мою получили?
— Ах да, получил.
— Ну и что же там интересного?
— Ничего.
Иосиф Бродский (на книге стихов, подаренной Михаилу Барышникову):
Пусть я — аид, а он — всего лишь — гой,
И профиль у него совсем другой,
И все же я не сделаю рукой
Того, что может сделать он — ногой!
О Бродском:
«Он не первый. Он, к сожалению, единственный».
У Бродского есть дружеский шарж на меня. По-моему, чудный рисунок.
Я показал его своему редактору-американцу. Он сказал:
— У тебя нос другой.
— Значит, надо, — говорю, — сделать пластическую операцию.
Помню, раздобыл я книгу Бродского 64-го года. Уплатил как за библиографическую редкость приличные деньги. Долларов, если не ошибаюсь, пятьдесят. Сообщил об этом Иосифу. Слышу:
— А у меня такого сборника нет.
Я говорю:
— Хотите, подарю вам?
Иосиф удивился:
— Что же я с ним буду делать? Читать?!
Бродский:
— Долго я не верил, что по-английски можно сказать глупость...
Бродский о книге Ефремова:
— Как он решился перейти со второго абзаца на третий?!
Бахчаняна упрекали в формализме. Бахчанян оправдывался:
— А что, если я на содержании у художественной формы?!
Реклама фирмы «Мейсис». Предложение Бахчаняна:
«Светит Мейсис, светит ясный!..»
Заговорили мы в одной эмигрантской компании про наших детей. Кто-то сказал:
— Наши дети становятся американцами. Они не читают по-русски. Это ужасно. Они не читают Достоевского. Как они смогут жить без Достоевского?
И все закричали:
— Как они смогут жить без Достоевского?
На что художник Бахчанян заметил:
— Пушкин жил, и ничего.
Бахчанян:
«Гласность вопиющего в пустыне».
Как-то раз я сказал Бахчаняну:
— У меня есть повесть «Компромисс». Хочу написать продолжение. Только заглавие все еще не придумал.
Бахчанян подсказал:
— «Компромиссис».
Бахчанян предложил название для юмористического раздела в газете:
«Архипелаг Гуд Лак!»
Шел разговор о голливудских стандартах. Вагрич Бахчанян успокаивал Игоря Гениса:
— Да что ты нервничаешь?! У тебя хороший женский рост.
Бахчанян пришел на радио «Свобода». Тогда еще работали глушилки. Бахчанян предложил:
— Все это можно делать заранее. Сразу же записывать на пленку текст и рев. Представляете, какая экономия народных денег!
Бахчанян говорил, узнав, что я на диете:
— Довлатов худеет, не щадя живота своего.
Бахчанян говорил мне:
— Ты — еврей армянского разлива.
Была такая нашумевшая история. Эмигрант купил пятиэтажный дом. Дал объявление, что сдаются квартиры. Желающих не оказалось. В результате хозяин застраховал этот дом и поджег.
Бахчанян по этому случаю высказался:
«Когда дом не сдается, его уничтожают!»
Владимир Яковлев — один из самых талантливых московских художников. Бахчанян утверждает, что самый талантливый. Кстати, до определенного времени Бахчанян считал Яковлева абсолютно здоровым. Однажды Бахчанян сказал ему:
— Давайте я запишу номер вашего телефона.
— Записывайте. Один, два, три...
— Дальше.
— Четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять...
И Яковлев сосчитал до пятидесяти.
— Достаточно, — прервал его Бахчанян, — созвонимся.
Как-то раз я спросил Бахчаняна:
— Ты армянин?
— Армянин.
— На сто процентов?
— Даже на сто пятьдесят.
— Как это?
— Даже мачеха у нас была армянка...
Вайль и Генис ехали сабвеем. Проезжали опасный, чудовищный Гарлем. Оба были сильно выпившие. На полу стояла бутылка виски. Генис курил.
Вайль огляделся и говорит:
— Сашка, обрати внимание! Мы здесь страшнее всех!
Козловский — это непризнанный Генис.
Генис написал передачу для радио «Либерти». Там было множество научных слов — «аллюзия», «цезура», «консеквентный»... Редактор Генису сказал:
— Такие передачи и глушить не обязательно. Все равно их понимают лишь доценты МГУ.
Как-то сказал я в редакции Генису:
— Нехорошо, если Шарымова поедет в типографию одна. Да еще вечером.
На что красивый плотный Генис мне ответил:
— Но мы-то с Петькой ездим, и всегда одни.
Наш босс пришел в редакцию и говорит:
— Вы расходуете уйму фотобумаги. Она дорогая. Можно делать фото на обычном картоне?
Генис изумился:
— Как?
— Очень просто.
— Но ведь там же специальные химические процессы! Эмульсионный слой и так далее...
Босс говорит:
— Ну хорошо, попробовать-то можно?
Как-то Сашу Гениса обсчитали в бухгалтерии русскоязычной нью-йоркской газеты. Долларов на пятнадцать. Генис пошел выяснять недоразумение. Обратился к главному редактору. Тот укоризненно произнес:
— Ну что для вас пятнадцать долларов?.. А для нашей корпорации это солидные деньги.
Генис от потрясения извинился.
Генис и злодейство — две вещи несовместные!
Загадочный религиозный деятель Лемкус говорил:
— Вы, Сергей, постоянно шутите надо мной. Высмеиваете мою религиозную и общественную деятельность. А вот незнакомые люди полностью мне доверяют.
Загадочный религиозный деятель Лемкус был еще и писателем. Как-то он написал:
«Розовый утренний закат напоминал грудь молоденькой девушки».
Говорю ему:
— Гриша, опомнитесь. Какой же закат по утрам?!
— Разве это важно? — откликнулся Лемкус.
Лемкус написал:
«Вдоль дороги росли кусты барышника...»
И еще:
«Он нахлобучил изящное соломенное канапе...»
У того же Лемкуса в одной заметке было сказано:
«Как замечательно говорил Иисус Христос — возлюби ближнего своего!»
Похвалил талантливого автора.
Знакомый режиссер поставил спектакль в Нью-Йорке. Если не ошибаюсь, «Сирано де Бержерак». Очень гордился своим достижением.
Я спросил Изю Шапиро:
— Ты видел этот спектакль? Много было народу?
Изя ответил:
— Сначала было мало. Пришли мы с женой, стало вдвое больше.
Изя Шапиро часто ездил в командировки по Америке. Оказавшись в незнакомом городе, первым делом искал телефонную книгу. Узнавал, сколько людей по фамилии Шапиро живет в этом городе. Если таковых было много, город Изе нравился. Если мало, Изю охватывала тревога.
В одном техасском городке, представляясь хозяину фирмы, Изя Шапиро сказал:
— Я — Израиль Шапиро!
— Что это значит? — удивился хозяин.
Братьев Шапиро пригласили на ужин ветхозаветные армянские соседи. Все было очень чинно. Разговоры по большей части шли о величии армянской нации. О драматической истории армянского народа.
Наконец хозяйка спросила:
— Не желаете ли по чашечке кофе?
Соломон Шапиро, желая быть изысканным, уточнил:
— Кофе по-турецки?
У хозяев вытянулись физиономии.
Изя Шапиро сказал про мою жену, возившуюся на кухне:
— «И все-таки она вертится!..»
Звонит приятель Изе Шапиро:
— Слушай! У меня родился сын. Придумай имя — скромное, короткое, распространенное
