воскликнул я. – Официантки теперь все так изъясняются?
– Откуда мне знать, как изъясняются официантки?
– Кому и знать, как не тебе. Если помнишь, я с твоим дядей познакомился, когда ты послал меня прощупать, не хочет ли он сплотиться под знаменами и помочь тебе жениться на Мейбл из забегаловки на Пиккадилли.
Бинго вздрогнул. Безумный блеск вспыхнул в его глазах. Не успел я понять, что он собирается сделать, как он изо всех сил хлопнул меня рукой по колену, я даже подскочил от боли, точно горный козел.
– Эй, полегче!
– Извини, – сказал Бинго. – Не рассчитал. Увлекся. Берти, ты подал мне отличную мысль. – Он подождал, пока я закончу массировать травмированную конечность, и продолжил свою речь: – Ты очень кстати вспомнил ту историю. Не забыл гениальный план, который я тогда придумал? Сказать дяде, что ты – как-там-бишь-ее – ну, словом, та самая писательница, помнишь?
Такое не забывается. Проклятая эпопея каленым железом выжжена на скрижалях моей памяти.
– Вот как нам следует действовать, – сказал Бинго. – Это именно то, что надо. Рози М. Бэнкс снова в бою.
– Нет, ничего не выйдет, старина. Извини, но это исключено. Я не в состоянии пройти через такое еще раз.
– Даже ради меня?
– Даже ради сотни таких, как ты.
– Никогда не думал, – скорбно произнес Бинго, – что мне доведется услышать эти слова из уст Берти Вустера.
– Однако ж услышал. Можешь даже записать для памяти, в назидание потомкам.
– Берти, мы учились с тобой в одной школе.
– Это не моя вина.
– Уже пятнадцать лет мы близкие друзья.
– Знаю. И мне предстоит искупать этот грех всю оставшуюся жизнь.
– Берти, старина, – не сдавался Бинго. Он пододвинул стул поближе ко мне и принялся массировать мою лопатку. – Пожалуйста, послушай! Пойми же наконец…
И, разумеется, не прошло и десяти минут, как я сдался на уговоры этого паршивца. Вот так всегда. Меня кто хочешь уговорит. Если бы я попал в траппистский монастырь, то первый же монах за пять минут убедил бы меня в чем угодно при помощи азбуки глухонемых.
– Ладно, что я должен сделать? – спросил я, когда понял, что сопротивление бесполезно.
– Для начала пошлешь старикану экземпляр своего последнего романа с автографом и льстивой надписью. Он расчувствуется до чертиков. Потом отправишься к нему и выложишь все как есть.
– А какой у меня последний?
– «Одна против всех», – сказал Бинго. – Этот роман продают сейчас на каждом углу, им забиты все витрины книжных магазинов и киоски. Судя по картинке на обложке, весьма забористая штука. Разумеется, дядя захочет обсудить с тобой роман.
– Вот видишь, – обрадовался я. – Ничего не выйдет. Я же понятия не имею, что там написано.
– Значит, тебе придется его прочитать.
– Прочитать? Но послушай…
– Берти, мы учились в одной школе.
– Ну хорошо, хорошо, – сказал я.
– Я знал, что на тебя можно положиться. У тебя золотое сердце. Дживс, – сказал Бинго, когда мой верный слуга появился в гостиной, – у мистера Вустера золотое сердце.
– Хорошо, сэр, – ответил Дживс.
В последнее время я мало читаю, разве что в «Розовую газету» загляну, и страдания мои во время неравной борьбы с текстом романа «Одна против всех» не поддаются описанию. Впрочем, мне удалось одолеть роман до конца, и, как оказалось, вовремя: едва я дошел до места, где «губы их слились в долгом страстном поцелуе, и наступила волшебная тишина, нарушаемая лишь легким шорохом ночного ветерка в макушках ракит», пришел посыльный и принес письмо от лорда Битлшема с приглашением пожаловать к нему на обед.
Старика я застал в совершенно размягченном состоянии. Рядом с ним на столе лежал присланный мной томик, он ел заливное и перелистывал страницы.
– Мистер Вустер, – сказал он, отправив в рот изрядный кусок форели, – позвольте вас поблагодарить. И позвольте вас поздравить. Вы идете от победы к победе. Я читал «Все ради любви», я читал «Всего лишь фабричная девчонка»; «Сумасбродку Мертл» я помню наизусть. Но ваша последняя книга превосходит их все. Она меня тронула до глубины души.
– Правда?
– Истинная правда! Я прочел ее три раза после того, как вы столь любезно мне ее прислали – еще раз огромное спасибо за очаровательную надпись, – и могу смело сказать, что стал лучше, мудрее и милосерднее. Мою душу переполняет чувство признательности и любви ко всему роду человеческому.
– В самом деле?
– Клянусь вам.
– Ко всему роду?
– Ко всем без исключения.
– Значит, и к Бинго тоже? – спросил я, чтобы прижать его к стенке.
– К моему племяннику? Ричарду? – Он на мгновение заколебался, но потом, видимо, решил, что мужчине не пристало брать свои слова назад. – Да, даже к Ричарду. Вернее… то есть… возможно… да, все-таки и к Ричарду тоже.
– Очень рад это слышать, потому что как раз хотел о нем поговорить. Он очень нуждается.
– Находится в стесненных денежных обстоятельствах?
– Совершенно на мели. И без труда сумел бы найти применение некоторому количеству денежных знаков, если бы вы согласились возобновить ежеквартальные выплаты.
Он задумался и, прежде чем ответить, разделался с внушительным куском холодной цесарки. Потом в который раз взял в руки книгу, и она раскрылась на странице двести пятнадцать. Я не помнил, что было написано на странице двести пятнадцать, но, видимо, что-то очень трогательное, потому что выражение его лица смягчилось, и он посмотрел на меня повлажневшими глазами – я даже решил, что он намазал слишком много горчицы на кусок ветчины, который перед этим отправил себе в рот.
– Хорошо, мистер Вустер, – сказал он. – Я все еще нахожусь под свежим впечатлением от вашего гениального творения и не в состоянии проявить жестокосердие по отношению к кому бы то ни было. Ричард, как прежде, будет получать от меня
