сказал я. – Послушай, старик, а тебе не кажется, что мы делаем большой крюк?
Если мы действительно направлялись в Твинг-Холл, мы явно выбрали не самый короткий путь. От станции до поместья две мили по шоссе, мы же пошли по тропинке, потом долго шагали по каким-то буеракам, два раза переходили через изгороди, а теперь пересекали большое поле, за которым начиналась другая тропинка.
– Она иногда гуляет здесь с братом, – объяснил Бинго. – Я надеялся – вдруг мы ее встретим? Я ей поклонюсь, ты ее увидишь, и мы пойдем домой.
– Что и говорить, заманчивая перспектива, – сказал я. – Стоило тащиться лишних три мили по пашне в тесных башмаках. Все ради того, чтобы раскланяться? Почему бы не подойти к барышне и не поболтать о том о сем?
– Ты с ума сошел! – искренне удивился Бинго. – Ты что же, воображаешь, что у меня хватит духу? Я лишь издали на нее любуюсь, и… Господи! Это она! Нет, показалось.
Это напоминало песенку Харри Лодера: «Вот она! Нет, это кролик». Бинго заставил меня проторчать под ледяным северо-восточным ветром целых десять минут; несколько раз он поднимал ложную тревогу, и в конце концов мне все это порядком надоело. Я уже собирался протрубить отбой, но тут из-за угла выскочил фокстерьер, и Бинго задрожал, как осиновый лист. Потом показался маленький мальчик, и Бинго затрясся, как желе. Наконец, точно примадонна, выходу которой предшествует выступление кордебалета, на сцене появилась юная дама, и у Бинго сделался такой жалкий вид, что на него было больно смотреть. Лицо его покраснело, и, в сочетании с белой рубашкой и посиневшим от ветра носом, он стал похож на французский флаг. Он весь обмяк, как при размягчении костей.
Бинго трясущейся рукой потянулся к кепке и тут заметил, что девушка пришла не одна. Ее сопровождал господин в костюме с пасторским воротничком, и его появление подействовало на Бинго не лучшим образом. Лицо его еще больше покраснело, а нос еще больше посинел, и только когда они уже прошли мимо, ему удалось справиться с кепкой.
Девушка кивнула, священник сказал: «А, Литтл. Скверная погода», собака тявкнула, и они пошли своим путем: представление закончилось.
Появление на сцене священника в корне меняло ситуацию. Добравшись до Твинг-Холла, я доложил о нашей встрече Дживсу. Разумеется, Дживс уже все знал.
– Это преподобный мистер Уингем, новый младший священник из прихода мистера Хеппенстола, сэр. Насколько я понял со слов Брукфилда, он соперник мистера Литтла, и в настоящее время юная леди отдает предпочтение ему. У мистера Уингема важное преимущество – он свой человек в доме. После обеда они с юной леди музицируют, это способствует сближению. Мистер Литтл в это время со страдальческим лицом вышагивает взад-вперед по дороге перед домом.
– Как видно, бедняга на большее не способен, черт бы его побрал. Что толку страдать, тут нужно действовать. Он потерял кураж. Ему недостает напора. Да что там говорить, у него не хватило элементарного мужества сказать ей: «Добрый вечер».
– Дело в том, что в чувствах, которые мистер Литтл питает к юной леди, преобладает благоговение, сэр.
– Как же мы можем ему помочь, если он такой кролик? У вас есть какие-то соображения? Мы договорились встретиться после обеда, и он сразу спросит, что вы посоветовали.
– Мне кажется, сэр, мистеру Литтлу следует заняться юным джентльменом.
– Младшим братом? Я что-то не понял…
– Подружиться с ним, сэр, вместе гулять и тому подобное.
– По-моему, это не самая плодотворная из ваших идей. Честно говоря, я ожидал большего.
– Это послужит началом, сэр, а впоследствии может привести к чему-то более серьезному.
– Ладно, я ему передам. Мне барышня понравилась, Дживс.
– Весьма достойная молодая леди, сэр.
Вечером я ознакомил Бинго с мнением высшего авторитета и с радостью отметил, что он заметно приободрился.
– Дживс никогда не ошибается, – сказал он. – Я мог бы и сам додуматься. Завтра же начну действовать.
Вы не поверите, до чего он расхрабрился. Еще до моего возвращения в Лондон он несколько раз разговаривал с девушкой и уже начал воспринимать это как должное. В смысле, не впадал при встрече в прострацию. Теперь их связывал брат, и связь эта оказалась важнее совместных музыкальных экзерсисов со священником. Они вместе водили брата на прогулки. Я спросил Бинго, о чем они разговаривают, и он сказал, что обсуждают будущее Уилфреда. Она хочет, чтобы Уилфред стал приходским священником, но Бинго эту идею не поддержал: сказал, что в последнее время приходские священники ему почему-то не нравятся.
В день отъезда Бинго пришел нас провожать вместе с Уилфредом, они весело болтали, точно старые друзья после долгой разлуки. Когда поезд тронулся, я увидел, как Бинго покупает ему шоколадку в автомате на платформе. Умилительная, радующая сердце картина. Черт возьми, неплохое начало, подумал я.
Вот почему телеграмма, которую я получил от него две недели спустя, застала меня врасплох. В ней говорилось следующее:
«Берти, старина, послушай, Берти, приезжай как можно скорее. Все пошло прахом, Берти. Черт подери, Берти, ты обязательно должен приехать. Я в полном отчаянии, и мое сердце разбито. Пришли мне еще сотню тех же сигарет. Прихвати с собой Дживса, когда приедешь. Ты обязательно должен приехать, Берти. Я на тебя надеюсь. Не забудь привезти Дживса.
Бинго».
В жизни не встречал человека, который составляет телеграммы с такой расточительностью, как Бинго, и это при том, что он постоянно стеснен в средствах. Он совершенно не умеет сжато излагать свои мысли. Этот дуралей не задумываясь изливает израненную душу по два пенса за слово, или сколько там это стоит.
– Нет, как вам это нравится, Дживс? – сказал я. – Черт знает что такое. Я не могу каждые две недели бросать все и нестись сломя голову в Твинг, чтобы сплотиться вокруг Бинго. Телеграфируйте ему: пусть утопится в деревенском пруду и оставит нас в покое.
– Если вы соблаговолите отпустить меня на сегодняшний вечер, сэр, я готов
