лаура медленно побрела домой. Она не просто замерзла – ей казалось, что у нее обледенело нутро и никакого способа отогреть его не существует. Как во сне до нее доносились голоса Бергауза и Агаты.
Агата сетовала:
– Что ж никто из Мишиных друзей на похороны так и не пришел, ведь человек-то он был важный?
– Они хотят запомнить его живым, – утешил ее Бергауз, хотя сильно сомневался в правдивости своих слов.
– Ну а на поминки как же? – не унималась Агата.
– Мы сами его помянем, – ответил Бергауз, поглядывая на Лауру.
– Без меня, пожалуйста, – отозвалась она. Для поминальных речей у Лауры точно не было ни малейшего расположения. – Мне надо побыть одной, – примирительно сообщила Лаура, кутаясь в широкий шарф и пряча глаза за темными стеклами очков.
– Понимаю, – согласился Бергауз, хотя вообще ничего понимал.
Аркадий Моисеевич не понял ни Мишиного самоубийства, ни отсутствия его друзей на похоронах, ни холодности Лауры. Наверное, он не все знает. Хотя после смерти Софочки в жизни Бергауза образовалась такая унылая пустота, что все это не имело особого значения.
– Тебя подвезти? – спросил он Лауру, подойдя к машине.
– Нет, я пройдусь пешком.
– Как скажешь, – безучастно отозвался Бергауз, открывая дверь автомобиля Агате.
– А куда вы меня повезете? – встревожилась она.
– Да тут недалеко в ресторанчике немного посидим.
– А я не одета для ресторана, – забеспокоилась Агата.
– Это не банкет, это поминки, – напомнил Бергауз, и Агата снова заплакала.
Кивнув на прощание, Лаура быстро зашагала прочь. Подальше от кладбища, от Бергауза с Агатой, от любых разговоров, в которых упоминается ее покойный родственник. Ей надо было собраться с мыслями.
Войдя в подъезд, Лаура принюхалась и неожиданно для себя почувствовала острый приступ голода. Лаура вспомнила, что не ела со вчерашнего дня. В подъезде пахло пловом. Не столовским полувареным мясом, луком и морковкой – пахло настоящим, барбарисово-бараньим, с тающим жирком и растворяющимся во рту оранжевым, пропитанным соком молодого ягненка рисом. Пахло углями и казаном. Она еще раз вдохнула запах еды и вдруг удивилась: «О чем я думаю… У меня в подъезде никто даже теоретически не может готовить плов в казане. Видно, головка-то не выдерживает…» Дверь в ее квартиру была распахнута настежь. Лаура не успела ни удивиться, ни возмутиться. Баринов буквально затащил ее внутрь и принялся снимать с нее пальто.
– Замерзла! Посмотри на себя! Быстро – в горячую ванну и к столу, – командовал он. – Прямо в халате. Не прихорашивайся. Мы тебя любим любой.
Она привыкла к тому, что Баринов являлся без приглашения, когда ему вздумается, и чувствовал себя здесь как дома. Ключ от квартиры он коварно выклянчил у нее «на всякий случай», когда спасал хозяйку в прошлый раз.
Выгнать непрошеного гостя не составляло труда, но он совсем не мешал и даже не раздражал. Лаура даже обрадовалась, что не придется находиться одной, хотя и удивилась, откуда у Баринова столь извращенное чутье на сомнительные ситуации. Стоит чему-то
