Выхожу один я на дорогу.
Сквозь туман кремнистый путь блестит:
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу
И звезда с звездою говорит
В двух последних строчках написана как бы эпитафия над всей могилой Египта. Что-то пустынное... молчаливое... устремленное к Небу, религиозное... и, как тонко замечает Бругш, "не меланхолическое, но глубоко радостное в себе, востор
------------------
1 Святая - всегда проститутка (фр.).
229
женно счастливое при этой сдержанности языка и скромности движений!" Так это и есть на рисунках Египта: в необозримых изданиях, в необозримых фолиантах, где воспроизведено все нарисованное ими за четыре тысячи лет жизни, культуры, я встретил только один рисунок сбора винограда, где один, очевидно полупьяный, мужчина повис, обняв за шею двух тоже не весьма трезвых своих друзей, и "пишет мыслете" с ними. Сценка - полная реализма, какую я не встречал в рисунках греческой живописи; но и она - скорее милая, чуть-чуть смешная, но нисколько не нахальная. Сала, грязи - я не встретил нигде в этих бесчисленных фолиантах, грязи "сального анекдотца", кое-чего "во вкусе Боккаччио". Ничего, ни разу; и между тем сколько повторяющихся, как стереотип, фигур, где и "они" и "оне" с плодами и цветами, с жертвами идут к громадной статуе Озириса, "Судии мертвых" - статуе "всегда cum fallo in statu erectionis"1, как грустно замечает архимандрит Хрисанф в "Истории древних религий".
И вот - "sainte prostituee"... Есть и рождаются иногда исключительные, редкие младенцы-девочки, вот именно с этой "вечной женственностью" в себе, с голосом неизъяснимо глубоким, с редкой задумчивостью в лице, или, как описал Лермонтов,
...в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена.
И она расцветает в sainte prostituee... как вечная податливость на самый слабый зов, как нежное эхо, в ответ на всякий звук...
Есть ведь "всемирные педагоги", ну - в желаниях, ну - в поэзии; есть "всемирные воины", как древние скандинавы; всемирные мудрецы - Сократ, Спиноза: как же не быть, естественно быть кому-то и "всемирной женой", всемирной как бы "матерью", всемирной "невестой"... Она "невестится" перед всем миром, для всего мира, - как ведь и все вообще девушки в 14-15 лет "невестятся" неопределенно перед кем, перед всяким, перед всеми (чуть-чуть "sainte prostituee" проглядывает). Из таковой врожденной девочки-девушки-женщины как бы истекают потоки жизни, - и ей мерещится, "будто я всех родила", "все родила"... И волосы ее, и очи, и сосцы, и бедра, и чрево... таковы, что первозданный невинный взгляд египтянина уловил и назвал и торжественно воскликнул, или скорее богомольно прошептал - "sainte". Mac-перо договаривает: "Египтянки из лучших семейств, дочери
-------------
1 В положении возбуждения (лат ).
230
жрецов и знатных военачальников, достигнув зрелости, - отдавались кому хотели и сколько хотели, и так проводили много лет, что не вредило будущему их замужеству: так как по миновании этой свободной жизни их охотно брали в жены лучшие и знатные из воинов и священников". Почему не взять, если она "sainte"? Как не прельститься, если она "rеligieuse et sainte"? Как не надеяться, что она будет верной женой и преданной материнству матерью, если она уже испила все и насытилась всем, нимало, однако, не истощившись - Ибо истощаются торопясь, например "наши", а этим куда же было спешить? - и в естественные годы спокойствия и равновесия, безбурности и тихости она выбрала себе лучшего и одного. Он так же ее не ревнует, как она его, к тому возрасту Молодости, когда он проводил жизнь, как и она: хотя, наверное, к этим "saintes" влеклись и пылкие, совершенно невинные юноши, первозданным взглядом своего возраста подмечая в них подлинную "saintete", за которую все отдают. Однако Масперо не договорил (или не знал), что этих "saintes prosti-tuее" было немного в каждом городе и всей стране: ибо вообще немного рождается в стране и городе, в году и десятилетии Василиев Блаженных, Спиноз, Малебраншей, Кольцовых, Жуковских. "Не все вмещают слово сие, но кому дано" (природно, от Бога). Огромное большинство египтянок, без сомнения, имели инстинкт, как и наши: т. е. сразу же выбирали себе мужа одного и на всю жизнь, или выходя за второго, третьего, четвертого... седьмого (беседа Иисуса с семи-мужней самарянкой), в случае смерти или разлада, не более. Женщина, познавшая только семерых мужчин, когда ни закон, ни религия, ни родители ей не ставили предела и хотели и ждали от нее большего, - конечно есть умереннейшая в желаниях женщина, врожденно тихая и спокойная! Как наши "все".
Нужно только иметь в виду эту нумерацию:
...+8+7+6+5+4+3+2+1+0-1-2-3-4-5-6-7-...
"Sainte prostituee" есть +8+7+6... По мере приближения к низшим цифрам, к +3, +2, +1, - тембр голоса грубеет, взгляд становится жестче, манеры резче, "нахальства больше", как сказали бы семинаристы. Появляются типичные их "поповские дочки", которые входят в замужество с мешком определенного приданого, и всю жизнь счастливы, составляя "приданое к своему приданому", не весьма сладкое для попа и диакона, но "ничего себе", "терпится". Наконец наступает "+-0". Обратите внимание на знаки и "+" и "-". Такие не мертвы; хотя абсолютно никогда не "хотят". "Кое-что" по части "+" в них есть: но оно связывается "кое-чем" по части "-". Таким
231
образом, в них нет однолинейного тяготения - к "самцу": но две как бы стрелки, обращенные остриями в разные стороны: к "самцу" - одна, а другая?.. Закон прогрессивности, как и то, что здесь все происходит только между двумя полами, указывает, что вторая стрелка и не может быть ни к чему еще направлена, кроме как к самке же. Самка ищет самки; в первой самке значит соприсутствует и самец: но пока он так слаб еще, едва рожден, что совершенно связывается остатками самки, угасающей самкой; которая, однако, тоже связана вновь народившимся здесь самцом. "Ни туда, ни сюда". Голос страшно груб, манеры "полумужские", курит, затягивает и плюет, басит. Волосы растут дурно, некрасивы, и она их стрижет: "коса не заплетается"; нет девицы, а какой-то "парень". Где здесь "вечная женственность"?
...Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена.
Нет, уж об такой этого не скажешь: ходит на курсы, на митинги, спорит, ругается, читает, переводит, компилирует. "Синий чулок" с примесью политики, или политик с претензиями на начитанность. "Избави Бог такую взять в жены", и их инстинктивно не берут (хотя берут дурнушек, некрасивых, даже уродцев), ибо действительно "какая же она жена, когда в ней едва-едва "+1" самки, а то и вовсе "+0". Если бы, "паче чаяния", у нее и родился ребенок - она не сумеет вынуть грудь и накормить его; "не Мадонна, а вахмистр". И мужа ей совсем не нужно, она скучает с ним, убегая неудержимо в "общественные дела", в разные "организации", притворную "благотворительность", в основе же - в шум, беганье, возню, суету. Мужчина, "воин и гражданин" (стрелка самца), - уже полупробужден в ней; и только вот не растут усики. И она не умеет нести на себе по настояще-женскому женское платье: оно на нее не так надето, неуклюже, и все как-то коротит, без этих длинных и красивых линий, волнующих мужчину. Их и не любят мужчины. Но уже начинают любить женщины: "Какой славный товарищ эта Маша".
И, наконец, все переходит в чисто минусовые величины: "она" волнуется между своим полом, бросает страстные взгляды, горячится, чувствует себя разгоряченной около женщин, девушек. Косы их, руки их, шея их... и, увы, невидимые перси, и, увы! увы! - вовсе скрытые части, вся "женская тайна" все их неизъяснимо волнует и тянет, тем сильнее, до муки, до страдальчества, что это так навеки закрыто для них - именно, именно для них-то и закрыто, открываясь только для мужчины, мужу. Танталовы муки: так близко, постоянно вокруг, даже и видится при небрежном раздевании, при купании; но невозможно внимательно взглянуть, не уме
232
рев сейчас же со стыда. Мировая преграда - в самом устроении вещей, в плане мира! "Ничего нет ближе локтя своего: но невозможно укусить!"...
Муки Тантала! - бесконечно отодвинутое исполнение! невозможно оно, не будет! - никогда!..
Слезы, тоска, мечты. Грезы. Стихи, много стихов. Философия, длинная философия! Кстати, и некоторое призвание к ней. "Вахмистр в юбке" усваивает легко и Маркса и Куно-Фишера, и вообще умственно, духовно, идейно, словесно, рабоче куда выше "слабого пола".
Закон этот, конечно, применим и к мужскому полу. Как он здесь выразится?
Там "пробиваются усики", здесь укорачивается борода - все это не в физическом, а преимущественно в духовном, нравном, бытовом, сердечном отношении, но отчасти также и физическом. Северные норманны, как их описывает Иловайский, - пожалуй, лучше всего живописуют первоначального самца, "+8", "+7" мужской прогрессии. "В мирное время, когда не было ни с кем войны, они выезжали в поле и, зажмурив глаза, бросались вперед, рассекая воздух мечами, как бы поражая врагов; а в битве они без всякого страха кидались в самую сечу, рубили, наносили раны и гибли сами, думая перейти по смерти в Валгаллу, которую также представляли наполненной героями, которые вечно сражались". Неукротимая энергия - как и у турок, потрясших Европу храбростью и войнами. Ранние войны латинян и вечная "междоусобная борьба" ранних эллинов тоже имеет в основе себя, вероятно, этого же самца, который не знает, куда ему деваться от сжигающего жара, - и кидается туда и сюда, в битвы, в приключения, в странствия (Одиссей и эпоха Генриха Мореплавателя). Все это первоначальное грубое ворочанье камней культуры. Вулкан ворочает землю, по-видимому безобразя ее, разбивая ее, разрывая ее, но на самом деле это уже начало культуры, ибо это уже не есть недвижность мертвого материка. Островок культурнее материка, "Маленькая землица" всегда принимает первый луч Божий, разбитость, расшиблетостъ чего-либо вообще есть первый шаг к культуре.