Мой ужас усилился еще более, когда он молча повернулся и пошел в здание - видимо, считал даже излишним приказывать: его мысли должны читаться и так! Человек явно был в упоении, а тому, кто находится в упоении, трудно и даже невозможно что-нибудь возразить.
Мы вошли в полутемное помещение и сели - он за стол, я на жесткую табуретку. Я почувствовал, что в эти вот секунды жизнь моя переходит в другое состояние. Беда, которая смутно предчувствовалась всегда, стала грозно проясняться.
Я лихорадочно вспоминал, какие впечатления у людей, знакомых и незнакомых, о жизни за колючей проволокой больше всего угнетали меня. Пожалуй что - это не нужда, не холод, не тяготы, хотя переносить их будет мучительно. Главное, что отвращало меня, - дух, победное торжество глупости, тупых устоев! Один мой знакомый, вернувшийся оттуда совершенно беззубым и сломленным, говорил мне, что именно эта торжествующая глупость есть самое невыносимое. Он рассказывал, например, что человек, оказавшийся в койке с весьма опытной девицей, которой, к его удивлению, не оказалось еще и семнадцати, человек этот был всеми презираемым, преследуемым, избиваемым: как же - он нарушил принятую мораль! Другой же, шофер такси, увидев на улице свою жену с каким-то мужчиной, въехал на тротуар, расплющил их и еще изувечил немало ни в чем не повинных людей... Этот в тех местах считался, наоборот, героем - так именно, по их законам, и следует вершить жизнь! Вот что самое жуткое там и вот что мне, уж точно, будет не выдержать!
- Паспорт! - Милиционер скучающе протянул руку.
Страшные галлюцинации, что снятся и мерещатся всем нам, просто и буднично превращались в реальность. Неужели уже никогда больше я не смогу идти в ту сторону, в какую захочу, и столько времени, сколько захочу?
В теперешней жизни как-то все перепутано, неясно, где черное, где белое, иногда делаешь вопреки и чувствуешь, что делаешь верно, и иногда вроде и правильно, а тошнит... Как тут разберешься, где верх, где низ, где зло и откуда ждать помощи. Неоткуда, похоже, ее ждать!
Я вспомнил вдруг давнее школьное утро, когда меня обвинили в курении и я должен был на следующее утро доказать, что это шел пар, а не дым. Я ведь был пионер, атеист - и в то же время как азартно я ждал, как верил, что какая-то помощь должна прийти! Как горячо я этим дышал - и выдышал, кстати, горячую струю... Способен ли я на такое теперь?
Дежурный вдруг оцепенел с ручкой на весу. Я тоже застыл... я вдруг почувствовал... происходит!
Он вскинул на меня глаза... Ну что, что - торопил его я. Но он молчал. Потом вдруг снял жесткую фуражку, перерезавшую лоб красной вмятиной, вытер пот... Потом перевернул протокол ко мне, чтобы я смог его прочитать. Чудо росло на моих глазах, легко отменяя привычное: задержавший дает посмотреть протокол задержанному, как бы советуется!
Я начал читать - и чуть не подпрыгнул:
"Одиннадцатого сентября сего года я, патрульный Вязовского отдела милиции Попов Валерий Георгиевич, задержал Попова Валерия Георгиевича..."
Мы захохотали. Да, чудо было немудреным, но зачем мудреные-то чудеса в таком месте?
- Да-а... фокус! - Он тоже растрогался. Потом скомкал протокол. Потом расправил, положил в стол. - Ребятам эту хохму покажу - обхохочутся!
Не удержавшись, я подошел и чмокнул его - все же не часто бывает такое! В моей жизни в первый и, наверное, в последний раз.
- Но-но! - испуганно отстраняясь, рявкнул он. Действительно... "при исполнении"! Пока чудо не растаяло, надо "таять" самому.
- Спасибо! - уже на пороге сказал я... Но - кому?!
Потом, покидая эти места - увы, на поезде, а не на машине - и слегка уже приустав, я размышлял о происшедшем: а было ли что-то? Что же необыкновенного в том, что в этих местах, где бродили еще наши гены, встретился мой "буквальный" близнец?.. Да - но в какой момент!
Потом, уже ночью, в вагоне, я думал: какой все-таки ехидный старикашка - этот Всевышний! Зачем ему нужно было показывать свой светлый лик именно в кутузке, неужто не мог уж подобрать более симпатичную ситуацию?
... Да нет, уже под утро понял я, все правильно! Чудеса не бывают неточными - и это точное. Я бы сам морщился от пошлости и ненатуральности, если бы, скажем, умильные пейзане встречали меня на границе области сочными дарами. Я бы узлом завязался от стыда! А так все правильно - получил помощь в несколько иронической, издевательской форме, - в духе моего теперешнего характера! Не целлулоидного же мишку класть в изголовье моей постели?
А так ясно, - он меня видит, причем именно меня, а не кого-то вообще!
... Но до этих благостных размышлений в поезде произошло немало мытарств.
Транзистора для моего электронного зажигания Платон, конечно же, не достал (да и мог ли и, главное, пытался ли достать? Большой вопрос!). И вообще все оставшееся время он был со мной крайне суров, даже не поблагодарил за гнилые помидоры, которые я добыл с таким трудом. Ну и правильно, наверное... А что бы я хотел? Чтобы он носил меня в сортир на руках? Я бы и сам не согласился!
Зато он охотно отбуксировал на своей "ниве" мою колымагу до железнодорожной станции - это я, думаю, важнее сладких слов и слезливых объятий.
В товарном тупике по наклонным рельсам мы вкатили мой драндулет на открытую платформу. Распорядителем почему-то был заика, от которого невозможно было даже добиться: точно ли в Ленинград пойдет эта платформа?
- В Л-Ленинград, а к-куда же ее? - несколько неуверенно говорил он.
Как будто бы мало у нас городов
Безуспешными были и мои попытки хоть как-то прикрыть машину каким-то брезентом - такие речи всеми встречались просто с изумлением: что значит это слово - брезент?
- А они нарошно так сделали, шоб нихде ничего не було! - усмехнулся Платон. После чего, крепко пожав мне руку, он убыл.
Осталось ли у меня о нем плохое впечатление? Да я бы не сказал. Все-таки какой-то блеск разума в общем море хаоса его украшал.
Полоса безумия и бесчеловечности началась позже. Когда должна была поехать моя машина (на платформе), никто не знал. Да и двинется ли она отсюда вообще? Какая-то квитанция, размером с трамвайный билет, которую мне выдали вместо машины и уплаченных денег, беспокоила меня. Выдадут ли мне по ней машину? Не очень что-то похоже!
Билет для себя я достал лишь на послезавтра... Не возвращаться же на это время к Платону! Придется ночевать на вокзале. Но оказалось, что и эта фраза, как бы проникнутая унылым пессимизмом, на самом деле полна необыкновенной бодрости... Ночевать на вокзале? Ишь, чего захотел! Вечером, когда я пытался задремать на скамейке, я вдруг увидел, что под напором женщины в горделивой железнодорожной форме целые ряды пассажиров снимаются и уходят из зала. Может, наивно подумал я, она заботливо провожает их на поезд? Но такого уже не будет в нашей жизни никогда! Чем ближе она подходила, тем ясней по ее лицу я понимал, что она просто гонит людей!
- Но почему же?! - воскликнул я, когда она "срезала" наш ряд.
- Позвольте не вступать с вами в полемику, - проговорила она. - Это вокзал! Учреждение, а не ночлежный дом! У себя же в учреждении вы не остаетесь ночевать?
Одна не особенно крупная женщина выгнала в ночь, на холод несколько сот человек!
Новый, элегантный, стеклянный и, главное, абсолютно пустой и чистый вокзал сверкал перед нами, как хрустальная люстра. С дорожной свалки, из зарослей полыни мы смотрели на это сияние, как волки на костер, и почти что выли. От холода, от комаров и, главное, от отчаяния! Неужели же теперь всегда будет только так?!
Часов в семь утра, потеряв все человеческое, мы, отталкивая друг друга, ломились в милостиво открытые двери. Главное было - захватить кресло, "не заметив" или оттолкнув устремившуюся на это же место старушку. Когда наконец все, кто сумел, расселись по сиденьям и попытались погрузиться в сладкую дремоту, из кабинета вышла та же неумолимая женщина и начала, методично обходя ряды, поочередно встряхивать задремавших:
- Просыпайтесь! Спать на вокзале не полагается! Сидите, пожалуйста, прямо!
Я, не отрываясь, смотрел на нее: может, я все же заснул и это ужасный сон? Да нет... уж больно это похоже на нынешнюю реальность! Ну, а где же хотя бы дуновение разума, доброты? Неужели это исчезло навсегда и Всевышний навсегда прекратил свою деятельность? Видимо, так!
Все же, не выдержав, я вскочил (безнадежно, конечно, потеряв свое место!) и пошел куда-то по длинным служебным коридорам... Вот дверь с табличкой "Начальник вокзала". Может, он поймет или хотя бы что-то почувствует?!
- Ну, подумайте сами, вы же интеллигентный человек, - что будет, если оставлять ночевать? Тут же будут жить неделями!
- А выгонять в ночь на холод?!
- Таковы инструкции.
"Зачем все они? По-моему, достаточно лишь одной инструкции - не быть сволочью и идиотом!"
... Это я лишь подумал, глядя в его оловянные глаза, но, конечно же, не сказал!
- А не скажете, как ваша фамилия? - вместо этого проговорил я.
