30
После семи дней плавания «Элефтерия» бросает якорь у маленького гористого острова Санторини в Эгейском море. Крутые берега изрыты вырезанными в базальте жилыми пещерами и выбеленными морем домишками с небесно-голубыми крышами. Между ними торчат крытые соломой мельницы, их быстрые лопасти кажутся лучами солнца. Само солнце в этом уголке Европы сияет как нигде. И целый мир становится ярче.
Сципион с командой остаются на корабле, но капитан находит нам с Перси и Фелисити жилище в утесах над морем: у нас теперь есть своя собственная голубая крыша и каменный пол, а хозяин – приятель Сципиона и согласен брать оплату итальянскими лирами. Все комнаты светлые, согретые солнцем, во дворике теснятся фиговые деревья и ютится крошечный веселый фонтан. А море – море, кажется, повсюду.
Первые дни полны какой-то беготни и дел: пираты сбывают груз, добывают еду и чинят корабль, мы знакомимся с островом и ищем нормального врача, который мог бы объясниться с нами хоть на одном языке, чтобы он осмотрел мое лицо. По дороге из Венеции меня лечила в основном Фелисити. Слух, похоже, вовсе не собирается возвращаться, а кроме пули над ухом я словил еще отдачу от пистоля, и теперь по всему лицу и шее, от волос до ключиц, разбросаны взбухшие пятнышки ожогов. Я еще не видел себя в зеркало, но сильно подозреваю, что правая сторона лица до конца жизни будет рябая и вся в шрамах.
Вот так я лишился главной своей красы.
– Не сказала бы, что можно назвать главной красой все лицо, – парирует Фелисити. – Обычно выбирают отдельные черты.
Мы сидим за столом во дворике, и Фелисити разматывает мою голову, чтобы посмотреть, как все заживает. Приходил врач-грек, и на каждое его указание Фелисити ответила: «Знаю», – хотя Сципион даже не переводил. Еще врач сказал, что Фелисити здорово зашивает раны, и сестра до сих пор лучится самодовольством.
– Сложно что-то выбрать, когда одно краше другого. – Я машу рукой у правого уха, ненадолго забыв, что ровный белый шум, забивающий все другие звуки, издает не насекомое и от него не отмахнуться. – По счастью, левое ухо все равно симпатичнее.
– Какое счастье. А то ты бы впал в отчаяние.
Несколько месяцев назад так бы, пожалуй, и произошло. Я соврал бы, если бы сказал, что вовсе не скорблю об утрате уха. Но мы все живы и рядом, и потерянное ухо напоминает скорее, как мне повезло.
Фелисити бросает бинты на колено к сумке хирурга и внимательно изучает мое изуродованное лицо.
– Выглядит… лучше, – заключает она.
– Твоя заминка говорит об обратном.
– Нет, правда лучше! Опухоль спала, теперь главное – не допустить заражения. Походи немного без бинтов, пусть рана дышит. – Фелисити прищуривается и с самодовольной улыбкой добавляет: – Как здорово я тут зашила!
– Да уж, в лечебном деле ты довольно сильна.
Фелисити, собиравшая инструменты в сумку, отрывается от своего занятия и нехорошо щурится.
– Что ты задумал? Черт, ты что, хочешь подольститься? Мы теперь должны ладить?
– В смысле? Нет! Нет, конечно!
– Слава богу.
– Мы – и ладить? Глупость какая!
В калитку стучат, и в садик заходит Сципион. Поверх мореходной одежды, невзирая на адскую жару, накинут плащ.
– Доброе утро! – здоровается Фелисити, подвигаясь на лавочке, чтобы он тоже сел. – Мы как раз собирались завтракать.
– А мистер Ньютон где? – спрашивает, садясь, Сципион.
– Почивать изволит, – отвечаю я. – Как там ваша ненаглядная шхуна и пираты-головорезы?
– Команде, да и кораблю, не терпится отплыть, – говорит Сципион, берет выставленную для Перси пустую кружку и наливает себе из кувшина липового чаю.
– Вы скоро отплываете? – удивляюсь я. Фелисити поднимает голову.
– Мы хотели бы взять вас с собой, – продолжает Сципион. – Вам нужно домой, в Англию; нам, если Томас Пауэлл действительно готов пойти навстречу, – забрать каперское свидетельство. Пора уже завязывать с жизнью вне закона.
– Домой? – повторяю я. Интонация повышается, и слово торчит кверху, как стоячая салфетка. Только-только я начал привыкать к ласковому солнцу, к нашему изгнанию в рай – а теперь нам говорят собирать вещи и ехать назад в Британию. К отцу. – Когда вы отбудете?
Сципион разводит руками.
– Дня через четыре. До конца недели уж наверняка.
– Может, еще немного задержимся? – спрашиваю я. – В конце концов, я пережил ужасное ранение…
Фелисити смотрит мне в глаза.
– Не притворяйся, ты уже почти здоров. Я так здорово тебя вылечила, что ухо прекрасно заживет, а если станешь чуть поскромнее, так это только на пользу.
– Эй, полегче… – Должно быть, я и вправду почти здоров, раз Фелисити сочла уместным начинать меня изводить.
Сципион изучающе осматривает Фелисити, прикрываясь кружкой, и спрашивает:
– Не хотите остаться с нами? Нам не хватает корабельного хирурга. Предыдущий в конце зимы помер от гангрены.
– Какая злая ирония судьбы, – отвечаю я.
Фелисити смеется, хотя Сципион как будто серьезен.
– Хорошая шутка.
– Я не нарочно, – уверяет он.
– Ваша команда действительно готова взять на борт женщину? Это будет неудобно и мне, и им.
– В море ходит множество женщин. Моя матушка в юности обплыла со своим отцом все африканское побережье. Или вот слыхали про Грейс О’Мэлли? А у Калико Джека на борту было целых две дамы!
– И обеих повесили бы вместе с ним, если бы они не пошли на сделку с правосудием, – договаривает Фелисити. – Знаю эту историю.
– Зато вы пошли на сделку с нами, и, если выполните свою часть, недолго нам осталось быть пиратами. И вас не повесят.
Фелисити снова смеется.
– Ну какой из меня хирург? Я нигде не училась.
– Научитесь.
– Ага, на вас и команде.
– Постараемся зарабатывать побольше ранений, чтобы вы учились быстрее.
У Фелисити на лице написано чистейшее изумление. Нечасто я это вижу. Тревожный знак. Вместо ответа она встает.
– Пора готовить завтрак.
Сципион тоже поднимается и тенью следует за ней в кухню.
– Хотя бы подумайте о моем предложении, мисс Монтегю, – доносится до меня его голос. – У вас есть время до Англии. Парни ни на что не годятся, но вас я бы взял.
Услышав, что мы все-таки едем домой, я бы картинно уронил лицо в ладони, если бы совсем недавно не расстался с добрым куском этого самого лица. Не знаю уж, какого конца всех наших приключений я ожидал, но точно не возвращения к отцу. Или ожидал, но не так скоро. Что теперь будет с Перси? Поедет он с нами или все равно отбудет в бедлам? С Венеции мы с ним были почти неразлучны, но либо мне было слишком плохо, либо рядом вертелся кто-то еще, и мы не успели даже толком поговорить.
Пока Сципион и Фелисити
