"Зачем?" - говорю я. - "Тут рядом деревня. Там и переночуем". "Что Вы, Григорий Петрович!" - в ужасе восклицают моряки. - Ведь там-же нет ни комендатуры, ни гостиницы для военнослужащих". "Вот это самое и хорошо", - говорю я. "Нет, нет. Оставьте такие шутки", - возражают мои спутники. - "Нам еще жить не надоело". "А в чем дело?" - удивляюсь я. "Да разве Вы забыли, где мы находимся? Ведь тут-же что ни день, то убийства. Ведь сами только что слыхали, что рядом кого-то подстрелили". "А, так это же наши", - говорю я. - "Ничего удивительного, что подстрелили". "Григорий Петрович, нам все время рассказывали, чтобы мы были осторожнее. Даже рекомендовали шофера на ночь в машине не оставлять, а то убьют. Ведь тут все время... Ну, сами знаете, что творится". "Где это Вы такие вещи слыхали?" "Нас еще в Москве предупреждали". Я не могу удержаться от смеха. "Ну, если в Москве, то это возможно. Здесь-же все выглядит несколько иначе. Во всяком случае, в деревне спать мы будем лучше, чем в комендантской гостинице. Это я Вам гарантирую. К тому-же у нас у всех пистолеты". После долгих уговоров мои спутники соглашаются на риск ночевки в неизвестной немецкой деревне. Приказав шоферу оставаться в машине, мы отправляемся в путь. "А где-же мы там спать будем?" - снова с сомнением спрашивает капитан II. "Неудобно среди ночи будить людей и вламываться в дом". "Об этом не беспокойтесь, Виктор Степанович", - беру я на себя роль проводника. - "Первый-же дом, на который мы наткнемся, будет гостиницей. Хотите держать со мной пари?" "Вы, Григорий Петрович, прямо фокусничаете. Отчего Вы так уверены, что первый дом будет гостиницей?" - спрашивает капитан II. - "Если будет по Вашему, то откупорим бутылку коньяка". "Очень просто. Мы идем по дороге, а у немцев гостиницы всегда стоят у дороги при входе и выходе из деревни. Видите, как просто я Вашу бутылку выиграл?" "Все-таки вся эта затея мне не нравится", - мрачно вздыхает капитан II. После десяти минут ходьбы перед нами из темноты вырастают неясные очертания моста. Сейчас же за мостом мы видим пробивающийся сквозь щели свет из окон. "Ну, а теперь смотрите, Виктор Степанович. Кто прав?" - говорю я, направляя луч карманного фонаря на чернеющую над входом узорчатую вывеску с изображением пивной кружки. - "Вот Вам и гостиница". Через несколько минут мы сидим за столом в зале деревенского гастхауза. Мои спутники недоверчиво озираются по сторонам, как будто каждую минуту ожидая нападения. Зал-гостиная отделан на тюрингский манер - тяжелая резная мебель из темного дуба и масса оленьих рогов по стенам. Люстры и стенные канделябры тоже сделаны из оленьих рогов. В глубине зала блистает многочисленными никелированными кранами стойка-буфет. За стойкой улыбаются две девушки в белых передниках. Договорившись с хозяином о ночлеге, мы заказываем горячее кофе. Из чемоданчиков, которые мы взяли с собой, появляются хлеб, колбаса и, наконец, бутылка коньяка, которую капитан II захватил в дорогу "против гриппа". "Ох, Григорий Петрович, выпьем мы, а потом всех нас здесь ухлопают как куропаток", - тяжело вздыхает капитан II, откупоривая бутылку. - "Ну, Вы за все перед апостолом Петром отвечать будете". "Хотите я Вам выдам мой маленький секрет", - говорю я. - "Тогда Вы наверняка будете спать спокойнее. Мне частенько приходилось бывать в командировках. Несколько раз я объезжал всю Тюрингию и Саксонию в сопровождении грузовика с грузом. В этом случае, действительно, есть опасность и нужно быть осторожным. И вот всегда, когда приближалась ночь и нужно было останавливаться на ночевку... Что Вы думаете я делал?" "Ну, конечно, старались добраться до комендантской гостиницы" - с уверенностью отвечает капитан II. "Так я сделал только один раз. Первый и последний раз. После этого я всегда старался избегать городов, где есть комендатура и советский гарнизон. Я нарочно не доезжал до города, выискивал первую попавшуюся деревню и останавливался в первой попавшейся гостинице". "В чем-же дело?" - заинтересовывается инженер-полковник. "Так надежнее всего", - отвечаю я. - "За год моего пребывания в Германии я три раза вынимал пистолет, собираясь стрелять... И все три раза это были люди в советской форме... С целью ограбления", - поясняю я, после некоторой паузы. "Интересно..." - цедит сквозь зубы капитан II. "Раз я остановился в гостинице для офицеров в Глаухау", - продолжаю я. "Грузовик, на всякий случай, поставил под окном. Не успел лечь в постель как слышу, что мой грузовик уже демонтируют". "Забавно..." - вторит инженер-полковник. "Для меня совсем не было забавно, когда я с пистолетом в руке и в нижнем белье носился по улице", - замечаю я. "И чем-же это кончилось?" - спрашивает инженер-полковник. "Задержал двух наших лейтенантов и одного сержанта. Вызвал комендантский патруль и сдал их под арест. На утро комендант города мне говорит: "Верю Вам, товарищ майор, но арестованных придется отпустить. Мне такими мелочами заниматься некогда, В следующий раз советую Вам поступать так. Подождите пока разберут автомашину. Чтобы были вещественные доказательства. Потом перестреляйте всех на месте и вызовите затем нас. Мы протокол составим и Вам еще спасибо скажем. Жаль, что Вы в этот раз погорячились". В это время в зал входит элегантная молодая женщина. За ней следует мужчина. Они садятся за столик напротив нас и закуривают. Дым от сигарет голубыми волнами поднимается кверху. "Все это хорошо", - говорит капитан II. - "Но мне здесь одно не нравится публика слишком хорошо одета. Посмотрите на этого типа, что с дамой напротив? Наверное все бывшие крупные нацисты. Попрятались здесь в глуши, а мы вот теперь в их гнездо попали. Заметили вы кучку молодых парней - зашли, пошептались и опять ушли! Все это мне кажется очень подозрительным". "Ну, тогда пойдемте спать", - предлагаю я. - "Утро вечера мудренее". - "Ох, спать", - морщится инженер-полковник. - "Надо будет посмотреть, куда окна выходят". Когда мы поднимаемся на верхний этаж в отведенные нам комнаты, инженер-полковник и капитан II начинают рекогносцировку. Они открывают и закрывают окна, потом проверяют прочность задвижек. "Нам говорили, что здесь ручные гранаты в окна бросают", - поясняет капитан II. Затем он выходит в коридор и пытается проверить не заняты ли соседние комнаты вервольфами. В заключение он пробует прочность запоров на дверях. "Ей Богу, Виктор Степанович, глядя на Вас, мне тоже страшно становится", говорю я. - "Может быть у Вас особое чутье на всякие приключения". Мои спутники занимают одну комнату. Мне приходится устраиваться в комнате рядом. В первый раз за время моего пребывания в Германии я чувствую некоторую неуверенность. Закрыв дверь на задвижку и поразмышляв минуту, я вынимаю пистолет из портфеля и кладу его под подушку. Затем я тушу свет и ныряю под пуховики. На следующее утро я стучу в дверь моих соседей. Из-за двери раздаются сонные голоса, затем громыхают запоры. Мои спутники с трудом вылазят из постелей. Оказывается они еще долго после полуночи сидели, совещаясь, спать ли им раздевшись или одевшись. Теперь-же, при свете солнца, все их страхи и опасения рассеялись и они даже подшучивают друг над другом. "Виктор Степанович, расскажи как ты ночью в уборную с пистолетом ходил?" лукаво подмигивает инженер-полковник. "Знаете что это вчера была за шикарная пара?" - говорю я. - "Местный сапожник с женой. К тому-же старый коммунист. Я уже у хозяина справки навел. А Вы их за крупных наци приняли". Еще вечером мы попросили хозяина гостиницы послать рано утром авто-электрика на помощь нашему шоферу. Когда мы подходим к месту стоянки нашей автомашины, оба усердно заняты ремонтом. Чтобы убить время, мы решаем пойти и осмотреть замки Гёте, которые должны быть где-то наверху над нашими головами. По крутой тропинке между кустов мы карабкаемся вверх. После непродолжительного пути мы взбираемся на вершину. На самом краю крутого обрыва стоят два дома, окруженных зарослями кустов и деревьев. Далеко внизу у наших ног вьется лента дороги, на которой черным пятном виднеется наш автомобиль и копошащиеся около него люди. Далеко-далеко во все стороны открывается чудесная панорама. Мы подходим ближе к довольно неказистым домам, носящим гордое обозначение замков. У бокового входа развешены для просушки заячьи шкурки. Здесь живет сторож, хранитель и одновременно проводник по замкам, являющимся сегодня музеями. Посетителей, по-видимому, немного и сторожу приходиться попутно зарабатывать себе на жизнь браконьерством. С его помощью мы осматриваем исторические достопримечательности и даже собственноручную надпись Гёте карандашом на подоконнике. Надпись аккуратно обрамлена специальной рамкой из стекла. Этот дом когда-то служил летней резиденцией тюрингского курфюрста. Затем некоторое время он принадлежал Гёте. Обстановка бедна и ничем не напоминает королевское или княжеское жилище. Когда мы, осмотрев замки, выходим снова в парк, инженер-полковник говорит: "Все-таки интересно посмотреть дом, где ступала нога Гёте. Ощущаешь какой-то внутренний трепет. Но внешне все это нельзя сравнить с нашим Петергофом или Царским Селом. Бедно жили ихние курфюрсты". "Приятно когда видишь здесь порядок и уважение к культурному наследию Гёте", размышляет капитан II. - "А что они сделали с нашими дворцами в Петергофе? Ведь все дворцы кругом Ленинграда разграбили и еще хуже - загадили. Я это все своими глазами видел". "Это характерно для немцев", - делает вывод инженер-полковник. - "Они слишком самовлюбленны. Вот этот дом - для них святилище. Такое-же святилище он и для нас. А почему-же, спрашивается, они во дворцах Екатерины конюшни устраивали?!" Мы идем по парку. По деревьям шмыгают белки, не обращая на нас ни малейшего внимания. Одна из них спокойно сидит на ветке как-раз над нашей головой. Слова моих спутников наводят меня на неожиданную мысль. Я вытаскиваю из кобуры пистолет и неторопливо целюсь в белку. "Что Вы, Григорий Петрович?!" - хватает меня за руку капитан II. - "Я думал, что Вы взрослый человек?!" "А, что-же тут такого?" - упорствую я и снова целюсь в белку. "Оставьте!" - протестует инженер-полковник, присоединяясь к капитану II. "Разве можно здесь стрельбу поднимать!" "Не беспокойтесь", - смеюсь я, пряча пистолет. - "Это я просто хотел посмотреть как вы будете реагировать на варварство..." В это время со стороны дороги, где стоит наш автомобиль, раздаются два выстрела. Это шофер дает нам условный сигнал, что машина в порядке. Через полчаса замки Гёте остаются далеко за нашей спиной. Еще в течение нескольких дней мы носимся по Тюрингии и Саксонии. Мы контролируем заводы, накладываем секвестр, реквизируем текущую продукцию, подготовляем проекты наряд-заказов для Управления Репараций. В этой поездке мне впервые приходится ощущать довольно странную вещь. Я убеждаюсь, что год пребывания за пределами Советского Союза не прошел для меня бесследно. Каким-то образом я изменился внутренне. Я это ясно вижу при контакте с моими спутниками-моряками. Они только вчера прибыли из Москвы и завтра они снова вернутся туда. Для меня они являются своего рода реагентом, на котором я имею возможность проверить происходящий во мне процесс. Из контакта с ними я с внутренним содроганием почувствовал, что мыслями и мироощущением я удалился от той орбиты, в которой вращается советский человек. Это не было отказом от того, что я имел, в пользу чего-то другого. Это было расширение кругозора.
