Сегодня и ежедневно. Недетские рассказы - Виктор Юзефович Драгунский

А я-то еще сомневался, меняться или нет. Да я за твое нахальство из прынцыпа переменюсь! Баушк! – Он повернулся к Елене Сергеевне. – Пиши скорее заявление на обмен! У меня душа горит на этих подлецов! Я им жизнь покажу! Заходи ко мне завтра утречком. Я те ожидаю.

И он двинулся к выходу. В большом коридоре он, не останавливаясь, бросил через плечо, указывая куда-то под потолок:

– Здесь корыто повешу. А тут мотоциклет. Будь здорова. Смотри не кашляй.

Хлопнула дверь. И в квартире наступила мертвая тишина. А через час…

Толстый Мордатенков пригласил Елену Сергеевну на кухню. Там стоял новенький сине-желтый кухонный столик.

– Это вам, – сказал Мордатенков, конфузясь, – зачем вам тесниться на подоконнике. Это вам. И красиво, и удобно, и бесплатно! И приходите к нам телевизор смотреть. Сегодня Райкин. Вместе посмеемся…

– Зина, солнышко, – крикнул он в коридор, – ты смотри же, завтра пойдешь в молочную, так не забудь Елене Сергеевне кефиру захватить. Вы ведь кефир пьете по утрам?

– Да, кефир, – сказала Елена Сергеевна.

– А хлеб какой предпочитаете? Круглый, рижский, заварной?

– Ну, что вы, – сказала Елена Сергеевна, – я сама!..

– Ничего, – строго сказал Мордатенков и снова крикнул в коридор: – Зинулик, и хлеба! Какой Елена Сергеевна любит, такой и возьмешь!.. И когда придешь, золотко, постираешь ей, что нужно…

– Ох, что вы!.. – замахала руками Елена Сергеевна и, не в силах больше сдерживаться, побежала к себе. Там она сдернула со стены полотенце и прижала его ко рту, чтобы заглушить смех. Ее маленькое тело сотрясалось от хохота.

– Сила искусства! – шептала Елена Сергеевна, смеясь и задыхаясь. – О, волшебная сила искусства!..

– Эта дачка у меня давно, – сказал хозяин, самодовольно поглаживая стенку дома. – Я, милый мой, еще десять лет тому назад работал начальником стройконторы… Там, брат, тесу этого или, скажем, горбыля, рам, дверей всяких завались, по горло! А я начальником был: бог, гроза! План давал из месяца в месяц – сто один, сто два процента, за это и премировали меня, а как же? Ну, да если я и сам выпишу себе горбылька, какой похуже, а возьму тесику? Государство у нас громадное, не мелочное, – оно такого пустяка и не заметит. Вот домик-то и встал. Хорош, а? Пять комнатенок, терраска, сараюшко, гаражишко… А как же? Не дурна, дачурка, а? Да ведь и участочек неплох? Я его еще раньше получил, когда в земельном отделе делами воротил. Хорош участочек?

– Да, – сказал гость и тяжело вздохнул. – Такенный домище да еще на кирпичном фундаменте…

– Фундамент? Это я потом, – сказал хозяин, – фундамент… Это я год спустя после стройконторы-то. Это уж когда меня на кирпич бросили. А что? Ничего себе кирпичонко… Огнеупорный, собака, высший сорт. Ну, нагляделся? Пошли в дом, закусим-перекусим! Сюда проходи, сюда, да ноги вытирай покрепче, тут, брат, чисто, ковры, знаешь… Зачем пачкать… Ковры, да… Я ведь после кирпичного-то завода некоторое время возглавлял московское отделение треста «Узбекковер». Эх, хороши коврята, ничего не скажешь!.. У меня их что-то между шестью и восьмью штуками скопилось… Да ты садись, чего стесняешься… Ведь родственники все-таки. Ну, ты бедный, ну, ты там у себя в колхозе учишь ребят, так это что же, и там ведь можно приобрести… Если с умом…

– Нет уж, извините, – горячо сказал гость, – и не…

Но хозяин не дал ему договорить:

– Да ты садись, садись! Вот на этот диван-кровать садись! Артикул 166–84. У меня таких полтора гарнитура здесь распихано, что я, напрасно, что ли, в «Мебельторге»-то заправлял? А там, знаешь, какая работа? Ад! Молодожены да новоселы – самый свирепый контингент. Ужасно алчные до мебели. А этот гарнитурчик я как бракованный взял. Гвоздик там от трельяжика выскочил, ну и ручечка от шифоньера отклеилась. Брак? Точно, брак! Ну, а раз брак, тогда уж где наша не пропадала, заверните мне этот гарнитурчик в бумажку… Ха-хо-хо…

– Книг-то у вас сколько, – сказал гость, и лицо его, до сих пор напряженное и замкнутое, вдруг просветлело. – Ах ты, сколько книг, целая библиотека!

Он подошел к стеллажам и быстрыми, ловкими и жадными пальцами стал касаться корешков аккуратно подобранных по цвету и формату книг.

– Сколько книг! – повторял он восторженно. – Сколько книг!

– А нельзя иначе, – откликнулся хозяин, – книга сейчас – самое главное убранство… Мода, брат, надо считаться!

– Стендаль, – прошелестел гость, – полный, батюшки вы мои!

– Это который Стендаль-то? – сказал хозяин. – Желтенький, что ли? А, да! Я его по бокам зелененьким обложил! Чтоб покрасивей, значит, было! Одно к одному. Желтенькое с зелененьким. Яичница, значит, с гарниром – с луком там или с горошком! Красиво…

– Ну, зеленый-то – это у вас Бабаевский. Это вы его, значит, гарниром считаете? Гарнир-то, он, конечно, гарнир, да не к тому блюду, – возразил гость.

– Да я их, признаться, обоих не читал, – добродушно улыбнулся хозяин, – просто я в «Книготорге» месяца три подвизался, вот и подобрал… Ну, садись к столу! Садись же! – сказал он нетерпеливо и потер руки. – Как говорится, чем бог послал! Давай выпей! – И он подтолкнул гостю наполненный влагой сосуд.

Гость осторожно коснулся высокой хрупкой ножки.

– Боюсь, разобью я бокал. – Он смотрел на сосуд, и темным-темны были его глаза. – Ведь это прелесть что такое – чудо искусства, из него не водку пить, ему бы на выставке стоять!..

– Угадал! – крикнул хозяин. – Я на чешской выставке кой-чем заправлял, так вот придержал кой-что под видом боя! Под видом, что разбили их при отправке обратно… Ну, да что же? Будь здоров, дай бог не последнюю! Эх, пить – дом не купить, а мы вот пили да дом купили! Хорошо прошла! Закусывай. Небось такой семужки у себя в Калезине и в глаза не видел? А икра красенькая? А филейная шейка? Ешь, ничего! Я теперь по старости администратором в «Гастрономе» вкалываю, так что ешь, малый, на наш век хватит! Много ли нам надо, а государство большое, оно и не заметит…

Они поели и попили.

– Пойдем походим, – сказал хозяин. – Моцион требуется. Ассаже надо сделать, а то ночью сны плохие будут, если после ужина не растрястись. А мы походим по участочку. По своему. У нас места хватит, не беспокойся. Слышишь, как пахнут цветочки? Это я в городском отделе зеленых насаждений трудился, тогда и взял! Это редкие. Это правительство для пушкинских мест где-то купило. Я и взял немножко. Пушкинских мест много, Пушкин и не заметит. Слышишь, как пахнет? А?

– Слышу, – сказал гость и взялся за сердце, – сумасшедший запах! Даже голова кружится! Шатает…

– А ты