А перс, прищурив глаза, снова тихонько запел воющую песнь; пел он горлом, с неожиданными повышениями до визга, странно захлебываясь звуком, капризна прерывая его ленивое течение. Эта песня еще более усугубляла знойную тоску пустого дня; ничему не мешая, ничего не будя, звуки и слова, чуждые мне, плыли, кап стая мелкой рыбы. Казалось, что песня давно уже звучит в тишине, всегда звучала в ней, — мелодия ее была неуловима и ускользала из памяти, не поддаваясь усилиям схватить ее. В светлой пустоте дергалась лодка, точно неуклюжая рыба с тонкими длинными плавниками; Изет едва греб, медленно опуская и поднимая весла.
— Что ты поешь, о чем? — спросил я перса, когда мне надоело слушать его вой.
Он тотчас же замолчал, оскалил зубы и охотно начал рассказывать:
— Такой веселы пэсня — тасниф, наша зовут, тасниф!
Но слов у него не хватило, он закрыл глаза, закачался и снова начал вопить:
Ай-яй-яй-ай-и!
Минэ нады иэхать Фарсиста-ан!
Прервал пение, подмигнул мне и заговорил:
— Нады, не нады, кто знайт? Алла знайт, человечка нэт знайт! Молодой баба остался дома, другой муж взял — не взял, — кто знайт? Скажи, добрый Джин, который моя друг, жены новый муж? Так поем тасниф. Шайтан шутит — человечка плачит…
Баринов пошевелился и сказал осуждающим тоном:
— У них все песни про баб, больше ничего не знают, псы…
А перс всё говорил, весело и бойко поблескивая глазами, путая незнакомые мне слова с изломанными русскими.
— Нады иэхать Фарсистан, — не нады иэхать? Буду пить вино, буду обмануть дыруга и все люди, — такой тасниф! Дома человечка — умны, дорога — глупы!
Он засмеялся, крепко потирая руки, и вдруг, потемнев, задумался, замер, глядя в сверкающее зеркало моря.
И я задумался, слагая его смешные слова в незатейливую песню.
Я хочу делать хорошие дела…
Ах, надо ехать в Фарсистан!
Скажи, мой добрый Джин,
Сколько беды и зла
Готовит мне шайтан?
У меня молодая жена…
Люблю се мягкие колени!
А мне надо ехать в Фарсистан!
Скажи, добрый Джин,
С кем жена мне изменит?
У меня есть два друга,—
Скутно мне без них станет!
Мне ведь надо ехать в Фарсистан.
Скажи, добрый Джин,
Который друг меня обманет?
Ах, я человек смирный,
А дорога мне не знакома…
Как тут ехать в Фарсистан?
Скажи, добрый Джин,—
Не умнее ли буду я дома?
А не послать ли к шайтану
Дела, друзей к жену?
Не надо ехать в Фарсистан!
Лучше я сам всех обману,
А потом — напьюсь пьяный…
Лодка подвинулась близко к мели, я вижу круглое, красное лицо угрюмого Изета, он сидит прямо, гребет не сгибая спины. Перс гибко встал на наги, пощупал рукою пазуху и легко пошел навстречу лодке.
— Ну, надо и нам садиться да ехать, — сказал Баринов, потягиваясь так, что у него захрустели сухожилия. — А то погодим, пускай дружки поговорят…
Изет выпрыгнул из лодки в воду и потел на берег, изогнувшись, спрятав руки за спину, а перс вдруг присел на корточки. Тогда Изет, остановясь на секунду, поправил шапку, провел ладонью по лицу и, стряхнув с нее пот, тоже смешно подогнул колени.
— Эй, эй, дьяволы! — испуганно заорал Баринов, вскакивая на ноги, и торопливо бросил мне:
— Драться хотят, негодяи! Эй, вы, — нельзя! Они ведь ножами!
Да, в руках друзей, точно живые сельди, сверкали длинные тонкие ножи. Присев на корточки, напоминая тетеревей на току, они переступали с ноги на ногу, подпрыгивали, а Баринов, оглядываясь, тревожно бормотал:
— Эх, палки нет — палкой бы их по башкам.
Вдруг перс быстро сунулся всем телом вперед, а Изет крякнул, размахнул руками и упал на спину.
— Куда? Зарежут! — крикнул Баринов, когда я побежал к лодке.
Стоя на коленях, перс совал левой рукою нож в песок — сунет, вытащит и, вытерев лезвие полою куртки, снова сунет.
— Что ты сделал? — спросил я.
Он ответил, оскалив зубы, гладя нож пальцами:
— Мы ему, собаку, давно искал.
По правой руке его из-под рукава стекали алые струйки крови, кровь тяжелыми каплями падала на песок и исчезала, оставляя за собою ржавые пятна.
Изет лежал на спине, спустив ноги в воду, плотно прижавшись щекою к влажному песку. Лицо у него побурело, тусклые глаза пристально смотрели на разжатый кулак откинутой руки и на нож около нее. Пальцы другой руки вцепились в песок, а толстые губы сердито надуты.
— Серсэ нашол, — сказал перс, подмигнув мне. — Чик!
Баринов осторожно, стороной, подобрался к лодке, влез в нее и закричал мне:
— Едем, чёрт!
Когда я, столкнув лодку, сел на весла, он, перевалившись на корму, начал злобно орать:
— Погоди, свинья, вот мы сейчас тебя, злодея…
Перс, стоя на коленях, весело кивал нам головой и вдруг звонко крикнул:
— Прочай!
Стянул с плеч куртку, рубаху и обнаружил длинную руку, красную по плечо, — она так ярко загорелась на солнце, точно была выкована из металла цвета крови.
А всё кругом — снова как сон.
ПО РУСИ
Цикл рассказов
Рассказы, объединённые под названием «По Руси», первоначально были напечатаны М. Горьким в различных периодических изданиях и сборниках.
Первые одиннадцать рассказов печатались на протяжении 1912–1913 годов, остальные восемнадцать рассказов — в 1915–1917 годах.
О трёх рассказах, позднее получивших заглавия: «Ледоход», «Женщина», «Покойник», М. Горький в сентябре 1912 года писал редактору журнала «Вестник Европы» Д. Н. Овсянико-Куликовскому:
«Не знаю, как озаглавить мне очерки, посланные вам. Я имел дерзкое намерение дать общий заголовок: „Русь. Впечатления проходящего“, — но это будет, пожалуй, слишком громко.
Я намеренно говорю „проходящий“, а не „прохожий“: мне кажется, что прохожий не оставляет по себе следов, тогда как проходящий — до некоторой степени лицо деятельное и не только почерпающее впечатления бытия, но и сознательно творящее нечто определённое.
Может быть, вы согласитесь дать заголовок „Впечатления проходящего“, — откинув слишком широкое и требовательное слово „Русь“?
Я затеял ряд очерков, подобных посланным, — мне хотелось бы очертить ими некоторые свойства русской психики и наиболее типичные настроения русских людей, как я понял их» (сб. «М. Горький. Материалы и исследования», издание Академии наук СССР, М. — Л. 1941, т. III, стр.152).
Вскоре после первой публикации в русских периодических изданиях очерки вышли двумя отдельными выпусками, под общим названием «Записки проходящего», в издательстве И. П. Ладыжникова, Берлин. В первый выпуск вошли рассказы «Ледоход», «Покойник», «Женщина», «Губин», «Калинин», «Кладбище», во второй — «Нилушка», «На пароходе», «В ущелье».
В 1915 году первые одиннадцать рассказов настоящего издания были включены М. Горьким в девятнадцатый том собрания сочинений в издании «Жизнь и знание». Они были напечатаны под общим заглавием «По Руси». Остальные восемнадцать рассказов в 1918 году были собраны М. Горьким в одну книгу под названием «Ералаш и другие рассказы», изд. «Парус», Пгр. 1918.
В 1923 году, подготавливая тексты для собрания сочинений в издании «Книга», М. Горький объединил все рассказы в один цикл, под общим заглавием «По Руси», с сохранением отдельных названий каждого произведения.
В настоящем издании сохранено авторское расположение произведений внутри цикла. Все рассказы печатаются по текстам, подготовленным М. Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».
РОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
Рассказ
Впервые напечатано в журнале «Заветы», 1912, номер 1, апрель, с подзаголовком «Из воспоминаний проходящего». Одновременно вышло отдельным изданием (вместе с рассказом «Случай из жизни Макара») в издательстве И. П. Ладыжникова, Берлин (без обозначения года издания).
В основу рассказа положен эпизод из жизни М. Горького: в конце лета 1892 года М. Горький работал на Кавказе, на постройке шоссе Сухум — Новороссийск; здесь на одной из пустынных дорог он встретил женщину, у которой начались роды, и принял у неё ребёнка.
Автобиографичность рассказа подтверждена М. Горьким в письме к И. А. Груздеву. «В дополнение к письму из Ейска, — писал М. Горький, — посылаю ещё письмо какого-то Бурбы, который тоже рассказывает о „Рождении человека“. Но этот Бурба, очевидно, был на Сухумском шоссе, и рассказ о моём „акушерстве“ слышал там» (архив А. М. Горького).
В переписке М. Горького есть указания на то, что замысел рассказа относится к маю 1910 года.
