И пасмурно, и к тому же дон Жан был не ангел. И у него в жизни были симпатии и антипатии, а у ангелов, наверное, нет антипатий, хочется верить, что нет, хочется верить, что ангелы есть. Но ведь есть же что-то такое, что люди подразумевают под ангелами, что-то такое, что сделано не из человека, а из чего-то еще. Из чего? И на востоке люди очень много чего-то жуют и много молятся, но они молятся потому, что жуют, или жуют потому, что молятся?
- Но ты в чистую молитву веришь?
- Верю.
- А веришь, что они жуют?
- Может, и жуют.
И она подумала, что она его не любит. Что вот он лежит рядом с ней, а она его не любит. Что совсем не любит. Нисколько. Даже чуть-чуть не любит. И ей стало так жалко, что она его не любит, потому что это был готовый человек, которого можно любить. И никогда уже не полюбит. И с этим все ясно. И что она и не любила его никогда. И тут она ясно вспомнила, как иногда она его любила. И тут она вспомнила, что любила его, только когда его не было, а когда он был - никогда. Значит, она просто по нему скучала, когда его не было. А когда он был - она скучала с ним. Какая-то бессмысленность. И она подумала, что она его не любит, потому что ей все с ним ясно. Но ведь и с теми людьми все ясно, и с теми, и с теми, и со всеми, со всеми людьми, со всеми до одного, совершенно абсолютно со всеми. Абсолютно совершенно все ясно. И ей показалось, что никогда абсолютно и совершенно никого она не сможет любить абсолютно и совершенно.
Ведь если кроме дона Жана у Веры был еще Н.-В., а у Н.-В. были еще Снандулия с Василькисой, а у Снандулии тоже мог быть кто-то еще (если это допустить), а у дона Жана тоже кто-то еще, а у той, которая была у дона Жана, еще кто-то, а у того кто-то еще, значит, все были друг с другом связаны, а раз все друг с другом связаны, значит, все отвечают за всех. И если среди женщин вообще есть проститутки и бляди, значит, все женщины вообще немножко проститутки и бляди, даже честные бабушки, мамы и невесты. И если среди людей вообще есть убийцы, значит, все люди вообще немножко убийцы. И если есть воры, то все вообще немножко воры. Какой же это ужас, что вообще так все и есть. И ведь как просто вообще поправить, стоит только не быть блядью, проституткой, убийцей и вором - и никто из людей вообще не будет ни блядью, ни вором. Но как это сделать? Как бляди отказаться быть блядью, а вору быть вором, если ей охота давать, а ему охота воровать. А может, и не охота? Ведь даже если по-блядски убить убийцу и обворовать проститутку, все так и останется. И все, как было, так и будет? И вдруг отключили свет. Прямо на глазах, как будто из света вышел воздух, как будто лампочка над кроватью одновременно с телевизором, как будто они сдулись, вот именно так свет отключился. И там было огромное стадо коров среди людей. И коровы жевали. Но это были не просто коровы, потому что они по-настоящему пережевывали настоящих людей. Они также беззлобно, как свою жвачку, жевали людей. Они их также отправляли в рот, как пучок травы, и, неторопливо двигаясь, они все-таки прихватывали какого-нибудь человека и отправляли его в рот. И все поле было в крови. Они даже не до конца съедали людей. Но за первыми коровами шли остальные коровы и медленно дожевывали то, что не съели первые. И люди были сытные, а коровы здоровые. И коровы мычали, а люди кричали. И в самих по себе коровах не было ничего от хищников. Глаза их были добрые и честные. Просто люди были их пищей, и поэтому они их пережевывали. И им надо было постоянно жевать людей, потому что это была их пища. У них была опять потребность их жевать. Это был даже не сон, это была пастораль.
Нелюбимый муж. Нелюбимая жена. Нелюбимый любимый. Любимая еда. Любимое занятие. Любимое время года.
- Иди сюда, - сказала Вера дону Жану.
- Тебе страшно?
И когда нет другого допинга, страх тоже допинг. Есть одинокие люди, есть семьи, бедные, богатые, талантливые, всякие люди, но вот вообще люди, зачем они? Получается, что жизнь - она просто для жизни, она сама для себя, и человек тут совершенно ни при чем, просто на него распространяется жизнь и все, жизнь его имеет, а не он имеет жизнь, потому что он умирает, а жизнь остается, это правда, и жизнь больше человека, и все вранье.
И тут дали свет, его просто так взяли и подали. Сначала они его отключили, а потом они его подали, что хотят, то и делают с человеком; хотят - воду отключат, хотят
- свет, захотят - не будут топить, захотят - вообще могут голодом морить, могут убить, и никто ничего не знает, и никто - ничего. А кто знает, тот ничего не скажет. Ничего.
И вдруг ей захотелось, чтобы дон Жан исчез, чтобы он вдруг испарился; не так, чтобы он встал, оделся и уехал, а чтобы лежа он просто растворился, и тогда бы она сама встала, оделась и уехала. А он бы об этом ничего не знал и никогда бы не узнал и не догадался. Но он материально лежал и материально смотрел. И ей стало жалко его как материю, не как человека, а просто как тело, которое лежит. И тогда она своим телом прижалась к его телу, и, немного полежав, они заснули.
ЗАПИСКИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ.
Шекспир - Розанову
Ты говоришь опять мне об изгнаньи? К черту философию? ведь философия твоя Джульетты мне не создаст? и города она не передвинет с места? приговора не переменит? так зачем она? на что годна? не говори о ней мне.
Розанов - Шекспиру
После книгопечатания любовь стала невозможной. Какая же любовь с книгою?
Суворов - Розанову
Терентий вместо дела упражняется только в поэзии. За что ж я 500 рублей в год плачу? Ни одного дела как надо не сделал.
Розанов - Екатерине
Мертвая страна, мертвая страна, мертвая страна. Все недвижимо и никакая мысль не прививается.
Суворов - Потемкину Г. А.
Святлейший князь, Милостивый Государь, с наступающим новым годом Вашу Светлость всенижайше поздравляю. Служу я. Милостивый Государь! больше 40 лет и почти 60-ти летний, одно мое желание, чтоб кончить Высочайшую службу с оружием в руках. Не изменил я моего слова ни одному из неприятелей, был щастлив, потому что я повелевал щастьем.
10 декабря 1784 году с. Ундол
Розанов - Екатерине
Не выходите девушки замуж ни за писателей, ни за ученых. И писательство, и ученость - эгоизм. И вы не получите "друга", хотя бы он и звал себя другом. Выходите за обыкновенного человека, чиновника, конторщика, купца, лучше бы всего за ремесленника. Нет ничего святее ремесла. И такой будет вам другом.
Шекспир - Розанову
Плохой уж повар, который у себя пальцев не облизывает; не вкусно значит, готовит; я потому и не приведу таких, которые пальцев у себя не облизывают.
Розанов - Шекспиру
Я хочу, чтобы люди "все цветы нюхали", и больше, в сущности, ничего не хочу. Понюхал. Умер. И могила.
Шекспир - Суворову
Случается порой за миг до смерти, становится вдруг весел человек, что окружающие называют предсмертной молнией.
Суворов - Шекспиру
Месяц я ел очень мало, был на ногах. Видя огневицу, крепко наступившую, не ел почти ничего 6 дней, а наконец осилившую, - не ел вовсе 12 дней и в постели. Чувствую, что я ее чуть сам не осилил, но что проку....
Розанов - Екатерине
Все очерчено и окончено в человеке, кроме половых органов, которые кажутся около остального каким-то многоточием или неясностью.
Суворов - Екатерине
Всемилостивейшая государыня! Великие щедроты Вашего Императорского Величества ко мне изъявляемые, коими и юный сын мой имел щастие быть у достоин, приемля с глубочайшим благоговением, осмеливаюсь принесть Всеподданнейшую благодорность. Повергая себя к освященнейшим стопам, Всемилостивейшая государыня!
Нашего императорского Величества всеподданнейший Граф Александр Суворов-Рымникский,
сентября 28 дня 1795 года.
Розанов - Шекспиру
Одни молоды и им нужно веселье, другие стары и им нужен покой, девушкам замужество, замужним - "вторая молодость"... И все толкаются, и вечный шум.
Шекспир - Розанову
Я знал одну девушку, которая обвенчалась в самый полдень, выйдя в огород за петрушкой для начинки кролика.
Чехов - Ломоносову
Мой сосед рассказывал мне, что его дядя Фет-Шеншин, известный лирик, проезжая по Моховой, опускал в карете окно и плевал на университет. Харкнет и плюнет: - тьфу! Кучер так привык к этому, что всякий раз, проезжая мимо университета, останавливался.
Суворов - Розанову
Русский бог велик... охают французы, усмехаются цесарцы... а здесь, хоть и победно, но тяжело... Наши лучше нельзя; цесарцы долго ровняются; французы горячи, им жарко: побили их много, сберечь трудно... И в Англии мною довольны, и шифр мой на праздниках, и Семен Романович меня хвалит... а у меня чулки спустились.
Чехов - Римскому-Корсакову
1-го июня были на Ваганьковском кладбище, и видел там могилы погибших на Ходынке.
Суворов - Римскому-Корсакову. Я обязан лишь порекомендовать Вам никакое препятствие не считать слишком большим, никакое сопротивление - слишком значительным; но ради достижения неукоснительной цели счесть, что великое намерение, ради которого мы соединились, должно быть достигнуто и с самым великим самопожертвованием - ничто не должно устрашать нас, и мы должны быть убеждены в том, что только решительность и стремительный натиск могут решить дело, - а то и другое сейчас тем более необходимо, что малейшее промедление дает противнику средства оказать сопротивление, а нам создаст новые препятствия, которые будут ежечасно увеличиваться в связи с трудностями доставки провианта в этой стране без дорог.
