— Что-то я стосковалась по ней, — коротко объяснила она Мышникову. — И ты поедешь… Ну, будто пристань посмотреть, — теперь свое дело наполовину. Вот тебе и заделье, а не зря поедешь.
Злейшим враг не придумал бы для Мышникова более неприятного положения. С одной стороны, он давно старался не встречаться с Харитиной, на которую сердился за свое неудачное ухаживанье, затем он подозревал Галактиона в некоторых успехах у Прасковьи Ивановны, — одним словом, как ни поверни, а выходило неудобно и так и этак. И все-таки Мышников поехал, презирая собственное подчинение Прасковье Ивановне. Он придумал только одно — предупредить Штоффа о поездке. Хитрый немец должен был служить в качестве какого-то изолирующего элемента.
Когда Мышников с Прасковьей Ивановной приехали в Городище, Штофф был уже там. Он сделал вид, что приехал случайно. Хозяева встретили гостей очень радушно, а особенно был весел Галактион. Таким уже давно его не видали. Харитина была бледна и молчалива, но Прасковья Ивановна, несмотря на самое точное исследование, не нашла и следов тех синяков, о которых рассказывали в Заполье. Это даже огорчило гостью, которой хотелось видеть Харитину именно в синяках. Очень бы уж это было хорошо. Прасковья Ивановна не могла забыть, как Харитина отбила у нее Галактиона. Кто знает, может быть, овдовевший Галактион и женился бы на ней, на Прасковье Ивановне?
Харитина в свою очередь отнеслась к гостье с большим подозрением. Неспроста эта мудреная птица прилетела. Но она сделала вид, что ничего не подозревает, и несколько раз принималась обнимать и целовать гостью, а раз подвела гостью к зеркалу и проговорила:
— Посмотри, Паша, какие мы с тобой старые да некрасивые стали… Вот у тебя морщины около глаз, и волос скоро седеть будет. Совсем состарились.
— Ты можешь стариться, а я не согласна, — обиделась гостья.
Мужчины были заняты осмотром пристани, складов, баржей и нового парохода «Компания». Галактион увлекся и не замечал, что компаньоны уже порядочно утомились и несколько раз посматривали на часы. Наконец, Штофф не вытерпел:
— Вот что, Галактион… И пристань, и пароход, и амбары — все это отлично, а хорошо и рюмочку водки выпить.
— И закусить кусочком хлеба с маслом, — прибавил Мышников, пародируя любимое выражение Штоффа.
— Да вот что, мы будем обедать прямо на пароходе, — предлагал Галактион. — Через час пары будут готовы.
Все общество отнеслось к этому предложению с большим сочувствием. День был прелестный. Можно проехать вверх по Ключевой верст на сорок, почти до самого Заполья.
Дамы приняли эту затею, хотя и без особенного восторга, но с удовольствием. В самом деле, хорошо прокатиться по реке. «Компания» была выстроена по-новому — наполовину буксирный и наполовину пассажирский, так что была общая каюта, рубка и кухня.
— Хоть один раз пообедаем за свои денежки, — шепнул Штофф на ухо Мышникову. — Бывают такие обеды.
— Не каркай, немецкая душа! — тоже шепотом ответил Мышников.
Харитина как-то сразу оживилась и бойко принялась собирать все необходимое. Она когда-то умела так мило хлопотать, когда была и молода, и красива, и счастлива. Прасковья Ивановна следила за ней улыбающимися глазами и думала: вот отчаянная эта Харитина, как увидела посторонних мужчин, так и запрыгала брынскою козой.
Мышников тоже наблюдал хозяйку и про себя жалел ее. И похудела она, и подурнела, и какая-то запуганная, и глаза смотрят, как у наказанной только что собаки. Порядочная скотина этот Галактион, если разобрать. Давешнее беспокойство Мышникова относительно неловкости этого визита совершенно улеглось благодаря ловкости Штоффа, умевшего занять какое угодно общество. Сделалось даже совсем весело, когда в ожидании парохода мужчины выпили и закусили. Прасковья Ивановна пила вместе с другими рюмку за рюмкой, а Харитина наотрез отказалась.
— Галактиона боишься? — травила ее гостья.
— Никого я не боюсь, а так, не хочется.
— Прежде-то вместе пивали? — не отставала Прасковья Ивановна.
— Мало ли что было прежде.
Харитина даже покраснела и опустила глаза. Она начинала ненавидеть торжествовавшую за ее счет Прасковью Ивановну. В довершение всего выпивший Галактион, — он пил редко и поэтому хмелел быстро, — начал ухаживать за гостьей довольно откровенно.
— А вы все еще молодцом, Прасковья Ивановна, — говорил он немного прилипавшим языком. — А моя Харитина на ободранную кошку скоро будет походить.
— Значит, вы плохо ее бережете, Галактион Михеич.
— Ну, уж это пусть она сама себя бережет.
— Женщина — деликатное существо и требует самого нежного ухода.
— Что-то как будто не видал таких.
— Уж будто и не видали?
Прасковья Ивановна загадочно улыбнулась.
Штофф в свою очередь наблюдал всех остальных, улыбался и думал: «Нечего сказать, хорошенькие две семейки!» Его больше всего смешило то, как Мышников ревнует свою Прасковью Ивановну. Тоже нашел занятие… Да, видно, правда, что каждый дурак по-своему с ума сходит.
— Ты это чему смеешься? — привязался к нему Мышников.
— Я? А я думаю, что нам недостает только Ечкина и Полуянова.
— Ты глуп, немец.
— Я? Я человек вежливый и давно уступил совершенство другим. По-моему, даже обидно быть совершенным в обществе людей с недостатками… А впрочем, каждый глуп как раз настолько, насколько это нужно.
— Прилично глуп?
— Нужно соблюдать приличия и в уме.
Интересная беседа была прервана появившимся штурманом, который пришел оказать, что пароход готов. Все обрадовались, потому что начинало уже накопляться какое-то скрытое недовольство.
— Ах, как я люблю воду! — повторяла Прасковья Ивановна, с восторгом хлопая ладонями. — Плыть, плыть без конца!
— А еще коньяку желаете выкушать? Я заметил, что вы вообще неравнодушны к жидкостям, — приставал Штофф.
— Отстаньте, невежа!
Прасковья Ивановна находилась в кокетливом настроении и с намерением старалась побесить Мышникова, начинавшего ревновать ее даже к Штоффу. Да, этих мужчин всегда следует немного выдерживать, а то они привыкают к женщинам, как ребенок к своей кукле, которую можно колотить головой о пол и по целым дням забывать где-нибудь под диваном. Живой пример — Харитина.
Поездка на пароходе удалась на редкость. Особенно развеселился Галактион. Он редко пил, а тут разрешил. Обедали на открытой палубе и перебирали текущие новости, среди которых первое место занимала таинственная смерть Нагибина, связанная самым глупым образом с глупою женитьбой Симона.
— Нет, скажите мне, куда девались деньга? — приставал ко всем подвыпивший Штофф. — Ведь они были… да. И всем это известно… И какая публика подобралась: Ечкин, Полуянов, Лиодор… Ха-ха!.. Лиодор всех путает.
— Я уверен, что Ечкин тут решительно ни при чем, — уверял Мышников. — А Полуянов трус… Лиодор глуп. По-моему, все это устроил кто-нибудь четвертый.
— Ясно одно, что все дело сделано своим человеком, который знал все, а главное — знал, куда старик прятал деньги. Да, нечего сказать, дельце интересное!
Когда все подвыпили, Штофф делал несколько попыток к тостам, но его останавливал Мышников.
— Перестань, Карла… Все равно никто тебе не поверит.
— Ах, да! — соглашался Штофф.
— Ведь все свои, и смешно будет самому слушать свои собственные глупости.
Штофф соглашался, а потом забывал и делал новую попытку разразиться спичем. Это смешило всех. Время вообще летело незаметно, и все удивились, когда штурман пришел сказать, что дальше подниматься вверх по Ключевой опасно. До Заполья оставалось всего верст пятнадцать.
— Э, пустяки! — заявил Галактион. — Я сам поведу пароход.
Его едва уговорили не браться за руль, а предоставить дело штурману, как более знающему и опытному. Этим моментом и воспользовался Штофф.
— Господа, всего два слова на отвлеченную тему… Я хочу сказать о том, что такое герой… да. Вы не смейтесь.
— Герой — это пьяный немец, — вышучивал Мышников.
— Нельзя ли без остроумия, от которого столько же вреда, сколько от жеваной бумаги? Итак, mesdames и messieurs, что такое герой? Герой — не тот завоеватель, который с вооруженным полчищем разоряет беззащитную страну, не тот, кто, по выражению Шекспира, за парами славы готов залезть в жерло орудия, не хитрый дипломат, не модный поэт, не артист, не ученый со своим последним словом науки, не благодетель человечества на бумаге, — нет, герои этого раэбора покончили свое существование. Другое время, другие птицы и другие песни… Нынешний, настоящий герой не имеет даже имени, история не занесет его в свои скрижали, благодарное потомство не будет чтить его памяти… Сам по себе он даже не интересен и даже лучше его совсем не знать, ибо он весь растворяется в своем деле, он фермент, бродильное начало, та закваска, о которой говорится в писании… да. Одним словом, я говорю о Галактионе.
