-Надежны?
- Как на самого себя... Бывший помощник пристава Бахвалов и - второй -корниловец Хренов, мой сослуживец. Инструкции им уже даны.
- Нужно торопиться.
- Я бегал вниз. Настроение подходящее. Мы еще подогреем.
- Нужно сделать все, чтобы негра взять живым.
Ливеровский развел руками: - Постараемся. Это самое трудное, миссис Эсфирь...
- Это настолько важно... В крайнем случае, я решала пожертвовать собой... (Ливеровский живо обернулся к ней.) Если отбросить кое-какие предрассудки, - не трудно вообразить, что мистер Хопкинсон может даже взволновать женщину...
Говоря это, медленно затянулась папироской. Он молча встал, отошел к борту и плюнул в Волгу. По палубе неслась тень негра - белые, зубы, белый воротничок.
- Уйдите,... Совсем уйдите,- сказала Эсфирь. Ливеровский нырнул вниз по трапу. Под oкном миссис Ребус негр споткнулся, как будто влетел в сферу магнитных волн. Он сделал неудачное движение к борту. На секунду вцепился в поручни, - рот раскрыт, глаза как ,у быка. Бедный человек хотел сделать вид, что спокойно любуется природой. Но сейчас же, уже нечеловеческой походкой, подпрыгивая, помчался дальше... Эсфирь продолжала курить, глядела на закат, и, если-бы не струйка дыма между пальцами ее узкой рук, -могло показаться, что эта красивая женщина в окне парохода, это неподвижное лицо с красноватым отсветом.в глазах - лишь приснилось черному человеку... Не добежав до кормы, он сделал поворот, схватился за голову и начал возвращаться, - руки полезли в карманы штанов, походка бездельника-волокиты... Только в пояснице какая-то собачья перешибленность. Должно быть, нелегко ему .досталась борьба с дикими чувствами... Так же медленно, навстречу ейу, Эсфирь поворачивала голову. О, если бы - заговорена. Нет, продолжала спокойно молчать.
- Душный вечер на Волге, - с трудом проговорил он (осклабился, встал на каблуки, закачался). - Вы, кажется, скучаете? (Короткое движение, - как будто хватаясь за курчавые волосы.) Отчего вы так странно молчите... Миссис Эсфирь...
- Я сказала все, что может сказать женщина... Дело за вами...
Тогда с кашляющим стоном он кинулся на скамью под OKHOM, схватил руку миссис Эсфирь, прижал к губам:
- Я хотел бежать... Я хотел кинуться в воду. Я искусал себе руки... Молчу, молчу... Вы все понимаете... Маленький человечек вздумал бороться с Нулу-Нулу... Он миллионы веков напитывал нашу кровь яростью... Нулу-Нулу- в полдень встает над лесом, над нашей жизнью. Ствол баобаба, глаз взбешенного тигра-Нулу-Нулу... Он сжег мой разум... Мою совесть... Мою человеческую гордость... Все, все - в жертву ему...
Бормоча всю эту чушь, Хопкинсон встал на скамье на колено и глядел миссис Ребус в лицо с полуопущенными веками.
- Еще, - сказала она.
- Поверните ключ в двери... Я приду...
- Еще о Нулу-Нуду,..
- Он стоит над, здром... Bce горит-травы, леса, земля... Всё в дым, в мареве... Нулу-Нулу нюхает дым. - Мужчина приближается к женщине... "Хорошо", - говорит Нулу-Нулу... И он жжет их... Огонь вылетает у них изо рта, из глаз, из животов...
Жалюзи вдруг захлопнулись. Хопкинсон оборвал на полуслове, схватился за лицо и - раскачиваясь:
- Слепoй идиот, старый аллигатор, глухая птица Кви-Кви... Трех линчей мало тебе, мало...
Эсфирь сейчас же появилась на палубе, На плечах - испанская шаль.
- Вот - ключ от моей двери... Вы получите его в свое время (оглянулась направо, налево и - шепотом): сейчас ко мне нельзя, - позднее... Абраам, поговорим серьезно... (С улыбкой провела ладонью по его щеке.) Нулу-Нулу, вы мне нравитесь... Будьте все время таким... Абраам, я решила... Я связываю мою жизнь с вашей. Вы гениальный человек. А ведь рука женщины, как Мала хищной птицы... Я хватаю добычу-это мое, вы весь мой! Таковы женщины... Абраам, расскажите о вашем замечательном открытии... Какой сладкий ночной ветер, подставьте лицо, - он освежает.. Что главное в вашем открытии? Из-за чего в Америке такой переполох?
Складывая руки, как насекомое богомол, Хопкинсон беззвучно смеялся:
- Я не способен, я не способен, все благоразумное выскочило из моей головы.
- Когда женщина отдает себя всю, она хочет быть гордой, - сурово сказала Эсфирь. - Предположите, что я честолюбива.
- Хорошо... (Он сжал руки, будто пожимая их страстно.) Ничего гениального нет. Я напал на это, случайно... Если семена растений подвергнуть действию азoта при пяти атмосферах и температуре в тридцать градусов Цельсия, тo энергия, заключенная внутри семени, увеличится в десять раз...
- Азот, тридцать градусов и пять атмосфер, - повторила Эсфирь.
- Еще и фосфорный ангидрид и окись углерода, легко отдающая частицу "С"... Все это в малых примесях... Принцип: предварительное обогащение не почвы, а самих семян...
- А? (Эсфирь даже вскрикнула тихо.) Поняла...
- Растительная сила так невероятно увеличивается, в лето вы собираете три урожая...
- Чудовищно...
- Для Америки... Для всего капиталистического хозяйства. Они борются за цены на пшеницу, они погибают от урожаев. Американские фермы молят бога дослать саранчу на поля. В Африке оставляют картофель гнить в земле. Хлопок больше невыгодно сеять. Парадокс! Гибель от изобилия... А я предлагаю увеличить урожай в десять раз... Поэтому они и пытались меня убить и обокрасть...
- Друг мой... (Эсфирь схватила его руку)... У вас больное воображение... Большевики - лгут, лгут... Ваш приезд в Америку будет национальным праздником...
Грудь миссис Ребус прижалась к его плечу. Он замолчал, откинув голову, вдохнул влажный ветер, летящий с берегов над звездами, опрокинутыми в темной воде...
- Мне не хочется просыпаться, - сказал он тиxo, - Вы - одна из этих звезд, упавшая на черную.
Она - с воркованьем: - Aбраам, я хочу спасти вас...
- Зачем? Я- спасен... Глядите (Он указывает на отражения звезд.) Мы летим на другую планету, звезды вверху и внизу... Приветствуем новую землю, этот девственный мир... Здесь - сурово и скудно... Труд - священен... Слабых не прощают, за ошибки карают жестоко, но над всем - возвышенные замыслы... Единственное место в мире, где трудятся во имя великих замыслов... Здесь строят новое жилище человечеству... Этo очень трудно и тяжело, но я тоже хочу быть примером на этой земле... Я вас могу любить особенно, с глубокой нежностью, мы сделаем много хороших дел. Мы насыплем элеваторы доверху превосходным зерном, освободим от забот о хлебе усталого человека. Это большое дело... И покажем им... (Ткнул пальцем в звезды.), что правда здесь... Миссис Эсфирь, с вами .вдвоем...
- Это ваше открытие напечатано где-нибудь? - тоненьким голосом спросила Эсфирь.
- Конечно нет... Весь процесс обработки зерна записан шифром. (Испуганно схватился за карман, вспомнил.) Да, в надежном месте...
- У профессора? Он, - взглянув удивленно: - А почему вы спросили?
- Мне близко и дорого все, что касается вас... (Взяла его под руку, прижалась, и снова у него голова пошла кругом.) Мы еще погуляем немного? Я отдам вам ключ с одним условием.
- Я бы мог сейчас... (Наклонился к ней.) Мог бы плясать с копьем в руке...
Она засмеялась, и они молча пошли к носу, где ветер затрепал юбку Эсфири, взвил концы ее шали, и Хопкинсону пришлось обнять ее плечи, чтобы помочь преодолеть ветер...
- Какие же ваши условия, миссис Эсфирь?
- Вы возвращаетесь в Америку.
Он задохнулся. Поднял руки над головой...
В помещении буфетчика тем временем шло веселье.
Иностранцы потребовали льду и, наколов его в большие фужеры, пили водку с мадерой. Хиврин сверх меры восторгался заграничным обществом, - должно быть, представлялось, что сидит в Чикаго, в подземном баре у спир - товых контрабандистов...
- Гениально! - кричал он. - Лед, водка и мадера! Коктейл! (И буфетчику:) Алло, Джек, анкор еще... Хау ду ю ду!
- Не надо кричать, - говорил Педоти, - пить нужно тихо.
- Русскую душу не знаешь... Тройка! Цыгане! Хули - ганы!
Лимм, которого научили по-русски: - Ах ты, зукин зын, комарински мужик...
- Урра! - вопил Хиврин. - Гениально, мистер. Я тебя еще научу... (Шепчет на ухо ему.) Понял? Повтори...
Лимм болтает руками и ногами, визгливо хохочет.
На хмурой морде буфетчика выдавливается отсвет старорежимной улыбочки... Неподалеку от буфета, в углу, образованном тюками с шерстью и ящиками с московской мануфактурой, разговаривает небольшая группа. Здесь и давешний колхозник в сетке и хоро391 ших сапогах, и заросший мужик, но уже без дочери (она устроилась на ночь под зубьями конных граблей), и батрак болезненный мужик, и худощавый человек со светлыми усами-полумесяцем, в синих штанах от прозодежды, и губастый парень в драном ватном пиджаке, и две неопределенные личности в духой одежонке, в рваных штиблетишках, - эти сидят на ящиках,..
Указывая на них, рабочий (со светлыми усами-полумесяцем) говорит, ни к кому в частности не обращаясь:
- Вот эти двое - самый вредный элемент... Я давно прислушиваюсь, - чего они шепчут, чего им надо. Там шепчут, здесь пошепчут... От таких паразитов вся наша бeда...
- А что ж им рот-то затыкать? - вступается заросший мужик. - Ты, друг фабричный, всем бы приказал молчать... Губернатор, - портфель тебе под мышку...
