прокатившись по Магадану, Владивостоку, Чите, Иркутску, Омску, Екатеринбургу, Саратову, Москве, Смоленску, оттесняя темень и мрак к Западу, где им и место, и давая свет и надежду всем, кто выжил после ночи.
Настя, выспавшись, чувствовала себя вполне сносно и пожалела, что скоропалительно согласилась на госпитализацию. Будет обход, надо попроситься домой. Может, у нее даже и не ковид, а просто все сошлось — простуда, переутомление, да еще развод этот, расставание с Антоном, к чему она давно готовилась и все же оказалась не вполне готова.
Палата была на шесть коек — три по одной стене, три по другой, в середине проход, между койками тоже промежутки, но узкие, едва можно протиснуться боком. Обоняние к Насте вернулось (а может, и не исчезало, может, нервное все это было?), и она чувствовала, что пахло в палате не как в больнице, а как в новой квартире — краской, пластиком, мелом; соседка Насти, заметив, что она с любопытством оглядывает палату, сказала:
— Новое отделение открыли, нас ночью всех сюда перевезли. Мы еще относительно легкие считаемся, — добавила она, утешая Настю и саму себя.
Настало время завтрака, три ходячие женщины пошли в столовую, а трем лежачим, в том числе Насте, привезли на тележке магазинный йогурт, баночки с детским пюре и пакетики сока, тоже детского. Настя сказала, что хорошо себя чувствует и может сама пойти в столовую, но девушка, развозившая завтрак, в обычном халате и обычной маске, и этот ее вид успокаивал и обнадеживал, быть может, она переболела и не очень боялась, значит, можно переболеть и не бояться, эта девушка весело ответила:
— Да лежите спокойно, чего вы? У нас все распределено — кому в столовой, кому в палатах. А то вы там поедите, и там будет нехватка, а у меня лишнее останется, выйдет путаница!
Настя с неожиданным удовольствием все съела и выпила. У заглянувшей медсестры спросила про телефон: вчера была, а сегодня куда-то делся. Та, спросив имя и фамилию, вскоре принесла его, но он оказался разряженным.
— Зарядника разве не было? — спросила Настя.
— Не было, — ответила медсестра.
Настя огорчилась: ни разу в ее жизни не было случая, чтобы телефон оказался разряженным. Она следила за этим внимательно и постоянно, это был небольшой ее пунктик: если она видела, что заряд меньше шестидесяти процентов, ей становилось некомфортно, при пятидесяти присоединяла к заряднику. Однажды она заработалась и увидела, что меньше тридцати процентов, а зарядника под рукой почему-то не оказалось, ее чуть ли не паника охватила, она хорошо помнит этот случай. Поэтому Настю поражает беспечность Алисы, та легко позволяет и телефону, и планшету доходить до двадцати и даже до десяти процентов, когда индикатор и цифры становятся красными.
Попросить зарядник у соседок? Настя человек не застенчивый, непринужденно контактный, но возник смешной вопрос: как к ним обратиться? Женщины? Быдловатое слово, слово продавщиц и прочего обслуживающего персонала. Дамы? Примут за неуместный в больнице юмор. Дорогие сопалатницы? Совсем нелепо. Или никак не называть, обратить вопрос в пространство: «Кто-нибудь одолжит зарядник?» Невежливо. Будет обход, надо попросить врачей. Наверняка подобные проблемы тут возникали, наверняка есть запасные зарядники.
И настойчиво проситься на выписку. Настя все тверже убеждалась, что случившееся вчера — чистой воды психосоматика, наваждение, казус. Нет, может, она и заболела, но в легкой форме, некоторые переносят на ногах, а многие, Настя читала, и вовсе не замечали, что болели — таковы странности этого капризного вируса.
Обхода все не было, вместо этого две женщины в белых комбинезонах-скафандрах и подводных очках привезли установку для кварцевания — вертикальную лампу на стойке с колесиками. Одна женщина была повыше, вторая пониже, только этим внешне и отличались. Та, что повыше, скомандовала:
— Хорошие мои, выходим, кто ходячий, остальных выкатим на полчасика! Кварцевать будем, обеззараживать!
Все в палате были новые, недавно поступившие в больницу, как и Настя, еще не привыкли к здешним порядкам, и к предложению отнеслись неоднозначно. Больная, лежавшая у двери, справа от Насти, иронично заметила:
— Мы тут еще даже надышать не успели, не от чего обеззараживать!
Эта женщина всегда и ко всему относилась на всякий случай с иронией. Ей было около сорока лет, у нее было архаичное имя, которое дал отец в честь своей покойной мамы, имя, которым давно никто не называет детей, — Клавдия, Клава. Ее взросление пришлось пришлось на время появления и быстрого распространения компьютеров во всех сферах жизни. А при компьютерах имеется что? Правильно, клавиатура, она же клава. Вот и стала наша живая Клава тезкой клацающего кнопками мертвого устройства, и, возможно, это и настроило ее на скептический лад, в том числе по отношению к себе. Да я тупая, куда мне в вуз! — говорила она, и пошла к маме в парикмахерскую, ставшую потом салоном красоты, весьма недешевым и заслуженно популярным, а записаться к самой Клаве Дорофеевой можно лишь за месяц; иногда она выезжает на дом к некоторым клиентам, называть которых не будем, их в ту пору знала вся страна, и сейчас помнят. Да я не Анджелина Джоли! — говорила она, — чтобы красавца какого-нибудь искать. Лишь бы положительный был и чуть посимпатичней соседского бультерьера Томми, вот уж образина жуткая, скажу я вам. Меж тем ее полюбил красавец-тренер из спортивной школы, недавний чемпион России по баскетболу с удивительно спокойным и ровным характером, они поженились, у них двое детей, мужу доверили взрослую команду, он вывел ее на первые места российского чемпионата, что и почетно, и, не будем скрывать, денежно. Так что, как видите, заниженная самооценка Клавы, вопреки уверениям нынешних психологов, не повредила ей, скорее наоборот. Девиз ее был: ничего такого не жду от жизни, а если повезет, спасибо. И жизнь, не видя от Клавы ни давления, ни претензий, ни требований, словно вздыхала с облегчением, говоря: возьми себе сама что хочешь, мне ведь не жалко, мне просто назойливость ваша надоела. Вас много, а я одна! Клава и Андрей построили себе и двухуровневую квартирку-пентхаус в прекрасном доме, пускай и не в центре, и небольшой коттедж купили в уютном местечке за МКАДом, десять минут езды от дома, и все у них складывалось удивительно ровно, поступательно и благополучно. И Клава привыкла к этому, хотя, смотря во время работы телевизор, тот канал, где круглосуточно рассказывалось о роскошной жизни богатых персон, не раз повторяла: «Вот как люди живут, не то что мы, гопота!» Но, конечно, не считала себя гопотой, была довольна жизнью, просто, как все российские люди, побаивалась этого непривычного состояния
