Повержены внешние кумиры, и с ними расползаются кумиры внутренние, – кумиры идеи и «нравственного идеализма»: происходит переворот духовный. Ему посвящает Франк 4-ю главу книги, проявляя здесь блеск и чистоту мысли. Он показывает ужас пленения человеческого духа изолгавшеюся моралью, – человеческое тартюфство. Эту главу нужно читать и перечитывать, чтобы исчерпать духовную глубину учителя, его чуткое целомудрие. Да, именно – целомудрие, хоть и говорит он и о «половом чувстве». Но к а к говорит! Это же призыв на высоты, это же исповедь духа, спасающегося от тли! Он не замазывает язвы, он ищет целительное Лекарство: новые пути живого духа. Ибо знает Франк человеческую трагедию, великую правду Достоевского: «мы сами не знаем, где кончается в нашей душе священный культ Мадонны и где начинается Содом». Он трогательно-глубок, когда говорит:
«Как это ни дико звучит для суровых моралистов, которых длительное лицемерие уже приучило к совершенной духовной слепоте, – в бешеном, в самозабвенном разгуле страстей, к которому нас манит заунывно-залихватская цыганская песня, нам мерещится часто разрешение последней, глубочайшей нашей тоски, какое-то предельное самоосуществление и удовлетворение, по которому томится не одно уж тело, а сам дух наш».
Вот оно, чуемое «острие», с которого или полет ввысь или свержение в бездну, та точка неуловимая, которую заваливают видимой культурой, которую хотят позабыть, но которая выбрасывает и выбрасывает «острие» порыва. Рвет это острие – и прорвет! И разве не знаем мы мучительные и ужасные формы прорывов этих?! Радения хлыстовствующих, муки поэтов, разгулы тела, в котором тесно душе несонной, умерщвление плоти аскетами, экстазы веры, небо и ад, безумства крови и пожар духа, – героические потуги найти себя. Это беспокойное метание человечества, это качание на вихревых качелях, – чуяние иной формы!
И эту-то безумную, из века бунтующую человеческую душу хотят пригладить и успокоить «идеализмом» и предписанием подделочной морали! Порвет она эти бумажные колпаки, ибо чует за ними просторы неба. Вот она, основная ложь: рачительная работа веревочками запутать-завязать душу, обмануть ее бумажным небом. Потому-то и кровянит она в порывах своих и взлетах это земное небо. Ей небесное нужно Небо, и благостные путы, чтобы не истекать силой-кровью. Нужен ей иной руководитель – Дух Живой: Он поведет от шаткого острия на высоты.
Это нащупывал Ницше. Искал Ибсен. Чувствовал остро Достоевский. Знали «старцы». Теперь открывается это – всем, кто может вместить. Великое Обновление начинает тревожно стучаться в двери. Ибо бессильны стали «путы железные». И надо отворить двери.
«Такова роковая судьба идеализма. Его святые и подвижники неизбежно становятся фарисеями, его герои становятся извергами, насильниками и палачами…»
Но где же истинные пути, где «пути благостные»?
И Франк указывает пути – «встречу Живого Бога».
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился…
(Пушкин)
И вот – проникновенные страницы. Они проникают в душу, – и я почувствовал: приближают к Богу. Воистину Живое слово творит чудо! Я не могу пересказывать. Надо внимать – и душа учует.
Франк вскрывает недра и тайники души – и свет озаряет жизнь. Здесь не мистическое, не тайна, а плоть живая, но утонченная плоть, как свет. Здесь – не надземное. Открывается сущность жизни, живая жизнь воли-дела, творчество бесконечное.
«Мы знаем, – в чем именно заключается истинное благо человеческой жизни, а поэтому отныне нас не соблазнят ни какие-либо утопии социального рая, равенства распределения и всеобщей материальной сытости… Мы знаем как необходимость подчинения худших лучшим, и всех – общему закону жизни, так и необходимость уважения ко всякой человеческой личности и братского к ней отношения».
Читайте и перечитывайте, кто может. Это не сухое слово, это – вода ключа горного.
III
Не напрасны страдания: они выковывают душу, образуют порывы к творчеству новой жизни. Довольно путей ветхих. Слава Богу, есть у нас творческие силы, – пора, пора новые путевые столбы ставить, прокладывать новые дороги. Старые привели к могилам. И уже ищут, и намечают, и ставят. Может быть, уже и идут иные, – и шире, шире дороги будут. Впереди идут путеводцы – с глазами любви и веры. Откройте книги и читайте… Ищите и выбирайте. Страстно ищет русская встревоженная совесть, – истинной жизни ищет. Читайте Бердяева, его «Философию неравенства», читайте и книги «евразийцев», и Струве, испытавшего пути иные и продолжающего искать. Читайте и перечитывайте «Крушение кумиров», – и эта книга подымет в вашей душе вихрь новых и освежающих мыслей, быть может родит в вас новую душу и сделает вас свободными от «пут железных». И – не забывайте читать вечное Благовестие – Евангелие.
Вы, русские женщины, прочтите Франка. Русские женщины… Страшное выпало вам на долю, как никому. Судьба ваша необычайна. Это теперь всем видно.
Русская женщина, – и сестра, и жена, и мать, – носит в душе великую силу – великое страдание. В подвиге творчества новой жизни – многое она может. Ее душа – душа глубины, и высоты, и Света. Светлые и величавые образы русских женщин дала наша литература, как ни одна литература в мире. Русские женщины шли за мужьями и братьями на каторгу, поддерживали духовно и исправляли, искупали, и очищали. За них, как за верный якорь, хватались гибнущие. Русские женщины «за идею» безотчетно отдавали себя на смерть и муки, гибли самоотверженно, ослепленные «идеалом». Теперь, быть может, достойно выпадает им с верой вести к живому Идеалу, к Богу в жизни, все бесцелье жизни наполнить Великой Целью – вернуть человеку образ Божий! Русская женщина теперь это право приобрела, как ни одна в мире. И не только право, но и силу.
Русская женщина теперь – величайшая страдалица в целом мире. На нее пала вся ложь и скорбь запутавшегося мира. Какая женщина столько перестрадала и столько потеряла?! Какая женщина – мать, доведенная до безумия «культурой», поедала своих детей, осмеивалась палачами, убившими ее сына, ее мужа, ее брата, – насиловалась ими на равнодушных глазах упоенного своей цивилизацией человечества? Какая? Русская женщина. Какая женщина видела осквернение самого для нее святого, ее Неба? Русская женщина. Какая видела своих близких, потерявших лицо свое и соблазненных, на нее же восставших в ослеплении? к кресту пригвожденных, распятых, насилуемых при последнем вздохе, при задушаемых зовах – мама! Русская женщина, Величайшая из страдальцев в мире; После Великой Войны, с истерзанным сердцем, она продолжала терять, терять, терять… Она только теряла! И не сдалась. И не может сдаться. Ей назначен в удел величайший из подвигов. Готова она к нему тяжкой судьбой своей. И познает это. Этот Подвиг провидел и наш Пророк:
«Ей прежде всего принадлежит обновление русской жизни!» (Достоевский, 21, 301).
Ей, быть может, выпадет – первой – быть вестницей Воскресения России.
Помните ту зарю, зарю Воскресения, у Гроба? Мария, первая, встретила Его.
«Жено, что ты плачешь? кого ищешь?» Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни, – что значит: «Учитель!» (Иоанн, 20, 15–16).
Вы это помните: ей – первой! И теперь, когда все чуткие сознают, что так жить больше нельзя, – когда уже указывают пути, на которые выталкивает страшный опыт перенесенного, наши пути, уже полвека указанные Пророком нашим, – русская женщина, наша мать, жена, сестра, дочь, может быть, первой будет готова принять подвиг обновления человека. Это будет святая Слава России – Великой Женщины.
Март, 1924 г.
(Русская газета в Париже. 1924. 17 марта. № 11. С. 2–3)
Кто сомневается в праве и долге нашем думать об устроении будущей России! Все меняется на сем свете. Сроков никто не знает, время придет, и будет Россия новая.
Будем верить. И, веря, будем готовиться, будем думать. Не все мыслящие погибли, не все утратили чувство жизни. Духовно мертвы лишь те, кого не научил страшный урок России, кто все еще призывает идти размытыми и мертвыми путями.
Какие же пути называю я мертвыми?
Один путь – решительного социализма – коммунизма. О нем мы теперь все знаем. Его порочат и социалисты других толков, но не хотят увидеть, что и собственный их путь мертв. Не ищите у них основы жизни, – деятельной любви: живой человек для них лишь значок в мертвой формуле – «человечество». Помните, старец Зосима, у Достоевского, передает слова доктора:
«Чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей порознь!»
Кто всех громче кричал о «человечестве» и кто всех больше истребил людей порознь?! Скажут: есть другие социалисты, у тех – любовь! А помните гамбургский конгресс? Какую резолюцию он принял? Охранять передовой форпост завоеваний мирового пролетариата. В «мировом пролетариате» потонули живые люди, отдельные живые человечки, гибнущие и погибшие, – имена же их (а у них и лица и имена были!). Ты Один, Господи, веси! Одобрили резолюцию вожди социализма, ибо – о «человечестве» у них забота. Тысячи заложников расстреляны по России за одного-двоих, имевших имена – заложников, тоже свои имена имевших, составлявших некоторую часть «человечества»… И что же! Социалисты, которые так любят «человечество», протестовали? Они протестовали по всему миру, – добились результата! – когда судили в Москве социалистов. Конечно, в своем протесте они безусловно правы: надо, надо протестовать! Но не во имя же только социалистов! Во имя людей, с человеческими именами и лицами, протестовать надо! А когда многие тысячи русской молодежи, культурной молодежи, всех классов! – русских офицеров, убивали и мучили, – любители «человечества» нашли ли нужным протестовать?
