Ольга Михайловна (заглядывает в справку). Двести сорок рублей.
В.С.Крутов. Зачем мне деньги? Мне дом нужен. За него заплачено. А вы против меня. Вон сколько вас.
И.Козырева. Владимир Семенович, я не хочу, чтобы вы ушли от нас в плохом настроении. Давайте подумаем еще раз. Может, удастся провести перенос в два приема. Сейчас разобрать дом и отвезти его ближе к саду, а потом вода сойдет, поставить его там. Мы могли бы помочь вам с машиной.
В.С.Крутов (у него все продумано). А караулить кто будет? Нет, мне перегружать некуда. Жгите.
И.Козырева (продолжает либеральничать). Зачем же вы так, Владимир Семенович? Сжечь мы всегда успеем. Давайте попробуем договориться. Если хотите, можем поехать на участок, посмотреть, как стоит вода?
В.С.Крутов. Мне смотреть нечего. Я утром там был, полно воды. Так что сносите.
И.Козырева. А если мы попросим вас до 15 мая, вы успеете?
В.С.Крутов (продолжает упорствовать). Ничего я не успею. Жгите - и дело с концом. Когда я в танке горел, меня никто не спасал. Режьте.
Крутов уходит с гордо поднятой головой.
И.Козырева (говорит в телефон). Это строительное управление? Василий Петрович? Когда вы начинаете снос в районе Карловки? После праздника? Хорошо. Попрошу вас, если можно, обойти дом номер восемь. Оставьте его, хозяин потом вывезет. Ах, вы тоже его знаете? Но что поделаешь, надо уважить заслуженного ветерана, прошу вас.
Справка. В.С.Крутов, 1920 год рождения. Место рождения - Набережные Челны. Работал в автохозяйстве с 1972 года. Замечаний по работе нет. Поощрений нет. В 1983 году принято решение о сносе 60 деревянных строений в районе деревни Карловки с возведением там жилого массива на 4000 жителей. Владельцам домов выплачена компенсация. В.С.Крутов получил в порядке компенсации 4200 рублей. В феврале 1985 года им куплено данное жилое строение за 240 рублей с обязательством перевезти его на садово-огородный участок до 15 апреля. Однако данное обязательство осталось невыполненным. Подлежит сносу.
Члены комиссии живо обсуждают уход В.С.Крутова.
Ольга Михайловна. Очень мягко вы с ним, Ирина Тимофеевна.
Зульфия. Он же компенсацию получил. И этот же дом обратно за гроши выкупил.
И.Козырева. Относительно компенсации имеется постановление правительства, так что этот вопрос мы не обсуждаем. Владимир Семенович ветеран войны, на этот счет также ясность полная. А дома предназначаются на слом. Если Крутов поставит свой дом на участке, вреда не будет.
В.Крутов (просовывает голову в дверь). До двадцать пятого мая, в случае если сын приедет.
Дверь захлопывается.
Ольга Михайловна. Подумать только, он еще нами командует.
И.Козырева (терпеливо). Мы не можем иначе. Он ветеран.
Я слушал милых женщин и только головой качал. Я тоже ветеран, и тоже, бывает, обращаюсь с просьбой в те или иные инстанции...
Вместе с тем я понимаю, что нельзя проявлять такую мягкотелость, как это делает уважаемая Ирина Тимофеевна, это же самый гнилой либерализм. Ну и что же, что ветеран? Все равно никакого послабления. Нам только дай волю...
Где же найти ту золотую середину, чтобы всем было хорошо?
Ирина Тимофеевна и тут нашла мгновенный ответ:
- Гласность, только гласность. Если он будет знать, что его хамство может быть выставлено для всеобщего обозрения, он десять раз прежде подумает.
И автор полностью с этим согласен.
Другого пути нет
Снова сижу в стеклянной конторке на 57-й оси. Обеденный перерыв. В гости к мастеру Наилю Исмаилову пришли молодые инженеры с соседних участков, среди них мой давний знакомый по КамАЗу Сергей и его товарищ Александр.
Мы говорим о том же, о чем говорят сейчас по всей стране - и не только в обеденный перерыв. Мы говорим о техническом прогрессе.
Николай Дмитриевич Мальнев в который раз рассказывает о своих похождениях в отделе труда и зарплаты. Но, кажется, теперь зашевелилось. Всем понятно, сразу по-другому не заработаешь - но придется, другого пути нет.
- Подумаешь, пять человек высвободится, - с вызовом заявил Александр. - Нашего цеха скоро вообще не будет, когда пойдет настоящий технический прогресс.
- Как так?
- Очень просто. Автомобиль вообще машина консервативная, за истекшие девяносто лет в его конструкции практически ничего не появилось нового. А я недавно был в Москве на заводе имени Ленинского комсомола. Готовят новую модель "Москвича" без карданного вала. Автомобиль с передним приводом.
- Понимаю, - подхватил Наиль. - Раз в машине нет карданного вала, то и цех карданных валов не нужен. Будем ставить новое оборудование.
- Грузовиков с передним приводом еще никто не делал, это не привьется.
- Один научно-технический прогресс нам ничего не даст, - объявил Сергей со свойственной ему категоричностью. - Необходим поворот в умах. Научно-технический прогресс начинается с нравственного прогресса.
- Как вот наши деды раньше работали, - снова заговорил Наиль.
Я насторожился: кого он имеет в виду под дедами? Наиль продолжал:
- Как в сорок первом году, когда война началась, ставили заводы на востоке страны? Три месяца - и цех дает продукцию. И продукция-то какая танки!
Раздались громкие голоса:
- Во загнул! Три месяца под открытым небом. Так если фундамента нет, то и станок не заработает.
- А энергию откуда брали? Надо же подключиться к энергетической единой системе. На одном энтузиазме далеко не уедешь.
- Легенды все это, не было этого.
- Как так не было? Работали же...
- А вы что думаете? - спросил Сергей, и все головы повернулись ко мне.
Я смотрел в их молодые ждущие глаза и невольно думал о том, как мы сами утратили многое из того, что имели. Но как им объяснить это? Я вспомнил одну старую историю, которую держал в запасе на такой вот черный день.
- Во-первых, - говорю, - если бы этого не было, то и мы с вами не сидели бы сейчас под этими сводами. А во-вторых, расскажу вам о своем старом знакомом - директоре завода Прохорове. Его сейчас нет в живых, но многие его помнят.
В июле 1941 года Прохоров получил от наркома приказ поставить танковый завод за Уралом. Указали точку на карте и срок - как раз три месяца. А когда Прохоров уходил от наркома, его остановил в приемной секретарь Кробышев.
- Это вам, - и протягивает Прохорову чемодан в сургучных печатях.
- Что это? - спросил Прохоров.
- Тут двести тысяч рублей, это ваш премиальный фонд.
- Где я должен расписаться? - спросил Прохоров.
- Нигде. Это ваш личный премиальный фонд.
Прохоров потом рассказывал, как дрожал над этим чемоданом по дороге на Урал, на ночь под голову подкладывал. Довез благополучно. У него сохранилась записная книжка, куда он заносил все цифры: кому сколько выплатил премии. Эта записная книжка и сейчас цела - хранится у внуков. Словом, через 88 дней завод был пущен.
Реакция на мой рассказ была однозначной.
- Вот это да!
- Такой механизм не мог не сработать. Это же вопрос о правах директора.
- Дайте мне такие же права, и я горы сверну.
- У меня никаких прав. Даже премия от меня не зависит. Как я могу влиять на процесс.
- А ты меняй свое отношение.
- Правильно. Если мы сами не переменимся, то и вокруг себя ничего изменить не сможем. Это этика. Это первооснова.
- Зачем тебе этика? Дайте мне права - и дело с концом.
- Иначе будем проводить технический прогресс на бумаге, этим методом мы владеем, - сказал строгий голос за моей спиной.
Подчеркиваю, разговор о научно-техническом прогрессе происходил на самоновейшем автомобильном заводе по производству грузовиков. КамАЗ недаром называют выставкой лучшего всемирного машиностроения, ибо тут на одном заводе собрано все лучшее, что применяется в мировой машиностроительной практике - за это миллиарды плачены.
Но тут же уместно сделать оговорку: не применяется, а применялось в мировой практике 15 лет назад. Сколько технических новинок появилось в мире за эти годы. Но их еще нет на КамАЗе.
Значит, в цехах завода должна вестись непрерывная модернизация, то же самое относится и к конечной продукции - грузовику, новые модификации которого уже выходят из ворот завода.
- Восемьдесят три процента, повторяю, восемьдесят три, - говорил голос за моей спиной.
- Что такое восемьдесят три процента? Страшно знакомая цифра, спросил я у Сергея, сидевшего рядом.
- Восемьдесят три и семнадцать, - поправил он. - Это две наши самые популярные цифры, их вспоминают во всех докладах, на всех собраниях. Это показатель нашего прогресса. Восемьдесят три процента всех производственных процессов на КамАЗе автоматизировано и механизировано и лишь семнадцать процентов операций совершается с помощью ручного труда. Восемьдесят три процента это очень высокий показатель, самый высокий в стране и, возможно, в мире.
Я тоже слышал не раз об этих цифрах. При этом явное предпочтение отдавалось более высокому показателю - 83 процента успеха. Но я публицист, и весь мой интерес на стороне семнадцати процентов, которые остались в явном меньшинстве, но тем не менее существуют.
