- А я даже определение "качества" по ГОСТу помню, - похвастался я. И повторил засевшую в голове формулировку: "Качество продукции - есть совокупность полезных свойств продукции, обуславливающих ее пригодность выполнять определенные функции в соответствии с ее назначением..."
Ирочка только заулыбалась и покрутила головой - ну ты даешь!
БэДэ постарел - лицо в морщинках, глубоких складках. Я надписал ему свой роман. Подарил и Ирочке.
Больше десяти лет не был я в ЛИВТе, ушел оттуда в октябре 1979 г. Как быстро время пролетело!.. И нет нашей компашки, коллектива: молодежь разбрелась, предстарки оказались стариками, старики ушли...
И так грустно стало... И "Записки шута" - повесть о кафедре, наверное, печатать не буду. Нет, не буду.
29 октября 1991.
Сегодня мне приснилось, что я курю наркотики. Пытаюсь забалдеть, ощутить нечто новое, но не получается - наркотики, как я понимаю, липовые. И тут обман, думаю я.
Символический сон.
Литературное произведение - слепок души писателя. А что может слепиться, если на душе мрак и туман. И трещина в сердце. Живешь рывками от одного политического события к другому. Душа не на месте от всего бардака, который творится в отечестве. И времени задуматься о вечном не остается...
Повесть про Скудникова-Чудникова я забросил. Не христианская она по своей сути. Бесовская. Ошибка вышла. Н-да.
7 ноября 1991г.
Ездили на Дворцовую площадь - праздник в честь восстановления имени города. С вертолетов прыгали парашютисты и приземлялись около Александрийской колонны. Листовки памятные бросали с самолетов - тройка показывала фигуры высшего пилотажа над площадью.
Был фейерверк - "Виват, Санкт-Петербург!"
А вечером Невзоров показал "Паноптикум", снятый с участием бомжей. Они по его заказу, в рванье и военной форме без погон, рвали палку колбасы и дрались...
Сегодня трижды писал свою трудовую биографию - листок по учету кадров для вступления в Союз писателей.
И все вспомнилось - как работал. И ничего особенно приятного - 21 год работал на государство, а ничего от него не получил. Так, нечто вроде пособия по безработице, чтобы с голоду не подохнуть.
И вспомнилось, как Валера Суров сидел со снятыми ботинками под портретом Солженицына в отделе прозы "Невы" и кряхтел про свою зарплату в 26 рублей. А у него подземный стаж шахтера лет десять и загубленное здоровье. И детей чуть ли не четверо. А сейчас печи на холодных дачах кладет, вместо того, чтобы книги писать.
О чем сейчас писать, если трещина в душе у каждого порядочного человека?
24 ноября 1991г.
Вернулся из Дубултов - ездил на семинар "Текста". Союз писателей в этом году не смог профинансировать семинар фантастов, и "Текст" подставил свое упругое плечо. Собрали человек сорок за свой счет.
Все также пьют и безобразничают мои коллеги. А. Сал-ов, например, закусывал кактусами, предварительно очистив их. И еще какими-то цветами говорил, они, как огурцы. Он сейчас пишет о бомжах и вокзальных проститутках; привез кипу газет со своими материалами. Платят ему неплохо, печатают быстро. Доволен.
Жил один в номере, потом приехал Алан Кубатиев - доцент, осетин из Фрунзе. Алан - симпатичный интеллектуал. Умник, но не умничает. В один из семинаров, когда на мой день рождения приехала Ольга, он предложил нам свой одноместный номер, а сам перебрался к Коле Ютанову.
Рассказывал нам с Колей Александровым про осетин, какие они были замечательные воины в древности. Осетинские танцы - это упражнения для воинов. Осетины делали кольчуги из копыт - в них вязла сталь топора и пики.
Купил на распродаже пионерский горн и барабан с палочками. Подарок Максиму на Новый год. Барабан - 5 рублей, горн - 19.
Цены в Латвии приемлемые и всего навалом. Бродили с Колей Александровым по городку, заходили в магазины, пили кофе, трепались. "Вам белый кофе или черный?" - спрашивают в кофейной. Белый - это с молоком.
Русская тетенька, приехавшая в 1947 году в Ригу из Ржева, жаловалась нам с Колей Александровым, что русских теперь притесняют и требуют знать латышский язык, если хочешь работать в гос. учреждении. Просила (в шутку) передать Собчаку, что вся надежда на него.
Коля в журналистской манере поговорил с ней, расспросил о жизни, детях, внуках, не пьют ли зятья, хорошая ли бывает зимой погода, и когда мы распрощались с тетенькой, сказал весело: "Вот, готовый материал для "Известий" - положение русских в Прибалтике".
А я подумал: если бы она приехала сейчас в свой Ржев, то прокляла бы его с пустыми магазинами и бездорожьем, и вернулась бы пулей в Латвию, пусть и "гражданкой второго сорта".
1 декабря 1991г.
Сегодня день рождения отца, ему было бы 87 лет. И в церковь не сходил все кручусь с подготовкой к Круизу. Полное название - "Первый международный конгресс писателей стран Балтийского моря". В форме круиза по всем балтийским странам - на теплоходе. Должны отплывать из Петербурга в конце февраля и болтаться по Балтике две недели.
Шведский Союз писателей нашел деньги, и мы с Житинским, Мишей Глинкой, Виктором Максимовым, Сашей Бранским и еще несколькими ребятами взялись за это интересное дело. Организовали акционерное общество "Балтийский путь". Житинский - Президент, Глинка и я - вице-президенты.
Никогда не был вице-президентом. И президентом тоже. Питерское представительство "Текста" вошло акционером в "Балт. Путь".
Сейчас готовим символику Конгресса, делаем макеты буклета, открыток, приглашений, обзваниваем Союзы писателей всей Балтики - Германию, Польшу, нашу Прибалтику, Финляндию (там три союза писателей), Швецию, Данию. Должно плыть 400 писателей, пресса, бизнесмены, гости и приглашенные люди.
Владимир Арро, главный наш писатель, на брифингах и разных приемах раздает обещания и приглашения на круиз разным людям. А потом звонит Житинскому и сообщает, кого он еще пригласил. Саша в маленькой панике. Я в недоумении.
Хоть роман задумывай - "Круиз".
Тихая драка и толкотня на секции прозы из-за мест в Круизе.
В. Суров. - У меня, понимаешь, двадцать один молодой прозаик в мастерской, я уже несколько лет веду. У десятерых из них смело можно выпускать книги, а в Союзе их не выпускают. Как говорится, у нас возможности нет и в скором времени не предвидится (Валера обосновывает свою поездку - в Круизе, дескать, ему удастся договориться о выпуске книг молодых русских авторов за рубежом).
Валерий Попов хитро молчит - он едет в числе тех, кого берет под свое крыло Арро (десять резервных мест). Попов говорит, что шведы хотят видеть Михаила Кураева, автора романа "Капитан Дикштейн" - его там знают и переводят. Один из любимых русских писателей в Швеции. От "Капитана" и я в восторге, Кураева никогда в глаза не видел, но знаю, что это комбинация М.Г. - он подсуетился.
Встает Михаил Демиденко и начинает рассказывать, в каких международных фондах он состоял и состоит. Сейчас его фонд будет помогать (вроде бы) нуждающимся литераторам, и поэтому он должен ехать.
Уходит курить (якобы).
Арро вкрадчиво напоминает, что рекомендация секции прозы - она и есть рекомендация, решать будет Секретариат.
Гул в зале.
Торопливо входит Демиденко, взлохмаченный и красный.
- Я звонил в контору. Мне сказали: если я поеду, то мы оплатим еще одно место - за еще одного литератора! Вот так! - Садится и важно смотрит по сторонам. Имеется в виду 3 тыс. рублей, которые Арро придумал брать в фонд Майи Борисовой "Крыло" - фонд социальной помощи нуждающимся литераторам.
Составляют список желающих ехать. В него записываются все, кроме пожилой деликатной писательницы. Получается одиннадцать человек. А мест - 5.
Список берет Арро и, напомнив, что последнее слово за Секретариатом, уходит.
5 декабря 1991 г. Четверг.
Чем я занимаюсь? Круиз, реализация чужих книг, суета с бумагой, гранками, задания подчиненным, снова Круиз, ремонт машины, снова Круиз... И деньги не радуют.
И не пишу почти. Да нет, не пишу вовсе... Отделал рассказик на 15 страниц - "Зеленохолмский Алеф" - и все. Отдал его сегодня в "Звезду".
Сегодня зашел в Издательство к машинистке, забрал отпечатанные рассказы. Потом заглянул к директору издательства.
Боевая мадам. Недавно назначили. Говорят, начинала в издательстве корректором. Уже хорошо - грамотный человек.
- Давайте бумагу, мы вас издадим. Где у вас бумага, сколько, почем? Сейчас самое важное - бумага!
Комсомольский задор и напор струей обдали меня и отскочили обратно.
- За двести пятьдесят рублей гонорара вы меня издадите? Это несерьезно. - Я изображал усталого делового человека. - Я и сам могу себя издать, только у нас в издательстве ставки - 3500 рублей за лист.
- Ну, как хотите, как хотите.
Зазвонил телефон. За стеклом около телефона табличка: "Не нервничай. Начальство не имеет права нервничать. - В.И. Ленин".
- Да, я вас хорошо понимаю, - говорила она в трубку. - Нет, не можем. Не можем, говорю. Ваши рукописи издательство не заинтересовали. - И громко, раздражаясь: - Не нужны нам ваши рукописи. - И шмякнула трубку, нарушая призыв бывшего вождя.
