Грэмптон, он её вежливо отругал. Она ему объяснила, что в двух близняшек, по их словам, вселилось пятьдесят тысяч развратных демонов, потому что корабль, по всей вероятности, перед началом плавания не окропили святой водой. Капитан признал это упущение. Утром Энди вновь стал матросом. И, как ни странно, решение капитана ему опять не понравилось.
Глава четырнадцатая
Габриэль д’Эстре
Через неделю растаяла за кормой Новая Зеландия – страшный остров, который был населён свирепыми людоедами. У матросов было желание подарить им леди Джоанну, однако не было способа это осуществить. Вместо этого им едва не пришлось расстаться с Клермоном. Произошло это так.
Когда «Летучий Голландец» огибал отмель в миле от острова, вахтенные заметили на берегу озерцо с впадающей в него речкой. Оно лежало между широкими дюнами и возвышенностью, которая опускалась восточным склоном в долину. Та простиралась до самых гор. Её окаймлял с севера и юга вечнозелёный лес, пределов которому видно не было. Решив воспользоваться удобным случаем и пополнить запасы пресной воды, капитан отправил на берег десятерых матросов на пяти шлюпках. В каждую погрузили по три бочонка. Среди отправленных был Клермон, желавший хотя бы час отдохнуть от леди Джоанны. Шотландка, впрочем, ещё спала, поскольку стояло раннее утро.
Пока девять человек спешно наполняли из озерца бочонки, боясь внезапного появления людоедов, странный Клермон отошёл в кусты, как будто поблизости были женщины. Тут как раз людоеды и появились, из-за других кустов. Схватив глупого мальчишку, они его потащили к прибрежной роще, крепко зажав ему рот. Клермон всё же завизжал, до самых костей прокусив людоеду руку. Матросы стали палить из мушкетов – конечно, в воздух, так как боялись задеть своего товарища. Страшные, размалёванные и голые дикари, которых было с полдюжины, испугались. Бросив Клермона в спущенных до колен штанах, они обратились в бегство. Этим же занялись матросы, еле успев погрузить наполненные бочонки в шлюпки и надавать Клермону пинков. Не зря они торопились – из лесу к ним бежала уже целая толпа воинственных дикарей, услышавших вопли своих приятелей и стрельбу. У них были копья, луки и стрелы. Они чуть-чуть не успели. Как только шлюпки отчалили, Эдвардс с брига дал по толпе один залп картечью, чтоб дикари умерили пыл. Пятерых сразило. Все остальные бросились врассыпную. Шлюпки были благополучно подняты на борт, после чего корабль снялся с якоря и опять ушёл в открытое море.
За сороковой параллелью паруса брига наполнил лучший друг моряков – пассат. Он дул с северо-востока, так что «Летучий Голландец» продолжал плыть к южным широтам под зарифлёнными брамселями. За сутки он преодолевал сто тридцать – сто сорок миль. А кругом шумел Тихий океан – величественный и страшный, особенно по ночам, когда его беспредельность высвечивалась мерцанием звёзд. Путь через него лежал к мысу Горн.
Элен и Софи немножко обиделись на Клермона и очень больно подёргали его за уши, потому что ван Страттен случайно дал им понять причину перемещения Энди в кубрик, а Том и Стивен также случайно проговорились, кого они отправили искать Энди в тот злополучный вечер. Такое число случайностей на борту объяснялось тем, что уже южнее Новой Зеландии капитан ни с того ни с сего решил напоить команду. Ну и, конечно, сам хватил лишку. Не было весело лишь двоим – Клермону, которому пришлось скрыться от обезумевшей леди Грэмптон в глубине трюма, и Дэнисену, стоявшему за штурвалом. Все остальные пили и бушевали с вечера до зари. Племянницы господина де Жермонталя, хоть и напились вдрызг, вели себя очень даже благопристойно. К примеру, когда на верхнюю палубу, где они беседовали с матросами, вышел Эдвардс с гитарой и предложил им исполнить под его аккомпанемент танец с раздеванием, они обе решительно заявили, что танцевать согласны, а раздеваться – категорически нет. Но всё перепутали.
– Обалдеть, – пробормотал Том, первым осознав, что, собственно, происходит, – они ведь голые!
– Нет, нет, нет, – мотнул башкой Стивен, пустив слюну, – на них ещё что-то есть!
Все уже валялись, однако Роберт и Джонатан, согласившись с Томом, вскочили. К счастью, на их пути оказалось тело леди Джоанны – ещё не мёртвое, но почти, поэтому здорово пожалевший о своей шутке Эдвардс успел пинками загнать двух юных француженок в их каюту. Это не отняло много времени, потому что вниз по ступенькам трапа они скатились.
Когда часов через десять, при свете дня, две очаровательные танцовщицы кое-как продрали глаза, их первым желанием было убить Клермона. Оно вернуло их к жизни. Напялив мятые платья, очаровашки примчались в камбуз, где и произошла экзекуция. Над сияющим океаном разнёсся визг, а уши Клермона сделались очень красными. Наводя в камбузе порядок после разгрома, он дал себе обещание задушить двух сучек при первом удобном случае. Леди Грэмптон, пытавшаяся его успокоить, выбежала в слезах. Прислуживать за обедом в кают-компании кок решительно отказался, в истерике заявив, что пусть его даже режут на части, если угодно, он всё равно не придёт. К ужину его даже и не звали.
Когда наступила ночь, Клермон вышел на корму, чтоб броситься за борт. Но океан, встретившись с ним взглядом, сразу забрал у него обиду. Всю, без остатка. Корабль оставлял за собою пенный широкий след. Но он пропадал, и вместо него на гладкой поверхности океана вновь появлялись звёзды. Нечто подобное произошло и с душевной болью. После полуночи две француженки подошли к Клермону и принесли извинения за жестокость, пообещав в следующий раз надрать ему уши чуть-чуть слабее. Он их простил. Они целый час стояли втроём, вдыхая прохладный ветер. Потом Элен, поглядев на звёзды, произнесла:
– На нас надвигается что-то страшное. Я всем сердцем чувствую это!
– Колокола, – подтвердил Клермон, – они отзвонят конец всему бесконечному. Берегитесь!
Мадемуазель Софи удивилась.
– При чём здесь колокола? – спросила она, – ты хочешь сказать, что мы ещё не готовы к праведной жизни в монастыре? Это заблуждение! Вот смотри – Элен уже что-то чувствует, и я также впечатлена величием Бога. Мне очень хочется перед ним склониться!
– Я понимаю тебя, сестра, – вздохнула Элен, – как можно быть частью мира, который полон греха, если над тобой – такое величие? Голос Бога сейчас звучит в моём сердце так, что оно трепещет! И я сейчас сожалею только о том, что Клермон – не девушка. Если бы он был девушкой, мы бы взяли его с собой. Он такой хорошенький!
– Да, да, да! – вскричала мадемуазель Софи и перевела свои затуманенные глаза с небес на лицо Клермона, – он ангелочек!
– Свиньи, – сказал Клермон, – вы всем уже надоели!
И пошёл спать. Близняшки последовали его примеру, поскольку очень любили вскакивать рано. У них всегда было дел по
