Трилецкий. Не покойно живется с этими справедливейшими и честнейшими… Всюду вмешиваются, везде у них дело, всё до них касается…
Глагольев 1. Начали, господа, о здравии, а оканчиваете за упокой…
Анна Петровна. Не следует, Платонов, забывать, того, что если гости бранятся, то хозяева чувствуют себя очень неловко…
Войницев. Это справедливо, а посему с этой же минуты всеобщее тссс… Мир, согласие и тишина!
Венгерович 1. Не дает и минуты покоя! Что я ему сделал? Это шарлатанство!
Войницев. Тссс…
Трилецкий. Пусть себе бранятся! Нам же веселей.
Пауза.
Платонов. Как поглядишь вокруг себя, да подумаешь серьезно, в обморок падаешь!.. И что хуже всего, так это то, что всё мало-мальски честное, сносное молчит, мертвецки молчит, только смотрит… Всё смотрит на него с боязнью, всё кланяется до земли этому ожиревшему, позолоченному выскочке, всё обязано ему от головы до пяток! Честь в трубу вылетела!
Анна Петровна. Успокойтесь, Платонов! Вы начинаете прошлогоднюю историю, а я не выношу этого!
Платонов (пьет воду). Ладно. (Садится.)
Венгерович 1. Ладно.
Пауза.
Щербук. Мученик я, друзья мои, мученик!
Анна Петровна. Что там еще?
Щербук. Горе мне, друзья мои! Лучше в гробу лежать, чем с женою ехидною жить! Опять материя была! Чуть не убила меня неделю тому назад со своим дьяволом, рыжим Дон-Жуаном. Сплю я себе на дворе под яблонькой, сны вкушаю, на прошлые картины во сне с завистью поглядываю… (Вздыхает.) Вдруг… Вдруг как шарахнет меня кто-то по голове моей! Господи! Конец, думаю, пришел! Землетрясение, борьба стихий, потоп, дождь огненный… Открываю глаза, а передо мной рыжий… Схватил меня рыжий за бока, да как даст со всего размаху по этим местам, а потом шлеп меня о землю! Подскочила лютая… Схватила меня за мою невинную бороду (хватает себя за бороду), а тут не пообедаешь! (Бьет себя по лысине). Чуть не убили… Думал, что богу душу отдам…
Анна Петровна. Вы преувеличиваете, Павел Петрович…
Щербук. Старуха ведь, старей всех на свете, ни кожи, ни рожи у старой кочерги, а туда же… любовь! Ах ты, ведьма! А рыжему это и на руку… Ему денежки нужны мои, а любовь ее ему не нужна…
Яков входит и подает Анне Петровне визитную карточку.
Войницев. От кого это?
Анна Петровна. Перестаньте, Павел Петрович! (Читает.) «Comte Glagolief»[11]. К чему эти церемонии? Пожалуйста, проси! (Глагольеву 1.) Ваш сын, Порфирий Семеныч!
Глагольев 1. Мой сын?! Откуда он мог взяться? Он же за границей!
Входит Глагольев 2.
Те же и Глагольев 2.
Анна Петровна. Кирилл Порфирьич! Как это любезно!
Глагольев 1 (встает). Ты, Кирилл… приехал? (Садится.)
Глагольев 2. Здравствуйте, mesdames! Платонову, Венгеровичу, Трилецкому… И чудак Платонов здесь… Салют, почет и уважение! Ужасно жарко в России… Прямо из Парижа! Прямехонько из французской земли! Ф-ф… Не верите? Честное и благородное слово! Домой только чемодан завез… Ну, да и Париж же, господа! Вот город!
Войницев. Садитесь, французский человек!
Глагольев 2. Нет, нет, нет… Я не в гости приехал, я так только… Мне одного только отца нужно видеть… (Отцу.) Ты что же это, послушай?
Глагольев 1. Что такое?
Глагольев 2. Ты ссориться хочешь? Ты зачем не присылал мне денег, когда я просил, а?
Глагольев 1. Дома об этом потолкуем.
Глагольев 2. Почему ты не присылал мне денег? Ты смеешься? Тебе всё шутки? Ты шутишь? Господа, можно за границей жить без денег?
Анна Петровна. Как вам жилось в Париже? Вы сядьте, Кирилл Порфирьич!
Глагольев 2. По его милости я воротился с одной только зубочисткой! Я послал ему из Парижа тридцать пять телеграмм! Почему ты не присылал мне денег, я тебя спрашиваю? Краснеешь? Стыдно?
Трилецкий. Не кричите, пожалуйста, ваше сиятельство! Будете кричать, пошлю судебному следователю вашу визитную карточку и привлеку вас к судебной ответственности за присвоение не принадлежащего вам графского титула! Неприлично!
Глагольев 1. Не делай, Кирилл, скандала! Я полагал, что шести тысяч будет достаточно. Успокойся!
Глагольев 2. Дай мне денег, я опять поеду! Давай сейчас! Сейчас давай! Еду! Давай скорей! Я спешу!
Анна Петровна. Куда вы так спешите? Успеете! Расскажите-ка нам лучше что-нибудь из своего путешествия…
Яков (входит). Готово-с!
Анна Петровна. Да? В таком случае, господа, идемте есть!
Трилецкий. Есть? Ура-а-а! (Хватает одной рукой за руку Сашу, а другой Глагольева 2 и бежит.)
Саша. Пусти! Пусти, сорванец! Я сама пойду!
Глагольев 2. Пустите! Что за свинство? Я не люблю шуток! (Вырывается.)
Саша и Трилецкий убегают.
Анна Петровна (берет Глагольева 2 под руку). Пойдемте-ка, парижанин! Нечего кипятиться попусту! Абрам Абрамыч, Тимофей Гордеич… Прошу! (Уходит с Глагольевым 2.)
Бугров (встает и потягивается). Пока дождешься этого завтрака, так весь слюной изойдешь. (Уходит.)
Платонов (подает Софье Егоровне руку). Вы позволите? Какие у вас удивленные глаза! Для вас этот мир — неведомый мир! Это мир (тише) глупцов, Софья Егоровна, глупцов набитых, невылазных, безнадежных… (Уходит с Софьей Егоровной.)
Венгерович 1 (сыну). Теперь видел?
Венгерович 2. Это оригинальнейший негодяй! (Уходит с отцом.)
Войницев (толкает Ивана Ивановича). Иван Иваныч! Иван Иваныч! Завтракать!
Иван Иванович (вскакивает). А? Кто?
Войницев. Никто… Завтракать идемте!
Иван Иванович. Очень хорошо, душенька!
Уходит с Войницевым и Щербуком.
Петрин и Глагольев 1.
Петрин. Хочешь?
Глагольев 1. Я не прочь… Я уже говорил тебе!
Петрин. Голубчик… Непременно женишься?
Глагольев 1. Не знаю, братец. Захочет ли она еще?
Петрин. Захочет! Побей меня бог, захочет!
Глагольев 1. Кто знает? Предполагать не следует… Чужая душа потемки. Ты-то чего так хлопочешь?
Петрин. О ком же мне хлопотать, душенька? Ты человек хороший, она такая славная… Хочешь, я с ней поговорю?
Глагольев 1. Я и сам поговорю. Ты молчи пока и… если можно, пожалуйста, не хлопочи! Я и сам сумею жениться. (Уходит.)
Петрин (один). Вот ежели б сумел! Святые угодники, войдите в мое положение!.. Выйди генеральша за него, я богатый человек! По векселям получу, святые угодники! Даже аппетит пропал от этой радостной мысли. Венчаются рабы божии Анна и Порфирий или, то бишь, Порфирий и Анна…
Входит Анна Петровна.
Петрин и Анна Петровна.
Анна Петровна. Вы же чего не идете завтракать?
Петрин. Матушка, Анна Петровна, можно вам намек сделать?
Анна Петровна. Делайте, только поскорей, пожалуйста… Мне некогда…
Петрин. Гм… Не дадите вы мне немножко деньжат, матушка?
Анна Петровна. Какой же это намек? Это далеко не намек. Сколько вам нужно? Рубль, два?
Петрин. Сделайте умаление векселям. Надоело глядеть на векселя эти… Векселя — это одна только обманчивость, мечта туманная. Они говорят: ты владеешь! А на деле-то выходит, что ты вовсе не владеешь.
Анна Петровна. Вы всё про те же шестнадцать тысяч толкуете? Как вам не стыдно? Неужели вас ничто не коробит, когда вы клянчите этот долг? Как вам не грешно? На что вам, старику холостому, сдались эти нехорошие деньги?
Петрин. Они мне сдались, потому что они мои, матушка.
Анна Петровна. Вы эти векселя выманили у моего мужа, когда он был не трезв, болен… Вы это помните?
Петрин. Что ж такое, матушка? А на то они и векселя, чтоб по ним денежки требовались и платились. Деньги счет любят.
