Но когда после купца, встав во весь рост, заговорил судья Науруз-бек и объявил, что, по закону верных, должники и растратчики своего имущества должны продать дочерей и жен, - глухой ропот поднялся в толпе ущельцев "Нет такого закона!" - закричали они. - Давно уже нет!"
Женский вопль: "Воры! Грабители!" - прозвучал пронзительно и дерзко. Выбежав на середину двора, Рыбья Кость подскочила к купцу и, разрывая на своей груди рубаху, в ярости прокричала:
- Продавай меня! Бей меня! Убивай меня! Где мой Карашир? Где Ниссо? Где Мариам? Смерть вам и проклятье на вас, черные псы!
И Рыбья Кость вцепилась в черную бороду купца. Риссалядар поднял руку, и несколько басмачей кинулись к Рыбьей Кости. Она увертывалась, но не отпускала бороды Мирзо-Хура. Басмачи оторвали Рыбью Кость от купца, но она, отбиваясь, плевала им в лица. Ее наотмашь хлестнули по плечам плетью. Она упала. Выворачивая ей руки, орава басмачей потащила ее через двор. Толпа ущельцев ринулась вслед, но, увидев стволы поднятых винтовок, смешалась, отхлынула, медленно отступив, застыла у крепостной стены.
- Отойдите! - в наступившей тишине произнес Азиз-хон, и басмачи, неохотно опустив винтовки, отошли на прежнее место.
- Вот падаль! - сдавленным голосом сказал Науруз-бек, указывая на брошенную к подножью башни и уже связанную Рыбью Кость. - Вот зараза мерзости! Кто не знает ее, кто не знает преступного мужа ее, Карашира? Таких, как она, мы будем судить, да не осквернится ваш взор, достойные, Науруз-бек поклонился свите Азиз-хона, - созерцанием неверной! Время начинать суд!
Азиз-хон сделал короткий жест. Науруз-бек поспешил к нему и, склонившись, выслушал тихие приказания. Азиз-хон кивнул риссалядару, и тот вывел два десятка "воинов истины". Они окружили толпу сиатангцев, взяли ружья на изготовку.
Науруз-бек вернулся на середину двора. Сел рядом с халифа. Мирзо-Хур, потирая сильно потрепанную бороду, прошел по двору, со вздохом опустился за спиною Бобо-Калона.
Дверь башни раскрылась, басмачи вывели Мариам и Ниссо. Руки их были связаны за спиной. Два басмача держали Ниссо за локти, третий шел сзади, касаясь ее спины лезвием кривой сабли. Так же вели и Мариам. Бледные, в изорванных платьях, девушки жмурились от яркого света. Мариам с трудом передвигала ноги. Ниссо шла, вскинув голову, ступая по земле с такой удивительной легкостью, будто не затекшие ноги, а одна лишь воля несла ее вперед. Маленький значок с портретом Ленина блестел на ее груди.
Тишина в крепостной площади стала полной. Басмачи провели девушек к ковру, лежавшему посередине двора, и повернули их лицом к Азиз-хону. Тот кивнул головой, и Науруз-бек велел развязать Ниссо руки. Колени Мариам подгибались, но один из басмачей, приставив к ее горлу конец сабли, вынудил Мариам выпрямиться.
- Благословен покровитель! - молитвенно прижав ладони к груди, затянул Науруз-бек. - Благословен покровитель! Благословенна милость его, карающая неверных для спасения верных! Вот перед вами две женщины, начнем об одной из них разговор. Вот она, смотрите на нее все: человеческое имя у нее - Мариам, дочь Даулета, мы не знаем его, но будет проклят час, когда презренная тварь зачала от него это отродье дьявола! Зачем она пришла к нам? Кто она? Не хватит дня, чтобы перечислить ее преступления и грехи. Бесстыдная, она пришла к нам в мужских штанах! Все видели это! В день после прихода сюда, вместе с ненавистными Шо-Пиром и Бахтиором, она грабила здесь! Научившись сама писать на языке неверных, она смущала жен и дочерей факиров, учила их богопротивной грамоте! Она кричала всем, что она комсомол. Мы не знали прежде такого слова, теперь знаем его! Не хочу перечислять всех мерзостей, которые делала стоящая перед вами! Скажу одно: ночью она совершила неслыханное в Высоких Горах преступление! Убила одного из достойных воинов истины, да будет священна память его! Выстрелом из маленького ружья убила защитника веры, нашего воина Лютфулло! Он лежит там, за крепостью, мертвый, на похоронных носилках. Завтра воины истины в горести и печали понесут его в Яхбар, чтоб похоронить на родной земле, как святого! Душа Лютфулло - в раю! Смотрит на нас, ждет справедливости и отмщения. Это отродье дьявола хотело убить и другого воина истины. Покровитель отвел нечистую пулю от его сердца. Только руку пробила пуля ему. Иди сюда, Якуб! Покажи свою рану!
Науруз-бек умолк и торжественно простер руку к сидящим перед башней басмачам. Один из них встал. Все увидели его обмотанную окровавленной тряпкой руку. Мариам чуть покачивалась, напрягая силы, чтобы не опустить подбородок, подпертый острием басмаческой сабли. Если б она попыталась сказать хоть одно слово, острие впилось бы ей в горло.
Ниссо видела перед собой только вздувшиеся синеватые рубцы на шее Мариам. Бледное лицо Ниссо казалось спокойным.
- Сюда, Якуб! Подойди сюда! - крикнул Науруз-бек.
Нагнув голову, плотный и коренастый басмач медленно подошел к Мариам, остановился, тупо смотря на нее.
- Возьми, Якуб, нож! - ласково произнес Науруз-бек. - Смерть придет к ней не от твоей руки, но по праву твой удар будет первым! Смотрите, верные! - продолжал Науруз-бек. - Пусть видит каждый великую справедливость милостивого покровителя, смертью карающего нарушителей Установленного... Этой женщине - смерть, смерть, смерть! Славьте волю покровителя, верные, радуйтесь! Нет чище святыни, чем гнев его, уничтожающий ядовитые зерна неверия! Вынь глаза ей, Якуб!
Толпа сиатангцев ахнула. Басмачи подхватили отшатнувшуюся Мариам. Ее пронзительный, душераздирающий крик замолк под ладонью басмача, сдавившего ей рот. Другие басмачи сжали руки и плечи метнувшейся к Мариам Ниссо.
Якуб спокойно и деловито проткнул ножом оба глаза Мариам. Кровь, заливая ее лицо и пальцы зажавшего ей рот басмача, брызнула и полилась на землю. Два резких выстрела остановили рванувшихся было вперед ущельцев. Истерические вопли женщин пронеслись над толпой, над крепостью, над всей сиатангской долиной. А басмачи, забрызганные кровью, уже волокли девушку к башне. Подтащив свою жертву к болтавшейся веревке, накинула на шею Мариам петлю...
Науруз-бек, оставшийся посреди двора, махнул рукой. Два басмача засуетились на верхней площадке башни, потянули веревку.
Мариам взвилась над землей, медленно кружась и раскачиваясь. И когда безжизненное тело Мариам, вытянувшись, затихло, а веревка перестала раскачиваться, вновь наступила беспредельная тишина. По окаменевшим лицам ущельцев струился пот, ни один из них не мог перевести дыхания. Ниссо, лежавшая теперь ничком на ковре, дрожала мелкой дрожью...
Азиз-хон спокойно сидел на подушках. Бобо-Калон смотрел в землю. Гильриз, впившись зубами в руку, почти беззвучно стонала. Кендыри, бесстрастно разглядывал повешенную, брезгливо думал о том, что его работа сопряжена с необходимостью сталкиваться с непонятными зрелищами, но что в конце концов до всего этого ему нет никакого дела.
- Так! - словно напоминая о своем существовании, громко произнес Науруз-бек. - Воля покровителя совершилась... Да возрадуются сердца ваши, верные!.. Теперь поговорим о другой. Поднимите, воины истины, нечестивую жену, посягнувшую на честь славного в Высоких Горах Азиз-хона! Встань, Ниссо! Встань и смотри!.. Перечислять грехи твои мы не будем. Видишь вторую петлю? Для тебя она приготовлена. Что скажешь ты нам?
Ниссо, поставленная на ноги, дико озиралась.
- Оставьте ее! Оставьте! - вдруг неистово прокричала Гюльриз и, прежде чем кто-либо успел ее задержать, стремительно перебежала двор, упала плашмя перед Азиз-хоном. - Оставь ее, хан, убей меня, не трогай ее, зачем тебе ее жизнь? Я взяла ее себе в дочери. Нет дочери у меня, довольно крови тебе, возьми мою старую кровь, дай собакам ее, разве ничего в тебе не осталось от человека? Пощади Ниссо ради красоты ее, посмотри сам - как цветок она.
- Перестань, нана! - раздался окрик Ниссо. - У кого в ногах ты валяешься? Кого просишь? Встань, пожалей меня в последний мой час! Встань, не хочу твоего унижения! Пусть смерть, не боюсь ее. Встань, нана, встань, встань, слышишь, встань!..
Все смотрели теперь на гневное лицо выпрямившейся Ниссо. В ее презрительной гордости чувствовалась такая сила, что даже державшие Ниссо басмачи отпустили вдруг ее руки. Топнув ногой, Ниссо резко крикнула еще раз:
- Встань, нана, или я прокляну тебя!
И Гюльриз медленно встала и, никем не задерживаемая, протянув вперед руки, как завороженная, подошла к Ниссо. Нежно, как может это сделать лишь мать, Гюльриз обняла Ниссо, поцеловала в лоб, прошептала: "Благословенной ты будешь вовеки!" - и так же медленно отошла от нее. Лицо Гюльриз сморщилось, она закрыла его руками и пошла, не видя перед собою пути, сгорбившись, шатаясь из стороны в сторону... Ущельцы молча расступились. Зуайда, вся в слезах, обняла рукой плечи старухи, легким усилием заставила ее сесть на снятый одним из факиров рваный халат. Гюльриз опустилась, бессильно уронив голову, и Зуайда склонила эту седую голову к себе на грудь.
