Время от времени к колодцу со скрипом и скрежетом подъезжала арба. На нее грузили бурдюки и везли их к морскому берегу, где нефть ждали корабли.
– Видел, чужеземец, как работают у нас? – спросил, приветливо улыбаясь, Хуррам. – Пойдем – покажу, где ты работать будешь.
Хуррам остановился у одного колодца. Рабочего здесь не было, хотя ворот стоял наготове. Колодец был заложен досками, а сверху обмазан смесью глины с нефтью. На гладкой черной обмазке был виден след человеческой ступни.
– Мой знак! – довольно сказал Хуррам. – Если хозяин знак поставил, никто не посмеет его колодец тронуть. Здесь работать будешь.
Возвращались обратно уже ночью. Кругом было темно. Выли шакалы.
Вдруг за поворотом дороги неожиданное зрелище открылось перед Афанасием и Юшей. Вся лощина была освещена багровым неровным светом. На пригорке виднелось невысокое четырехугольное здание с круглыми башенками по углам. Из этих башенок и из отверстий в стенах вырывалось пламя. Ветер колыхал языки огня и отгонял в сторону черный тяжелый дым.
– Пожар! Горит! – воскликнул Никитин.
– Где пожар? – спросил Хуррам. – Это? Это храм священного огня, наш храм!
На другой день Никитин и Юша с рассветом встали на работу. Юша был у него подручным. Целый день, с восхода и до темноты, вращал Афанасий ворот, а Юша наполнял бурдюки. Работа была тяжелая и грязная. Солнце накаляло и землю и камни. В горле пересыхало, и глоток теплой солоноватой воды не приносил облегчения.
Около источников нефти расположилось селение Сураханы. Обитатели его, ревностные мусульмане, ни за что не хотели пускать к себе неверных. Афанасий выкопал землянку в одном из холмов, очень далеко от колодца старого Хуррама. Холм этот был весь источен землянками рабочих, пришедших в Баку издалека.
Приходилось вставать до света, чтобы вовремя прийти к колодцу. Зарабатывали мало. К тому же хозяин высчитывал из их заработка стоимость кожаного ведра и ворота. Он объяснил Никитину, что другие рабочие приносят ведро и бревна для ворота с собой.
Хуррам расплачивался за работу раз в месяц. Но уже через неделю Афанасий пришел к нему, чтобы попросить денег.
– Зачем тебе деньги? – спросил его хозяин.
– Еды купить, одежда износилась, – ответил Никитин.
– Возьми у меня риса, возьми бобов, возьми все, что хочешь, – засуетился Хуррам.
И он дал Афанасию мешок риса, полмешка бобов, вяленой баранины, кусок белой ткани на рубаху.
Зато в конце месяца, когда Никитин пришел к Хурраму за деньгами, старик, сморщив в улыбке свое худое желтое лицо, объявил ему, что он все забрал вперед и за ним еще долг. Никитин попробовал спорить, говорил, что старик взял за рис, бобы и кусок ткани впятеро больше того, что стоили они на бакинском базаре. Тогда Хуррам вежливо, но внушительно объяснил ему, что он, Никитин, пришлый бродяга, без роду без племени, а Хуррам – уважаемый, почтенный человек, и если Никитин будет спорить, судья быстро утихомирит его. Впрочем, если Никитину нужно, он, Хуррам, готов дать ему вперед товаров. А сейчас пусть Никитин уходит. Ему, Хурраму, время идти в храм огня на молитву.
Вернувшись от хозяина, Афанасий сказал Юше с горечью:
– Ласковый старичок Хуррам, а сам потихонечку заманил нас в кабалу.
Четыре месяца проработали Афанасий с Юшей на богомольного старика, и все же неоплатный долг висел на них.
Хозяин обсчитывал их где мог, заработок выдавал рисом да бобами, а ценил свои товары втридорога.
Юша не выдержал каторжной работы у нефтяного колодца и заболел. Теперь Никитину пришлось работать за двоих – черпать нефть из колодца и наполнять бурдюки. Он уходил на работу задолго до рассвета и иногда работал даже ночью, при луне.
Как-то вечером усталый Афанасий возвращался с работы к себе в землянку. Шел он медленно, поднимаясь по крутой тропинке в гору.
– Берегись, дай дорогу! – услышал он окрик сверху.
Комья сухой глины и мелкие камешки больно хлестнули его.
Афанасий не успел посторониться, и конь, скакавший навстречу, ударил его в плечо и повалил.
– Бездельник, почему не посторонился?! – закричал верховой.
Никитину показался знакомым этот голос. Он сразу узнал в верховом гонца, с которым ездил к кайтахам.
– Друг! – воскликнул Никитин, поднимаясь с земли.
– Афанасий! Зачем ты здесь? Сильно ударился? – заботливо спросил гонец.
– Нет, маленько ушибся да вот кожу на руке ссадил. Ты лучше скажи, куда путь держишь?
– Еду в Баку, а завтра на рассвете – за море, в Персию, потом в Бухару, по велению шаха великого. А ты куда идешь? Что ты здесь делаешь?
– Иду к себе в землянку, весь день работал. Пойдем, гостем будешь.
Гонец взял под уздцы коня и зашагал вместе с Никитиным в гору. По дороге Афанасий рассказал ему, как попал в Баку, как работает здесь на «ласкового», жестокого хозяина.
Они поднялись на бугор, подошли к землянке. Юша спал под дерюжкой. Никитин зажег светильник. Сели на камне у входа в землянку. Помолчали. Юша дышал часто и прерывисто.
– Вот и малый у меня занедужил, – первым нарушил молчание Афанасий.
– А ты уходи из Баку! Земля велика.
– Уйти нельзя: хозяину задолжали за харчи, надо сперва долг ему отработать. Да и куда пойдешь? К другому хозяину на поклон? Все они одинаковы. Так и пропадем в этом погибельном Баку…
– А те зерна целы, что остались, когда самаркандца выкупил?
– Одну жемчужину еще в Дербенте проели, две целы. Да что в них толку? Отдадим их хозяину за долг, а сами куда?
– А ты уходи тайком. Поедем со мной за море, я с корабельщиком поговорю. Он за две жемчужины вас перевезет.
– Всё бы дал, чтобы вырваться из этой вонючей ямы! – воскликнул Никитин. – Да как уйдешь? Юша вот болен, сам идти не может… Шахский гонец, а рабочих кабальных тайком от хозяина увозишь?
– За меня не тревожься, – сказал гонец. – На шахской службе все делать приходилось. Даже людей воровать. Неужели для друга не сделаю того, что для господина делаю? Слушай! Парня мы на коня посадим и к седлу привяжем так, как тебя от кайтахов в Дербент везли. Коню тряпкой копыта обмотаем, чтобы не стукнул где о камень. Аллах поможет – пройдем незаметно. А хозяин не сторожит вас?
– Знает он, что уйти некуда – кругом степь да камень… – вздохнул Никитин. – А на судно кто нищего возьмет? Всё же городской страже от хозяев деньги идут, чтобы за дорогами, за кораблями смотрели, и отдельно они за каждую голову пойманного получают. Вот и приучили их, как лютых псов, к охоте на бедных людей.
– А если поймают, что тебе будет?
– Поймают – уши и нос отрежут. Руки и ноги не трогают – для работы нужны. Потом набьют колодку на шею и на цепь к колодцу прикуют. Да все равно, ничего мне не страшно – хочу вырваться отсюда! – сказал Афанасий.
– Пойду к корабельщику, поговорю, – решил гонец. – Жди меня, готовься. Коню корма дай! – крикнул он, спускаясь по тропинке.
Никитин подбросил коню сена, натянул спустившуюся дерюжку на плечи Юши, сел на камень и задумался.
Он думал о том, что не удалось ему до сих пор торговлей добыть себе богатство и почет. Неужели так и не выбьется он из кабалы, никогда не уплатит долгов богатым землякам – тверским купчинам? Может быть, в персидской земле найдет он свою долю? Немало былей слышал он про то, как удачливые купцы, попав в чужие края, умом да изворотливостью добивались счастья, богатыми возвращались в родную землю. Может быть, как раз в Персии прячется его долгожданное счастье…
И уже не таким убогим казалось Афанасию грядущее, уже представлялось: станет он торговать на Руси, вернувшись богачом с чужбины…
Вдруг чья-то рука опустилась на его плечо. Никитин вздрогнул.
– Видишь, – сказал гонец, – когда надо, как джейран[49], быстро несусь, когда надо, как барс, подкрадываюсь! Снарядился?
– Мне снаряжаться недолго, – улыбнулся Афанасий. – Ничего не нажил я в здешнем краю, все мое на мне.
Они сняли дерюгу с входа в землянку, разрезали ее на четыре части и обмотали копыта коню. Конь, видимо, привык ко всяким неожиданностям и стоял смирно. Потом подняли сонного Юшу.
– Куда это, дяденька? – спросонья пробормотал он.
– Молчи, – прошептал Афанасий, – убегаем отсюда!
Юшу привязали к седлу и укутали овчиной. Никитин обошел со светильником землянку, взял мешок, куда было сложено все несложное хозяйство: огниво[50] и кремень[51], таганок[52], ложки, чистые рубахи и порты, мешочек гороха и тетрадь, с которой он никогда не расставался.
– Ну, с Богом, в путь! – сказал он и задул светильник.
Умный конь шел по крутой тропинке осторожно, мягко ступая обмотанными в дерюгу копытами.
Спустились на равнину, вышли на каменистую дорогу. Афанасий шел впереди, вглядываясь в темноту. Позади виднелось зарево над храмом огня.
Гонец вел коня. Тихо прошли они мимо крепостной стены. Дальше был самый опасный отрезок пути – широкое поле перед воротами, ярко освещенное луной. У ворот стояла стража.
