-- У вас тут сколько соток?
-- Соток? Было три гектара, но куда мне столько. Два я отдал, вот остался один гектар.
Я здесь прячусь от всех, работаю. Хорошо! Дом -- логово и Храм
-- И дом вы тут замечательный построили.
-- Да, дом огромный! А спальни в нем всего две. Американцы мне говорят: "Зачем вам такие высокие потолки, это ж не церковь -- лучше устройте второй этаж и сделайте двенадцать комнат, гостей будете селить или постояльцев возьмете!" Это действительно проблема: приезжают гости, а оставаться негде. Но это мелочь! Этот дом вообще не бытовой. Я специально так спроектировал. Дом должен ассоциативно напоминать северную архитектуру, а с другой стороны, храм. И конечно, студию скульптора, аскетическое логово художника. Чтоб вещи были дорогие, но не кричащие (в Америке чаще наоборот). Поэтому я выбрал дерево, я же уралец. Дуб, ясень и другие, я не помню, как все по-английски называется.
Самая дорогая часть дома -- это колонны до потолка, из цельных деревьев. Их же надо было вырубить, привезти! Все думают, что они клееные, из частей, здесь все так делают. Но у меня все настоящее.
Я сделал дом, который соответствует моему духу, где мне легко дышится. Я имею право на такой дом -- огромный, красивый, дорогой, -- ведь я на всю жизнь оскорблен советским мещанством! Это попытка хоть как-то ностальгически компенсировать эстетическую недостаточность всей моей жизни.
Обычно трагедия художника -- в несовпадении его внутреннего ритма с тем ритмом, который ему задают среда, социум, жена, дети и прочее. Это противоречие между внутренним состоянием и окружающей средой страшно! Вот я и попытался это противоречие преодолеть...
Да... Сколько говорено о строительстве голубых городов, о создании новых цивилизаций! А я вот -- всего-то домишко построил.
Этот дом будет моим музеем; потом, после... "Деньги -- кровь творчества"
-- Вы сейчас работаете больше или меньше или столько же, сколько всегда?
-- Я работаю, как всегда, -- очень много. Но в силу многих причин, да вот хотя бы из-за недавней операции на сердце, чуть-чуть реже бросаюсь на дзот грудью. Я работаю много, при том что это невыгодно. Ведь я, когда работаю, слишком много трачу: материал, отливка, помощники -- идет омертвление огромных денег. В эти скульптуры, которыми заставлен мой парк, вложено несколько миллионов долларов, -- если считать одну отливку. Я богатею, когда не работаю: деньги не расходуются, а дают дивиденды.
В последние годы я стараюсь давать минимальные тиражи -- два, ну три экземпляра. При том что статус оригинала имеют двенадцать экземпляров скульптуры. Смысл тут такой: когда идет затоваривание, психологически очень трудно работать. А маленький тираж расходится быстрей, и это создает мне перспективу жизни, есть для чего жить -- для работы.
-- Так у вас проблемы с продажей работ?
-- Не буду врать -- продать очень трудно. Особенно в последнее время. Сейчас recession. Однако же, несмотря ни на что, я на плаву. Причина моего успеха -- в моей нежадности, в моей консервативности. Например, иногда западные галерейщики, которые безответственно относятся к художнику, создают прецеденты продажи какого-то автора за большие цены (такое происходит на "Сотбисе"). Но запредельные цены удерживать невозможно, они падают, а это бьет по репутации художника. Я с галерейщиками боролся против высоких цен. Окружение давило: "Продавай подороже!" Но я не позволяю продавать скульптуры дороже ста -- двухсот пятидесяти тысяч. Круг моих покупателей узок, это, по сути, международный клуб. Тем не менее цены на мое творчество растут, но органично. У меня стабильное положение на рынке! Когда мне понадобилось четыреста семьдесят тысяч долларов, чтоб достроить этот дом, банк легко дал мне кредит -- под залог моих скульптур. Я брал в долг не потому, что был беден, -- просто не было свободных денег. А так-то все знают, что у меня миллионы долларов вложены в отливку скульптур из бронзы... Я только на Западе понял, что свободу творчества дают деньги, это кровь творчества; нужно вкладывать очень много денег, чтобы создавать скульптуры. Золотой крест Неизвестного
-- Свобода творчества -- вы ее получили только на Западе?
-- У меня сейчас намного больше свободы, чем было тогда в России. Хочу отлить в бронзе -- могу. Моя фантазия безгранична, а жизнь ограничивает нас, в том числе и материально. Но я ближе к тому, к чему стремился.
-- А стремились вы всегда к тому, чтобы...
-- Делать скульптуры и отливать их в бронзе.
-- А теперь не только в бронзе, но уже и в золоте, правда, с переменой масштаба -- я о вашем увлечении ювелирными изделиями.
-- Да, я начал делать ювелирные изделия. Это ни в коем случае не является бизнес-задачей: мои скульптуры в бронзе стоят не меньше, а иногда намного больше, чем ювелирка. Но дело в том, что я -скульптор-монументалист. Средний масштаб всегда меня раздражал. После того как в Асуане я поставил скульптуру высотой восемьдесят семь метров, как в моих глазах может выглядеть полутораметровая отливка? Она может мной восприниматься только как заготовка. Поэтично только большое и малое, а среднее -- ни туда ни сюда.
Что легло в основу моих ювелирных коллекций? Скульптура "Сердце Христа". Это восьмиметровое распятие, которое я сделал для одного монастыря в Польше. У меня осталась бронзовая модель, сантиметров шестьдесят. Папа Римский, который в то время лечился после ранения, захотел ее у меня купить. Но я, конечно, продавать не стал, я не взял с Папы денег, -- а сделал ему подарок. Потом из канцелярии Папы мне пришло письмо с благодарностью. Вот и вся история.
-- Вы это сделали как человек религиозный?
-- Я верующий, но не католик. Это был скорее просто человеческий поступок. В Россию в гости
-- А что, по-вашему, происходит с Россией? Что будет со страной?
-- Ничего не могу сказать. У меня нет ни концепции, ни знания, ни ощущений. И более того: поучать Россию из безопасного далека я считаю безнравственным. Хочешь поучать -- поживи в России, поучаствуй в битвах.
Для примера я напомню про свой разговор с Сартром, который обожал Мао. Это было у меня в мастерской. Я ему тогда сказал: "Что ж вы своего Мао любите издалека! Любите его -- так поезжайте в Китай, как Дин Рид поехал в Россию, и там служите себе делу маоизма сколько хотите!" Сартр ответил, что поехал бы, но не может -- он же нужен Франции. Я ему на это сказал: "Вы себя переоцениваете, вы -- маленький французик из Бордо".
-- Он обиделся?
-- К чести его, нет. Он даже написал обо мне замечательную статью, в которой представил меня экзистенциалистом из России.
-- Вот скажите, Эрнст Иосифович! Вы ведь уже не советский, не русский? Вы уже больше человек западный?
-- Мне трудно судить. Вот я приезжал недавно в Магадан, работал на лесах, общался с работягами, когда мы там строили монумент... Мой старый опыт -- армия, стройплощадка, завод, я все-таки был рабочим, грузчиком -работает. Когда я общаюсь с работягами, то не чувствую больших изменений. В личном общении -- те же шутки, те же примочки, та же феня. Работяги -- да, прежние. Но вот новые деловые люди меня потрясли. Думаю, что новые бизнесмены -- надежда России. И новые российские дипломаты -- люди международного класса. У них хорошие лица, походка, одежда... Впервые в жизни мне практически не стыдно за русских политиков, за представителей России. Это началось с Горбачева, с его окружения, и сейчас открываются блистательные люди. Я встречался в России с политиками. Ну вот Александр Николаевич Яковлев. Я его знаю давно, и он потрясающе не изменился. У нас была очень хорошая человеческая беседа, мы встретились без цели, просто как друзья. Но он пообещал помочь с моими проектами.
-- Вы приезжаете в Россию из Америки по делам -- строить монументы...
-- Я много сделал, но очень мало из этого -- на исторической родине. А хочется строить в России. У меня в планах -- построить и отчасти профинансировать такие памятники: Сахарову, Высоцкому, Тарковскому, маршалу Жукову. Надеюсь в Петербурге поставить композицию "Кресты", напротив входа в тюрьму, и там же памятник Ахматовой. Буду строить в Ашхабаде, мы уже договорились с Ниязовым. Про Элисту я уже говорил... Очень хочется в Москве поставить монумент "Древо жизни" -- это моя главная работа. Вообще в России мало моих работ. Вот в Швеции есть мой музей, в России -- нет. Не знаю... -Он замолкает. И про-должает после паузы: -- Очень медленно движутся памятники жертвам утопического сознания! В Воркуте и Свердловске (так он упорно называет Екатеринбург. -- Прим. авт.) работы давно были начаты, но сейчас все замерло, ничего не делается... Памятник в Магадане долго не могли достроить. Якобы не хватало денег -- после того, как я отдал на строительство свой гонорар за скульптуру, а Ельцин -- за книгу, и многие другие пожертвования были сделаны... Куда делась вся огромная сумма? Мне трудно это понять! Говорят, не хватало двести тысяч долларов. Но это же копейки для такой страны, это стоимость четырех маленьких квартир! Я уж хотел на свои достроить, но это что б было? Вышло б, что американский гражданин построил памятник жертвам в России на свои деньги. Господа, совесть у вас есть? Или уж совсем жвачными стали?.. Не могу понять... Книги
