- Как интересно, - отвечала трубка. - Я что-то не помню такого названия. Когда он шел на всесоюзном экране?
- Вы правы. Это был не фильм, пока это всего-навсего сценарий, по которому ничего не было поставлено, так как вполне возможно, что и сам сценарий еще не написан. Ведь мы живем в эпоху удивительных свершений. Наши свершения много удивительнее замыслов, но это еще не предел. В следующем репортаже мы расскажем вам о том, как закончилась волнующая встреча спасенного и спасающего.
- И это называется творческий работник? - у стойки стоял Сергей Мартынов. - За что вам только деньги платят. Еще слово - и телефон будет выключен.
- Слушай, Сергей, - всколыхнулся Сычев, передавая трубку Валентине. А ты-то сам кем работаешь? Не телефонным мастером? Или кем?
- Не кем, а как.
- Прекрасно. Как же ты работаешь?
- Под псевдонимом.
- Ага, понимаю, твой псевдоним: Сергей Спасатель.
- Я всегда говорил: мы с тобой коллеги. Поехали. Следуй за мной.
За углом стоял автомобиль на четырех колесах, так сказать, в инвалидном исполнении. Разместились, стуча деревяшкой.
Городок был притушен. Машина резво побежала по улочкам, перекатываясь с холма на холм.
Развернулись. Аркадий Сычев узнал привокзальную площадь. Мартынов подвел его к зданию вокзала с боковой стороны.
- Здесь был утром митинг, вас встречали. А я стоял у окна, вон там, он указал на темное пятно окна на втором этаже. - И все видел. Я тебя сразу разглядел. И полковника узнал. И Пашку Юмашева.
- Почему же ты не спустился к нам, вот чудило.
- Я тебя сначала спрошу: почему ты, Аркаша Сыч, стоял в стороне и не лез под поцелуй? Так и я. Не желаю принародно шмыгать носом. Не каждому дано довольствоваться поверхностной радостью. И вообще: чего ты ко мне пристал? Не лезь ко мне в душу. Не хотел участвовать в вашем музыкальном мероприятии. Ишь ты, оркестры играют, цветы подносят. Модно стало. А когда я двадцать три года назад поехал под Старую Руссу, чтобы найти свой окоп, на меня с подозрением смотрели: кто такой, откуда? Зачем тебе твой окоп понадобился? Предъявите документы. Я говорю: ногу свою хочу найти в том окопе. Тогда поверили.
- Ладно, старик. Будем считать, что я тебя понимаю.
- Там осталось еще?
- Что-то булькает.
- Это очень вредно, когда булькает. Надо, чтобы она больше не булькала. На чем мы остановились?
- На том, что ты послал меня подальше.
- Все равно это ближе, чем я хотел бы. Вы все утопаете в словах. Запутались в значениях. Помнишь, мы пошли на лед, форсировали озеро, сто раз ходили в атаку. Бездарная, доложу тебе, операция, я потерял восемьдесят процентов списочного состава. А теперь это называется путь боевой славы.
Аркадий Миронович почувствовал себя учителем жизни, который вынужден то и дело поправлять своих учеников, как расторопных, так и ленных. Но сейчас перед ним стоял явный путанник. Аркадий Сычев отважно ринулся на выручку друга, дабы направить его на путь истины.
- Это естественно, Сергей, - взволнованно начал он. - Прошло сорок лет, и многие исторические события видятся теперь по-другому. Возьми хоть мою школу, номер двенадцать в Ногинске. Я однажды имел повод заметить: друзей в моем классе не осталось, одни школьные подруги. Какие они были тогда, сорок лет назад. Все сплошь недотроги. Не подходи. Не подступишься. Ныне мы изредка встречаемся на юбилее выпускного вечера. Все девочки живы. Но какие у них ищущие глаза. Как они ждут ответного взгляда. Только пальчиком помани - пойдут за тобой на край света. Конечно, я понимаю, что исторические параллели рискованны, но все же. Я тоже ходил на лед, поднимался в атаку, по твоему, между прочим, приказу. Однако я не нахожу, что операция "Лед" была бессмысленной, тем более бездарной, как ты пытаешься доказать. На войне все имело свой смысл. И этот высший смысл был один - победа.
- Где бумажка? - подогнулся Сергей Мартынов, протягивая руку.
- Какая бумажка? - не понял Аркадий Миронович.
- По которой ты говоришь. Ты ведь всегда говоришь по написанному. Сколько раз за тобой наблюдал - ну когда же он скажет слово не по бумажке? Не дождался.
Аркадий Миронович встал руки в бок. Сожалеючи покачал головой.
- Почему это тебя смущает? Я и по бумажке говорю то, что я думаю. Бумажка это знак ответственности - только и всего. Бумажка - ракетоноситель информации. Но зачем ты привез меня на вокзал? Чтобы показать историческое окно на втором этаже, из которого ты...
- Смотри же! - перебил Мартынов. В руках у него оказался фонарь, и он полоснул лучом света по стене, выхватывая из темноты картину, которую с таким прилежанием рассматривал Аркадий Сычев во время утренней встречи.
Аркадий Миронович уже узнавал многие дома, колокольню, лабазы, такси с воздушными шарами. В скользящем луче нарисованные предметы казались особо зримыми, притягивающими взгляд.
- Ну как? - спросил Сергей Мартынов с несвойственным ему волнением.
- О чем ты? О картине? Я же видел ее утром. - Аркадий Миронович был настроен благодушно и как бы пребывал в состоянии чистоты. - Но ты задаешь вопрос. Отвечаю. Учти, не по бумажке. Скажу тебе честно, старик, невзирая на лица: а мне нравится! С этой стены талант кричит.
- Ты правду говоришь? - Мартынов наставил фонарь прямо в лицо Сычеву. Тот зажмурился и смешно замахал руками, отгоняя нежеланного комарика. - Ты понял, о чем ты говоришь?
- Постой! - догадался Сычев. - А ну-ка посвети еще, вон туда, повыше, на облачка.
Небо с кучевыми облаками поднимало пространство. А на облаках-то буковки плывут. "Добро пожаловать", - вот что там написано. Утром этого не было.
Фонарь снова уставился в Сычева.
- Да убери ты.
- Хочу лицо твое видеть.
Фонарь потух.
- К утру не успел написать, - глухо сказал Мартынов в наступившей темноте.
- Встреча с талантом всегда волнует и радует, - сказал Аркадий Миронович телевизионным голосом. - Такое дело требуется обмыть.
- Но у нас больше ничего не булькает.
- Едем в запасник. Второй этаж, третья дверь налево.
- Сначала в другое место.
Вскоре остановились на краю сквера. Широкая аллея вела к высокому зданию, сложенному из темных безоконных блоков. "У каждого из нас свои персональные блоки", - мимолетно подумал Аркадий Миронович, догадавшись, что они приехали в театр. Афиша торжественно извещала, что нынче дают "На дне".
Мартынов исчез, потом показался от угла, приманивая Сычева пальцем. Это был служебный подъезд. В руках Мартынова оказался ключ. Они долго пробирались темными коридорами, присвечивая тем же фонариком. Поднялись на второй этаж по парадной лестнице.
Щелкнул выключатель. Аркадий Миронович зажмурился от яркого света, а когда снова открыл глаза, увидел картину, занимающую всю стену в главном фойе.
Это была живая группа, мужчины и женщины, по всей видимости, актеры местного театра, потому что у них под ногами густо разбросаны афиши и программки с указанием ролей. Фигуры и костюмы тщательно прописаны. А где же лица? Все они были в масках театральных персонажей. Маски были просто надеты на их лица, держась на тесемочках. Картина притягивала взгляд, так и хотелось разгадать эти маски.
- Слушай, Сергей, маски-то зачем? - не удержался Аркадий Миронович и тут же понял, что вопрос бестактен.
Но все оказалось проще, чем можно было предположить. Мартынов пояснил:
- Мне сделали заказ шесть лет назад, когда открывали театр. Труппа у нас невезучая, главрежи все время меняются, примадонны сбегают с первыми любовниками. Пока картину писал, семь лиц пришлось переделывать. Тогда в горкоме говорят: "Чтобы больше никаких переделок, у нас лимиты израсходованы". - "Остановите их, говорю, пусть не бегают". А мне: "Вы художник, найдите свое решение". Вот я и надел на них маски.
- Слушай, они не обиделись?
- Наоборот, всем понравилось. А главное, никаких хлопот на будущее. Предпоследний главреж сказал: написано на века!
- Черт возьми, ты же заядлый модернист, - не удержался Аркадий Миронович.
- Ругаешь? Или жалеешь? Сейчас я покажу тебе, какой я модернист.
Они шли по длинной мрачной аллее, тотчас опустевшей после спектакля. Фонари горели через раз или того реже, тускло освещая безжизненные клумбы, деревья, кусты. С внешней стороны аллеи с равными интервалами выстроились фанерные щиты. Это была гармония скуки, торжество уравниловки.
Г.Ф.Резник - ткачиха Меланжевого комбината имени Н.К.Крупской.
В.Т.Морозов - печатник типографии № 2.
А.В.Коровин - директор детской музыкальной школы № 8 Заречного района.
Какие жалкие поделки, думал он, представив, сколь прекрасна была бы эта аллея с вековыми липами без этих щитов, убегающих до пределов темноты. Я согласен, искусство существует на разных этажах, не всем же быть гениями, гений потому и гений, что он один на миллиард, но кому нужна эта пачкотня, этот конвейерный способ, эта штампованная макулатура. Мы должны ставить эти вопросы в открытую. Или мы забыли о тех великих, которые стоят за нашей спиной и смотрят на нас молча, но не безнадежно, нет, не безнадежно.
