Энигматическая Аля, её накладное веселье!
К Цветаевой подходит Серый Человек.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. О чём вы сейчас подумали, Марина Ивановна?
ЦВЕТАЕВА. Вас это не касается.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Нет, касается. Вы подумали: Моя подлая дочь! Это она уговорила меня вернуться!
ЦВЕТАЕВА. Если бы она дала мне знать, что здесь творится.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Но сообщить вам подобное было бы невозможно. У нас все письма читаются, и такие - не пропускаются цензурой.
ЦВЕТАЕВА. Как только я вступила на сходни парохода, увозившего меня на родину, я почувствовала, что погибла, что это - конец.
Не штык - так клык, так сугроб, так шквал,
В Бессмертье, что час - то поезд!
Пришла и знала одно: вокзал.
Раскладываться не стоит.
Площадка. - Шпалы. - И крайний куст
В руке. - Отпускаю. - Поздно
Держаться. - Шпалы. - От стольких уст
Устала. - Гляжу на звёзды.
Так через радугу всех планет
Пропавших - считал-то кто их?
Гляжу и вижу одно: конец.
Раскаиваться не стоит.
(Успокаивая себя.) Но зато мы снова вместе под одной крышей.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. 69 дней продлится это "вместе". Июнь. Июль. Август. Помните: ночь на 27-е.
ЦВЕТАЕВА. Разворачиваю рану. Живое мясо.
Слышится скрип тормозов.Болшево. Дача. Ночь ареста Али. 27 августа 1939
года. Входит Аля.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Вы - Ариадна Сергеевна Эфрон?
АЛЯ. Да, а в чём дело?
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. В том, что вы арестованы. Вот ордер на ваш арест.
ЦВЕТАЕВА. За что?
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. За антисоветскую деятельность и сотрудничество с иностранными разведками.
АЛЯ. Это неправда. Ничего подобного за мной нет!
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Ни за что у нас не сажают. Пройдите в машину. Там разберутся.
ЦВЕТАЕВА. Где там?
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК (грубо). Где, где? В Караганде! (Але.) Идите!
Аля медленно идет.
ЦВЕТАЕВА. Что же ты, Аля, так ни с кем не простившись?
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Так - лучше. Долгие проводы - лишние слёзы. Идите.
АЛЯ (останавливаясь, через плечо). Мама, скажи папе иМуру, что я ни в чём не виновата. Произошла какая-то нелепая ошибка. Меня скоро отпустят. (Уходит в сопровождении Серого Человека.)
ЦВЕТАЕВА. Аля! - Маленькая тень
На огромном горизонте
Тщетно говорю: не троньте!..
Где-то далеко сквозь ночную тишину звучит Утесов.
УТЕСОВ.Девушка, девушка, вечер начнется,
Где ты добудешь огня?
Девушка, девушка, солнце вернется,
Если полюбишь меня.
Солнце дано, чтобы греть и светить,
Песни, чтоб их распевать,
Сердце дано, чтобы милых любить,
Губы, чтоб их целовать.
Воспоминания исчезают. И вновь перед намиКусково. На берегу озера Цветаева и
юная поэтесса.
ЦВЕТАЕВА. Аля тоже писала стихи. Некоторые из них я включила в свою поэму "Психея", они так и назывались - "Стихи дочери". Но все почему-то думают, что это стихи "К дочери"... Какие языки вы знаете?
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. В детстве училанемецкий.
ЦВЕТАЕВА. Что ж, сейчас это язык воинствующего фашизма, но не надо забывать, что читать в подлиннике Гёте и Гейне - счастье. А французский?
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Нет, к сожалению.
ЦВЕТАЕВА. Обязательно надо знать. Хотите, я буду с вами заниматься? Конечно, совершенно безвозмездно. А для меня практика.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Марина Ивановна, я была бы очень рада этому.
ЦВЕТАЕВА. Так, нынче среда, в воскресенье позвоните, и мы сговоримся о часе, когда начнём наши уроки.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. В воскресенье! До воскресенья ждать целых три дня!
ЦВЕТАЕВА. Мой телефон К-7-96-23. Позвоните мне - лучше утром. Я до 12 часов всегда дома. (Она начинает игру перебрасывания поэтическими строчками.)
Здесь пресеклись рельсы городских трамваев.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Дальше служат сосны. Дальше им нельзя.
ЦВЕТАЕВА. Дальше - воскресенье. Ветки отрывая
ВМЕСТЕ. Разбежится просек, по траве скользя.
Начавшаяся через три дня война уничтожает все планы. Раздается звук сирены. Звучит голос: "Граждане, воздушная тревога!" Слышится свист и взрывы бомб. Москва. Комната в доме у Покровских ворот. 7 августа 1941 года. Цветаева лихорадочно упаковывает вещи в мешки. Входит юная поэтесса.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Марина Ивановна, дорогая, что вы делаете?
ЦВЕТАЕВА. Я должна уехать! Уехать немедленно! Завтра Союз писателей отправляет в эвакуацию первую партию писательских семей.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Куда они уезжают?
ЦВЕТАЕВА. ВЧистополь и Елабугу. Мне всё равно куда. Куда угодно, только бежать из Москвы, из этого ада! Послушайте, пока вы ещё не эвакуировались, всё записывайте, ничего не упускайте, каждый день и час, ведь должно же хоть что-то остаться от этих страшных дней. Ведь не по лживым же газетным фельетонам потомки будут узнавать о том, что творилось на земле... Я умоляю вас мне помочь. Сходите в домоуправление и возьмите на меня иМура справку, что мы здесь проживаем. Мне необходима эта справка.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Конечно же, я возьму вам эту справку.
ЦВЕТАЕВА. А вы не боитесь? А я боюсь идти за ней туда одна. Вдруг меня там заберут. А вы сходите?
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Конечно, я схожу сама за справкой, но сейчас у них обед.
ЦВЕТАЕВА. Обед? Уже обед?! Знаете, я хотела сваритьМурику курицу, он скоро должен вернуться. У соседки это всегда торжественная церемония, а я брошу ее в кипяток: "Варись!". Но что с ней делают? Ведь она не потрошёная, а я раньше никогдатаких не покупала.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Мама зажигает бумагу и сначала палит перья, у нас нет газа, наверное, это можно сделать и на газу. Потом она всегда боится раздавить желчь.
ЦВЕТАЕВА. Вы счастливая, у вас есть мама. Берегите ее. А я одна.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Но ведь у вас есть сын?
ЦВЕТАЕВА. Это совсем другое. Важно, чтобы рядом был кто-то старше вас или тот с кем вы вместе росли, с кем связывают общие воспоминания. Когда теряешь таких людей, уже некому сказать: "А помнишь?.." Это все равно, что утратить свое прошлое, еще страшнее, чем умереть.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА (желая сменить тему). Чуть не забыла! У меня же для вас гостинец от мамы! Вот, домашние пирожки.
ЦВЕТАЕВА. Спасибо. Тогда оставим курицу для другого раза. (Пробует пирожок.) А я никогда не умела так вкусно готовить. (Хлопает дверь в прихожей.) ЭтоМур.
МУР (входя). Здравствуйте!
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Добрый день,Мур.
ЦВЕТАЕВА.Мур, попробуй, нас угостили. Это очень вкусно.
МУР (пробуя пирожок). Да, ещё бы! Ведь они не готовят такую гадость, как вы!
Из кухни доносятся голоса соседей.
ГОЛОСА. - Это что же такое!Ну сколько раз можно говорить!
- Она нарочно нам вредит!
- Да я бы на вашем месте эту Цветаеву давно бы сковородкой по головеогрела!
- Ну что вы, нельзя, ведь она - гений!
- Видали мы таких гениев, в гробу в белых тапочках!
Цветаева иМур выбегают на кухню.
ГОЛОС. Марина Ивановна, вы нарочно повесили эти штаны над газом? Ведь с них же течёт вода прямо в кастрюли! А, кроме того, они могут загореться!
ГОЛОС ЦВЕТАЕВОЙ. Я плачу за газ столько же, сколько и вы и могу из четырёх конфорок на газе располагать двумя. Поэтому я буду пользоваться газом, есть и готовить, когда мне надо!
ГОЛОС.Нахалка!
ВходитМур.
МУР. Сволочи! Тупые, зоологические мещане!
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Что там случилось?
МУР. Опять скандал с соседями на кухне. Я матери говорю, что лучше уступатьсволочам и жить без скандалов.
Входит Цветаева.
ЦВЕТАЕВА. Господи, как я всё это ненавижу! Как это несправедливо! Поймите, нынче повесила выстиранные брюкиМура над плитой. А они мне запрещают.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Марина Ивановна, почему бы вам, чтобы не нервничать и не ссориться с соседями, не перевесить брюкиМура в другое место, где они никому не будут мешать. Ведь, возможно, с них капает прямо на еду. Ведь плита всем нужна.
ЦВЕТАЕВА. Да, конечно, плита всем нужна, но ведь брюки над плитой высохнут скорее... Нет, надо срочно уезжать отсюда.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Марина Ивановна, вам надо успокоиться, не нужно так волноваться. Только не уезжайте, мы всё сделаем, всё уладим.
ЦВЕТАЕВА. Нет, надо ехать, ичем скорее, тем лучше.
МУР. Марина Ивановна, я вам ещё раз повторяю: я никуда из Москвы не поеду! Если вы хотите, то можете одна ехать куда угодно!
ЦВЕТАЕВА. Но я боюсь бомбёжек. Я боюсь остаться одна. Я не чувствую себя одинокой только в бомбоубежище. Я схожу с ума от беспокойства за тебя, когда ты вечером идёшь на крышу тушить фугаски.
МУР. А я не могу оставаться дома и держаться за вашу юбку или сидеть с вами в бомбоубежище, когда другие ребята дежурят на крышах по ночам. Я уже не ребёнок. Мне уже 16 лет!
ЦВЕТАЕВА. Я понимаю тебя.
МУР. А я вас нет! Вы говорите ерунду! Я никуда не поеду и всё! (Выбегает.)
ЦВЕТАЕВА. Поймите, я безумно боюсьза Мура. Я не могу потерять и последнего человека, не могу рисковать им. Мне всё время кажется, что его обязательно убьёт или выбьет глаз осколком. Я не могу так жить. У меня больше нет сил.Мур меня не слушается. Это возмутительно, что посылают несовершеннолетних дежурить на крышах. На войну берут только совершеннолетних, а ведь тут тоже война!
