"В сказке любого народа можно найти описание драконов, - подумал во сне Сильвано, - но очень мало кто из людей, читающих и передающих из поколения в поколение эти кладези народной мудрости, понимает, что все, что написано в сказках, - правда, только, конечно, не такая правда, которая являет собой: "дважды-два четыре", а символическая правда, в которую надо просто поверить и которой надо следовать.
Поэтому он и смотрел с трепетом, что будет дальше, потому что именно в этот миг его предок Селиван подошел к самому трону, опустил ящерицу на перламутровый пол, и по этому полу она добежала до трона своего владыки и отца, взобралась на подлокотник кресла и оказалась возле самых глаз дракона и что-то свистящим звуком ему прошептала.
- Спасибо тебе, - загрохотал голос дракона, - за то, что спас мою дочь, - и далее, как отметил спящий, но не теряющий чувства юмора, Сильвано, стал декларировать в точности так, как это делают члены правительства.
- Жизнь твоя будет отныне интересной, - заявил дракон, - ты увидишь многие страны и полюбишь ту, которую любишь неистово, ты станешь ее мужем и ты будешь... - и тут, если бы Селиван мог только представить себе, что существует на свете кино, и сумел бы сравнить то, что он увидел, с тем, что знал... Но поскольку кино он никогда не видел, ибо оно было изобретено только через полтораста лет, он, как зачарованный, смотрел на светящуюся стену, на которой проигрывались невероятные возможности будущей жизни его и его потомков.
- Ты будешь человеком, который сможет концентрировать время, - сказал дракон, не объяснив бедняге, что такое время и что такое его концентрировать. - Ты будешь владыкой мира, потому что ты будешь выцеживать из своего сознания уроки истины, проигрывать их вновь оттачивая, как оттачивает гранильщик камней свои изделия. Ты будешь хозяином Вселенной. Я знак/это, потому что хозяином Вселенной, - закончил свой монолог дракон, - может быть только добрый человек, которым ты являешься.
Тут наш Сильвано заворочался в своей кровати. Не то чтобы сон вдруг оставил его. Но ему вдруг стал ясен тайный смысл появления этого дракона как в его собственном сне, так и в жизни его далекого предка, он понял, что под видом дракона для того Селивана, который не мог воспринимать абстрактно ничего другого, кроме чертей, дракона и Бога (но Бога он пока не был достоин, а к черту не пришел), - это была та формула его грядущего бытия, которой единственный в то время, в конце восемнадцатого века, он мог поверить и которой мог подчиниться, и поэтому он с ужасом о. иииn.1 стал следить за каждым словом своего предка, ожидая развя^ги ruo теперь уже доподлинно понимал, что все, что послано ему ccru.^-i/i н" сне, неспроста.
Но Селиван воспринимал отнюдь не космический разум, заключенный в драконью форму, дабы быть понятным людям конца позапрошлого века. Он видел перед собой чудовище, способное говорить на родном ему языке, и наверное мало что понимая из того, что говорил ему дракон, представил себе только одно: когда творишь добро, можно договориться с кем угодно.
Дракон, как оно и всегда бывает в сказках, предложил нашему Селивану на выбор три вещи в знак приязни и благодарности, но Селиван, который безумно любил женщину, отказался и от злата, и от серебра. Он попросил вернуть ему утраченный потоком морским волшебный лесной тюльпан, и когда этот тюльпан был принесен ему на золотом блюде, просто взял его и бережно сунул за пазуху, право, не совершая этим ничего особенного.
Когда же наступило время прощания, дракон, а вернее, те силы, которые создали этого дракона в воображении Селивана, медлил.
Дракон получил указание Вселенского разума обеспечить программой бытия уносимый этим парнем из покоев дракона предмет, будь то монета или драгоценный камень, но тюльпан существо эфемерное, оно исчезнет, и тогда, обещав на ближайшее столетие счастье всему роду Селиванову, дракон не сможет сдержать своего слова.
И он придумал, что он сделает: дракон достал откуда-то из-за трона массивный крест черного дерева и протянул его парню.
- Этот крест береги, - сказал дракон, - этот крест помогает всем, кто к нему прикасается, помогает тем, что возвращает прошлое, но только помни, что подобно мужчине и женщине, которые, соединившись, рождают жизнь, этот крест тоже должен соединиться с тем куском дерева, с которым вместе они создадут нечто, что способно победить время.
Береги этот крест. А нечто ты найдешь сам.
Из поколения в поколение передавай этот крест и никогда никому чужому не доверяй его. Под чужим я разумею недоброго. Когда ты найдешь это нечто через сто, двести, триста лет, ты сможешь стать властелином мира.
Очень хотелось нашему Сильвано посмотреть, чем все это кончится, и во что превратится дракон, и куда пойдет Селиван, он заинтересовался той, ради которой его далекий предок потерпел столько страха, еще раз вспомнил отчетливо, что она итальянка. Потом стал размышлять, почему вообще все показанное ему показано так, а не иначе, и сон ли это, и что еще было важно узнать.
В конце концов он стал ворочаться, и словно бы подталкивать дракона для того, чтобы тот рассказал еще больше, и в тот момент, как это всегда бывает, когда мы опережаем события, начинаем вдруг бежать впереди паровоза или ударяем в колокола, не взглянув в святцы, проснулся.
Но проснувшись и намиловавшись с женщиной, которую он обожал и которая недавно стала его женой, и которую он искал, как он говорит, шестьдесят с лишним лет, он вдруг стал холодным и суровым. Это его состояние пришло оттого, что он явственно вдруг вспомнил только что виденный сон и в этом сне была какая-то одна деталь, которая не давала ему покоя. И когда он перебрал в своем сознании все, что только мог перебрать, чтобы вспомнить, что это была за деталь, он увидел на столе нарисованный им сегодняшней ночью чертеж и понял, что он нарисовал крест точно такой же формы, какую он видел в этом сне.
Оттолкнув немедленно обнимающие его руки ничего не понимающей женщины, не позавтракав, не приняв душа и не совершив обычный утренний моцион, не одевшись, он как был халате, прошел в другую комнату, достал из ящика с инструментами стамеску, вернулся в спальню, просунул стамеску в щель бюро и, не думая, что он испортит хорошую, а более того - старинную вещь, стукнул по ручке ее своей широкой ладонью, от чего, конечно, крышка расщепилась, потом, не раздумывая, приподнял с хрустом верхнюю ее часть на глазах с ужасом глядящей на него жены и немедленно со сладострастием увидел, что в крышке бюро действительно существует полость, и эта полость также имеет место быть в форме креста, который он видел во сне.
Но и крест в свою очередь ему напомнил о невероятном. Он снова подошел к ящику, откуда он вынул стамеску, там лежали и другие инструменты и прочее разное барахло, предназначенное для чего-то:
как-то виньеточки, какие-то картпночки, куски дерева, гвозди, выключатели, и там, среди мусора и хлама, обнаружился и вот этот самый крест.
Сильвано мог бы теперь поклясться, что это был тот самый, который двести лет назад дракон подарил ему в его прошлой жизни.
Он взял этот крест в руку и стал думать о том, что он валяется у них в доме давно, почему-то, приехав сюда из Италии, он захватил его с собой, думал приспособить его для чего-то, а до того он провалялся в доме его предков много лет, передаваемый от деда-прадеда к отцу и сыну, но применения этот крест не находил, и в общем-то единственное, для чего он мог служить, это как бессмысленный символ чего-то: его вешали в квартире, хотя бы потому, что он был сделан из темного дерева.
На свете бывают такие вот бессмысленные предметы, которые отчего-то берегутся хозяевами.
Сильвано вдруг понял, схватил этот крест и, не протерев его тряпкой, подбежал к бюро и ему показалось, что крест сам выпал у него из рук и вошел в ту полость, которая была в бюро много-много десятилетий назад для этого креста уготована.
Он не мог вымолвить ни слова.
Он подошел к своей жене, обнял ее за плечи и подвел к бюро. И когда они подошли, ему показалось, что крест неплотно лежит в пазах.
Он протянул свою руку и нажал на крест таким образом, чтобы он точно лег в предназначенный ему паз. Последнее, что помнил доктор Сильвано Черви перед тем, как спальня его превратилась в сердцевину, как ему показалось, кометы, это то, что поверх его руки лежала ручка его любимой жены.
Глава 5
Доктор Черви интуитивно ощущал, что что-то должно произойти, но он точно не знал, что, держа руку на кресте, покоящемся в крышке его бюро, он тем самым включил машину времени. Да и тем более сделана она была таким образом, что ничего страшного не произошло, а просто комната на секунду погрузилась во мрак, и он одновременно стал ощущать себя в двух ипостасях.
Он продолжал находиться в спальне и ощущал руку жены поверх своей, но при этом каким-то образом оказался в детстве.
И вовсе этому не удивился, а понял, что то, что произошло, всегонавсего явилось из его памяти и материализовалось. Кстати, это же самое он совсем недавно рассказывал своей жене.
