Ощущения свободы, облегчения не было; сядут в Киеве, суки! Или еще где...
Час прошел, может, больше, сзади вдруг зашелестело шепотком: -- Прошли государственную границу... Дов едва не задохнулся, столько воздуха хлебнул: "Неужто?!" Ох, хотелось верить, а как поверить, когда в кольце сидишь?.. Только сейчас заметил: ремень не отстегивал, так и сидел, вдавленный в спинку самолетного кресла. Отшвырнул ремень, прошел к стюардессам, попросил пивка.
Вынул единственную сторублевку, которую сунул перед полетом за подкладку сумки на всякий случай. -- Советские берете, с Ильичем? Или как границу перемахнули, так с Ильичем -- каюк?
-- Что вы? - вскрикнула стюардесса, облизнув с перепугу свои лиловые губы. -- Пожалуйста! -- Дов взял привычного "Жигулевского", налил в высокий стакан и вдруг вспомнил,-- бутылка в стороне стояла, поодаль от других. Прошел бочком, стараясь не расплескать пиво, в уборную, вылил в унитаз весь стакан. -- Береженого Бог бережет...
В Вене он рванулся от самолета с голубой надписью "Аэрофлот", как от кобры. За ним не сразу вышла старушка с мальчиком, потом экипаж в своих синих пилотских фуражках с высокой тульей и чемоданчиками в руках. И больше никто. У края летного поля он снова обернулся. Ни одна "шляпа" даже не выглянула. Он спросил у припоздавшей стюардессы, которая догоняла своих: -- Ваш маршрут до Вены или дальше? -- Сейчас обратно пойдем, -- деловито сообщила она, пробегая. Дов, не веря глазам своим, остановился у стеклянных дверей Венского аэропорта. Глядел на гордый 'ТУ-- 104", не отрываясь.
"Неужто это конвой был? Зачем? Чтоб самолет не сжег? Не угнал? Боятся каторжника? Бля, ничего у них не поймешь! Как королевский кортеж..."
Через пять лет, когда так же, с конвоем, выпроводили Солженицына, Дов говорил с удовлетворением: -- Боялись, значит, меня. А чего меня-то так боялись?..
Время шло к вечеру. Никаких вывесок не было. Никто не встречал... А где же этот... как его? Сохнут? Дов шагнул к стеклянным дверям, -- они открылись сами. Мальчик, который прилетел вместе с ним, забегал взад-вперед. Откроет -- закроет. Снова откроет. Потащил бабушку поглядеть на такое чудо. Дов с трудом погасил в себе острое желание промчаться этак сквозь гостеприимные двери разок-другой. Шутка сказать, полжизни под замком.
Дов вернулся под открытое небо, степенно прошествовал обратно. Сами открываются! Годится.... Сделать, что ли, снимок? Первая дверца в железном занавесе...
Дов приладил дареный "Зенит", щелкнул. Отцу сразу послать -для ободрения!
За перегородкой стояла принаряженная толпа. В руках у многих цветы. Кто-то обнимал бабушку, поднял на руки мальчонку. Встречали, похоже, туристов, а не сионистов. Тучные австрийские полицейские смотрели сквозь него, Дова, сонно. Будто его и не было. Дов, неожиданно для самого себя, засмеялся. Ах, "не ждали"! Знакомый сюжет... -- Не ждали! Не ждали!- почти пропел он. -- А я-вот он!..
Прошли последние туристы с французского самолета, и зал опустел. За стеклянными стенами аэропорта зажигал огни чужой город.
"Чудеса? Телеграммку, что ли, перехватили?.. Пакость на прощание?.." Он добежал до паспортного контроля, вернулся - хоть шаром покати488".. -- Во дела! - весело пробасил Дов. -- Проводили, как короля, встречают, как оборванца... -- Снова поглядел туда, сюда -никого...
3. "ИНКОГНИДА - ВРАГ НАРОДА"
И тут вдруг прошуршал репродуктор, спрятанный где-то под потолком.
-- Мистер Дов Гур! Мистер Дов Гур!.. Вас ждут возле "Инфор-мейшен"... Вас ждут возле... -- Дов кинулся к стеклянной ограде, у которой толпилась с чемоданами какая-то семья. Эмигранты, похоже. Навстречу ему уже бежали, оставив эмигрантов, две смуглые девчушки с букетиками роз, а за ними семенила дама в шляпе "Воронье гнездо", вскричавшая издали: -- "Шалом", мистер Гур! Ваш "Аэрофлот" никогда не приходит во время! Надеюсь, все в порядке? Давайте вашу визу и все багажные квитанции!
И только сейчас Дов почувствовал предельную усталость. Хоть на корточки садись.
Поцеловал в щечки девчушек, протянувших ему розы. Сказал незнакомому семейству эмигрантов, смотревших на него во все глаза: -- Этап закончен. Сейчас в баню поведут!
Семейство моргнуло непонимающе. Дов тут же раздал каждому члену семьи по розе, узнал, что они из Польши. Последние изгнанники "великого интернационалиста" Гомулки...
-- Багаж! Багаж! -- не отставала дама в шляпке. -- Вы дали квитанцию на одно место. Прошу остальные!
-- А акции урановых рудников, годится? -- Дов развеселился. -- Два в Воркуте, один в Бодайбо. Золотые россыпи. -- Дов колыхался от хохота до тех пор, пока они не поняли, что весь его багаж -- сумка на плече. Да мятая квитанция на одно "место"...
Улыбнулись дружелюбно и вышли на ветер, к микроавтобусу, который, по уверению встречавших, ждал их у выхода. У выхода стоял полицейский с бляхой. И больше никого не было. И ничего...
Накрапывал дождь. Подошел, сверкая огнями, большой, как пароход, автобус, высадил старика в коротких штанах из кожи. Ноги у старика были синие, цыплячьи. -- Европа! -- благодушно прогудел Дов. -- Старики в трусах бегают, молодые нагишом.
Унеслись легковушки, в одной из них Дов заметил встречавших его женщин.
Дов оглядел богоданных польских евреев. Одеты легко, видать, сборы были недолги. Как и у него... Снял куртку, накинул на юнца, который от холода стал зеленоватым. Пока подкатил микроавтобус, у Дова зуб на зуб не попадал. Рубашку хоть выжимай. Дов подсадил стариков, хлопнул по спине юнца: "Грейся, Польша!" Затем помог шоферу, губастому левантийцу, побросать в микроавтобус чемоданы и баулы.
Покатили. Зеленый глаз светофора был огромен. Вдвое больше советского. И яркий-яркий...
Не старик с цыплячьими ногами, не прохожие под большими черными зонтами, не теснящиеся дома Вены, а именно этот "неземной глаз" вызвал острое ощущение заграницы.
- Вырвались, а? -- воскликнул Дов ошалело. -- Выр-ва-лись, господа-граждане!.. Без ВОХРы мчим по миру!..
Поляки молчали подавленно. Юноша взглянул на него сочувственно. -Дядьзя! А вы не волнуйтесь так, ладно?
Дов не сразу заметил, что микроавтобус вел себя странно. Он сворачивал в какие-то дворы, затем выезжал задним ходом. "Следы заметает?.. От кого?.."
- Эй, друг! -- весело крикнул он краснокожему шоферу на иврите. -- Они там остались! В ТУ-- 104... Кого ты боишься?
Тот ответил, что везет, как приказано.
-- Ну, бойся! -- добродушно разрешил Дов, поглядывая в забрызганные окна. -- Страхи кончились, понял?
Наверное шофер не понял. Петлял, кружил, два раза на одну и ту же площадь выехал. Привез затемно. Проводил в квартиру, которую открыл своим ключом. Хороша квартира. Не "хрущоба". Сортир вдвое больше, чем его московский закуток. Холодно, правда. Дов нашарил взглядом батареи отопления, открыл кран. Взяв свою про-рабскую сумку, в которую мать натолкала пирожков с капустой, постучал к соседям. -- Харч есть. Поделимся!
Зазвонил телефон. Дов посмотрел на него оторопело. У Дова было ощущение, что он залетел на луну. И вдруг -- телефон. Неуверенно поднял трубку.
-- Дов?! -- спросили по-русски. -- Я сейчас приеду за вами. Вас хочет видеть важное лицо. Выговор был московский, не иностранный.
-- Из советского посольства? -- спросил Дов на всякий случай... -- В гробу я видел это важное лицо, в белых тапочках. - В трубке засмеялись. Повторили приглашение на иврите... -- Откуда оно, важное лицо?.. недоверчиво воскликнул Дов - ... Из Израиля? Годится!
Дова увезли в темноту, где мигали неземные светофоры. Бесшумный лифт поднял его на площадку из черно-белых плиток. Дов попробовал плитки ногой. Не "гуляют" ли?.. Здесь была только одна дверь, темная, из мореного дуба.
В большой и теплой квартире его ждали двое людей. Маленький, с гусиным задком, оказался секретарем израильского посольства, второй, высоколобый, генеральской стати, привстал и назвал себя твердо, точно докладывал: -Шауль бен Ами!
И так как Дов никаких чувств не выразил, добавил: -- Я -- специальный представитель израильского правительства. "От Голды, значит", -удовлетворенно хмыкнул Дов. Тут же подкатили столик на колесиках. С винами и сэндвичами. Хлопотал секретарь посольства. Не хлопотал, а скорее суетился. Видно, гость был действительно важным.
-- А вы меня, наверное, помните, -- произнес Шауль бен Ами. -- Я долгие годы работал в израильском посольстве в Москве. -- А! -- воскликнул Дов. -Я вам фото передавал. Голда у московской синагоги. Думаю, где встречал?.. Тогда меня, наверное, и проследили. Недели не прошло, сгребли... Зима 1949, так?.. Это я почему вспомнил. А потому... Когда вас из Москвы турнули после шестидневной войны, в газете писали, что вы - полковник израильской разведки.
Шауль усмехнулся как-то криво, встал, открыл шкафчик из темного дуба. Достал пожелтевшую брошюру, в которой было напечатано это сообщение ТАСС и добавил с неподдельным сожалением: -- О, если бы я получал зарплату полковника разведки! Дов вскинул недоуменно брови, хотел было по привычке подтрунить: мол, что же вам Голда не добавит, но промолчал. Начальство-то, оно теперь не чужое, а свое. "А как ждут нас, -- подумал радостно. -- Кого встречать прислали!" Представитель Голды спросил, какое вино налить. Дов махнул рукой. -- Какое покрепче...
