- Напиши телефон, - он опять не давал выйти.
- У меня нет.
Она сочинила ему на бумажке телефон. Вышла.
У подъезда ее ждал Миша. Она как его увидела, закрыла лицо руками.
Она лежала в постели. Он налил ей еще в рюмку.
- Выпей ты тоже, - сказала она ему.
- Ну хорошо, - сказал он ей. Они оба выпили, он вглядывался пронзительно в ее лицо.
- Не смотри так, - сказала она. Подняла одеяло, посмотрела себе на живот и показала на царапины, - вот здесь еще и здесь, - показала на правый бок. Он поцеловал ее.
- Спи, - сказал он.
- Иди ко мне, - сказала она, - если тебе теперь не противно...
- Что ты говоришь такое?.. - он лег рядом с ней, хотя был одет, обнял ее, завернутую в одеяло. Она глубоко-глубоко вздохнула, закрыла глаза.
Он полежал так вместе с ней. Посмотрел ей в лицо. Тихо спросил:
- Ты спишь? - она не отвечала. Тогда он встал. Вышел в коридор, посмотрелся в зеркало. Он сделался бледным, губы стали узкими. Он, стараясь не хлопать дверью, спустился на улицу. Вышел на эту самую площадь, чтобы отыскать водителя.
Впереди него шел какой-то человек. Миша побежал за ним. Тот испуганно оглянулся, ускорил шаги. Миша догнал его, внимательно, как ненормальный, посмотрел ему в лицо. Кажется, этого человека спас его возраст - ему было лет шестьдесят. Миша отступил от него, утратив интерес. Тот почти побежал от него.
Засунув руки в карманы, Миша вышел на середину площади и стал поджидать автомобили, как маньяк. Была самая тихая и пустая середина ночи, близкая к рассвету. Медленно выехала на площадь старая "Победа". Миша вгляделся в водителя, несколько метров пробежав за автомобилем. Там сидел усатый, в беретке, добропорядочного вида мужчина. Он гордо посмотрел из своего окошка. Миша остановился, ссутулившись. Стал грызть ногти на левой руке. Машина уехала. Он огляделся. В наступившей тишине он увидел стоящий на краю площади автомобиль темного цвета, который он не мог заметить сразу, потому что он был загорожен киоском. Миша быстро пошел прямо туда. Работал мотор. Это сразу усилило подозрение, а то, что водитель сидел и еще курил, совсем решило его участь. Миша подбежал и стукнул кулаком ему в лобовое стекло, как сумасшедший. Тот занервничал, открыл дверцу машины, собираясь ему что-то сказать. Миша поставил ногу между дверью, чтоб тот не смог ее больше закрыть, и наклонился в салон, протягивая руки и пытаясь ухватить водителя за грудь... Хотя это был совсем другой человек!
Миша вернулся домой. Рубашка у него была немного порвана (только на спине). Он сразу же заглянул в комнату, где оставил спать Риту. Она не спала. Сидела на кровати, облокотившись о стену. На одеяле в ногах у нее лежала собака, которой он обычно не разрешал спать на постели, но зато это ей всегда разрешала Рита, балуя ее за строгое воспитание. Миша ничего не сказал ей, но собака, как только увидела его, сразу же трусливо спрыгнула с кровати.
- Как ты? - спросил Миша, присаживаясь на край.
Она закурила. Помахала рукой, разгоняя дым. Сделала одну затяжку, другую.
- Неприятно, конечно... - сказала она и жалко засмеялась.
Днем они пошли в магазин. На улице Рита постучала Мишу по спине:
- Не сутулься! - сказала она ему. Тот выпрямился. - Сначала в магазин, а потом в кафе, - сказала она ему. Он согласно закивал. - Купи вот этот журнал, - она остановилась у ларька. Он купил "приказанный" журнал. Она на ходу стала рассматривать его. - Скажи, - спрашивала она, - вот эта женщина красивая? Она похожа на меня? Нет?
Они дошли до магазина. Рита по наитию оглянулась, увидела проезжающего в своей машине фотографа.
Они зашли в магазин. Миша пошел платить в кассу. Она стояла возле матового стекла и смотрела на улицу. Вдруг с улицы постучали в стекло. Она присмотрелась - сквозь матовое стекло едва был узнаваем фотограф. Он звал ее. Рита оглянулась на Мишу.
Миша подошел к ней.
- Ну что? Теперь пить кофе, не забыла? Она вышла из магазина с опущенной головой. Фотограф пошел за ними, выдерживая дистанцию.
Они сели в кафе. Миша сам выбрал столик у окна. Рита потеряла из виду фотографа, она все время смотрела на улицу. Его нигде не было видно.
Пока Миша покупал кофе, она сидела и старательно разрисовывала известного узбекского писателя перьевой ручкой. Сначала она нарисовала ему родинку на щеке, как у Мерилин Монро. Потом сделала его толстые губы поярче. Потом прическу. После этого он посмотрела на улицу. Фотографа не было. Посмотрела на Мишу. Он стоял в очереди из нескольких человек вторым. Она отыскала в журнале еще одно крупное фото одного политического деятеля из него М. М. получилась гораздо похожее.
Миша принес кофе. Она спросила его, когда он сел и с сожалением посмотрел на испорченный журнал:
- Похож на Мерилин Монро?
Он пожал плечами. Тогда она у него спросила:
- Ты ведь умный мальчик?
- Я не мальчик, - сказал он.
Рита опять посмотрела на улицу сквозь стекло и увидела, как фотограф подъехал на своей машине к кафе и затормозил. Он не вышел из своей машины. Сидел, ждал. Рита сказала:
- Я подумала, ты должен бросить меня, - сказала она.
- Как бросить? - испугался он.
- Пусть мне будет плохо. Я плохая, - сказала она, - тебе нужно найти добрую правильную девушку, она тебе будет помогать с твоей мамой. Ты будешь ходить на лекции, учиться. Я же останусь одна. Может, я стану человеком. Пойму что-то... - она говорила какой-то бред, потому что все время оборачивалась и отвлекалась на улицу. Фотограф кивал ей. - Я ведь это серьезно решила. Нельзя так, я плохой человек. Брось меня, пусть мне будет хуже.
- А мне? - сказал он, - мне тоже хуже?
- Нет-нет, - сказала она и посмотрела на него.
- Не пугай меня, - попросил он.
- Хорошо, - сказала она. Улыбнулась.
- Разве ты не хочешь детей?
- Я? Нет, наверно.
- Но почему?
Она пожала плечами.
- Почему?
- Не хочу...
Почему? - еще раз спросил он.
- Иди принеси мне еще кофе! - сказала она и протянула ему свою чашку.
Он встал, взял чашку. Посмотрел - она была полная.
- Но там есть еще! - он громко поставил чашку на стол.
- Он холодный. Принеси мне горячего, - сказала она, улыбаясь.
Миша что-то хотел сказать, но послушно взял чашку и пошел к стойке.
Рита быстро встала и вышла на улицу. Села в машину фотографа. Он быстро отъехал. Она, не оборачиваясь, охваченная волнением, сжимала и разжимала руки и говорила:
- Ты знаешь, как ты виноват? Знаешь, как ты виноват передо мной? Ты знаешь, что со мной случилось ночью? Во всем виноват ты, потому что я ехала к тебе!.. Когда я вернулась назад, с тех пор мне не хочется жить! Я не вижу никакого смысла! Никакого. Я ничего не хочу понимать в жизни. Жизнь меня очаровывает и сразу же всякий раз разочаровывает. Надо быть и добрым и злым, щедрым и жадным, красивым и скромным, сволочью и отличником) выпить и отказаться, бросить и согласиться... - Она вздохнула. - Ночью я засну. Завтра буду жить опять. Я знаю, что мне нужно делать, но я не делаю этого я буду работать, буду одна, буду доброй. А сейчас мне даже жалко жить так, такой жизнью, учиться на ее уроках. Ее уроки - дерьмо. Вот если я завтра не проснусь, мне совсем не жалко. Мне жалко маму. Жизнь хороша весной, летом, осенью в прохладу, закутавшись в простыню, лежа под распахнутым окном!.. Да? Да?..
Фотограф остановился около магазина. Рита осталась ждать его в машине.
Фотограф сказал продавщице в косметическом отделе:
- Всех помад по одной, и вот это и это...
Он вышел с большим свертком.
Дома у себя он нашел большую фотографию М. М. и стал Риту гримировать под нее. Убрал ей челку со лба, накрасил губы, поставил родинку. На столе лежала груда всяких помад. Рита все время старалась дать совет и говорила:
- Может, лучше этот цвет? Или этот!
Он ей не отвечал. Посадил напротив окна. Принес фотоаппарат и сказал:
- Пленка все равно черно-белая. Она засмеялась:
- Как сесть? Так?
Он ее фотографировал, она говорила:
- Как я живу, как чувствую... Наверно, это неправильно. Я осуждаю себя, но я бываю счастлива, но... - она задумалась, - и несчастлива одновременно...
Он сказал ей:
- На последних фото у Монро совсем трагическое лицо. Абсолютно трагическое лицо. - Здесь он уже говорил, как настоящий профессионал. Он вздохнул.
Уже было темно. Миша ходил под окнами квартиры фотографа. Он все ждал и надеялся, что она выйдет, ведь уже наступила ночь. Их окно горело. Миша еще раз прошелся, закурил, когда он поднял глаза, то увидел, что свет в их окне погас - она легла с ним спать.
Он постоял, уже безнадежно все-таки надеясь, что она выйдет из подъезда.
Суббота накануне важного события.
Была хорошая погода, ближе к теплому вечеру, и окно в комнате, в которой тоскливо и скучающе присутствовала Рита, было распахнуто на "звуковую улицу". Тихий ветер, летающий вдоль улицы, возвращался, как муха, из одного конца в другой. Фотограф, одетый в домашнее, с сигаретой, в тапочках, мягких и точно таких же, какие он выдал Рите, прошел мимо нее. Она сидела откинувшись на диване, сложив, как выживший из ума старичок, руки на животе. Диван был белый, как парадный конь. Глаза у нее были закрыты, веки дрожали.
