На земле он зябко отряхнулся. Шатаясь от усталости, поднялся на мысок и повалился на подсохнувший пятачок земли. "Неужели несчастья этого сумасшедшего дня остались позади, и теперь можно спокойно полежать?!"
Боцману стоило бы наверное завопить что есть мочи, дабы известить тайгу о своем невероятном спасении, но бедный кот не то что вопля, даже стона не в состоянии был издать.
Ноющая боль в задней части тела напомнила о метком выстреле Рыжебородого. Вылизав зад, Боцман обнаружил две ранки. "Ничего, бегать можно, а к боли притерплюсь".
Примерно так оценил свое положение несокрушимый кот.
Опасаясь преследования, Боцман отступил в каменные дебри высоких гольцов. Здесь еще властвовали морозы и чахлые деревья по утру наряжались в густые шубы искристого куржака.
Ни зайцы, ни косули не обитали в этих суровых местах. Боцман питался одними белыми куропатками. Но они, непуганые и доверчивые, с каждым днем становились все осторожней, и кот вскоре был вынужден откочевать в средний пояс гор.
Раны не заживали, а наоборот воспалились до такой степени, что задние ноги отказывались служить. Боцман с каждым днем хирел. Все свои несчастья искалеченный кот связывал с человеком и его паскудными прислужниками-собаками. Когда он вспоминал о них, в нем разгоралась жажда мести. Это по их милости он сейчас голодал и не мог промышлять добычу как прежде. У него из-под носа то и дело выпархивала боровая птица, уходили с ложки зайцы, косули. Получалось, что повсюду бегает, летает желанная, но недоступная теперь для Боцмана дичь. Он забыл радости настоящей охоты. От плохой и скудной пищи стал похож на большую облезлую паршивую кошку. Ребра от худобы выпирали, словно согнутые весенним паводком ивовые прутья. Угловатый таз и острые лопатки горбами торчали из-под вытершейся шкуры. Молодецкие бакенбарды совсем обвисли и имели вид пожухлой травы. Пустой желудок разрывали болезненные спазмы.
Чувство голода временами было столь острым и нестерпимым, что Боцман принимался глодать кору и откусывать, словно заяц, верхушки веточек. Но не такая пища нужна была ему. Организм жаждал сочного кровяного мяса.
Иссохший, похожий на мумию, Боцман тем не менее и тут приспособился. Смирив гордыню, он стал неотступно следовать на безопасном расстоянии за добычливой стаей волков и перебивался ее скудными объедками.
Непредсказуемая погода преподнесла в разгар весны очередной сюрприз. Нежданно-негаданно воротилась зима. Сутки, не переставая, валил снег, задул северный ветер. Потом ударили такие морозы, что затрещали деревья.
Продрогший Боцман лежал у дочиста обглоданных остатков сохатого и, по-стариковски вздыхая, выискивал, откуда бы выковырнуть еще хоть ниточку мяса, как вдруг километрах в двух послышался короткий охотничий клич волчьей братии.
Переждав несколько часов, кот поковылял туда, уверенный, что охота стаи увенчалась успехом. Так оно и было, но кот ошибся в выборе маршрута и столкнулся нос к носу с самой стаей.
Волки давно обратили внимание на то, что за ними ходит рысь, и если при неудачной охоте возвращались к недоеденной добыче, то вокруг всегда находили круглые отпечатки рысьих лап.
Серых, испытывавших к кошачьему племени особую неприязнь, раздражала еще и назойливость побирушки. И вот представился удобный момент проучить воришку.
Пригнув головы, они молча взяли Боцмана в кольцо. Вожак остановил стаю и впился немигающим взглядом в зрачки рыси. Боцман не отвернулся, выдержал чугунный взгляд-натиск, чем еще сильнее озлобил матерого, и тот ринулся в атаку.
Боцман попытался прорвать кольцо, но вожак достал его и резанул клыками прямо по ранам. У кота от адской боли потемнело в глазах. Он опрокинулся на спину и приготовился потрошить острыми, как бритвы, когтями тугие животы объевшихся волков, но те, благоразумно отпрянули.
Страх смерти вернул коту силы. Неожиданно для стаи он перемахнул через разящие смрадным запахом пасти и пустился наутек. Но слабость тут же дала о себе знать: серые быстро настигли его и сбили с ног. Переплетясь в разлапистый ком, они скатились в ложбину.
Высоко набившийся свежий снег лежал там пухлой, воздушной периной. Волки погрузились в ее толщу по самое брюхо и стали совершенно беспомощными. Боцман же на своих широких, мохнатых лапах-снегоступах не проваливался и по колено. Воспользовавшись этим преимуществом, он поспешно выбрался из ложбины и покинул территорию стаи.
Рано начавшаяся, но затянувшаяся весна наконец-то вступила в свои права. Снег второй раз за эту весну сползал с южных склонов прямо на глазах. Вновь вспенились, загремели, притихшие было речки. В каждом, даже самом крохотном распадке, залопотали ручейки, проклюнулась и резко пошла в рост трава.
Больной кот безошибочно находил на склонах сопок и берегах ручьев те растения, изгоняющие хворь. Поедая их, он стал поправляться и набираться сил. Зарубцевавшиеся раны, правда, еще беспокоили, но уже не пульсирующей острой болью, а непродолжительными ноющими приступами.
Боцман опять охотился, не зная промаха. Точность прыжков и сила челюстей не оставляли намеченной жертве надежд на спасение. Озлобленность угасала. Совсем недавно каждая его клетка требовала мщения за перенесенные страдания и несчастья. Теперь это чувство вытеснялось наслаждением от возвращающихся сил, от сопричастности ко всеобщему ликованию расцветавшего в лугах щедрого солнца таежного мира. Тем более, что настала та благодатная пора, когда людской запах надолго выветривается из леса. Кот без опаски спустился с гор и поселился в долине Главной реки, где еще водились косули, да и зайцев здесь было заметно больше.
Конец весны и лето выдались засушливые. За две полные луны с раскаленных добела небес не упало ни единой капли. Опаленные листья безжизненно сворачивались и, сухо шелестя, облетали. Хлябистые болотины превратились в крошащиеся пустоши. Илистые речные заводи обнажились до дна и покрылись обжигающей коркой, изрезанной сеткой глубоких трещин. Горные ручьи иссякли. Их русла теперь напоминали неровно вымощенные желто- коричневыми валунами дороги с вялой струйкой, сиротливо соединяющей блюдца теплой воды.
От зноя Боцман находил спасение в узком каменном развале, на дно которого солнце не заглядывало даже в полдень. Однажды он отдыхал на полюбившейся шершавой плите, в отдалении возник шум. Кто-то, грузно перепрыгивая через преграды, бежал от реки в его сторону. Кот насторожился.
Вот мелькнул смутный силуэт, и в струях ветра кот явственно учуял дурманящий запах крови.
Это был лось, раненный на берегу залива геологами, добравшимися и до этой глуши. Пуля "турбинка" разорвала ему легкие. Кровь хлестала из раны на мокрые от пота пока, клокотала в пробитой трахее.
Возбужденный Боцман затрусил по буро-красному следу в предвкушении поживы. Однако сохатый и не думал испускать дух. Он зашел в обмелевшую старицу и, жадно напившись, выбрался на другой берег. Здесь лег было в тени деревьев, но увидев рысь, переплывавшую старицу, встал и тяжело ступая, скрылся в хвойной чаще.
Боцман с досады отрывисто вякнул вдогонку и настырно продолжил преследование. След вывел к скату высокой гряды. Лось попытался с ходу перевалить ее, но, поднявшись до середины, выдохся. Голова, увенчанная еще неокостеневшими лопатами рогов, опускалась все ниже и ниже. Дышал лось с натугой и прерывистым свистом. Быстро густеющая в сухом воздухе кровь забивала легкие. Розовая пена клочьями срывалась с губы. Бык с усилием поднял голову, поглядел мутнеющим взором на Боцмана, словно приглашая скорее прекратить жестокие мучения, и теряя последние силы, уронил ее на грудь и так замер неподвижно в ожидании смерти. Наконец, ноги подломились, таежный исполин рухнул и покатился по круче...
От обильной еды утроба поджарого Боцмана туго растянулась. Обжора медленно заполз под навес из мохнатых еловых лап и, изнемогая от сытости, лежал там до тех пор, пока жажда не погнала его к старице.
Здесь, у самого берега, между подводных валунов чуть шевелилась еще одна обжора - щука. Из ее пасти торчал хвост крупного налима: налим был так велик, что щука сумела заглотить его лишь наполовину.
Боцман приблизился к щуке на расстояние вытянутой лапы, но она, скованная непомерной добычей, так и не смогла даже сдвинуться с места. Кот есть кот и, несмотря на сытость, он не устоял перед соблазном отведать двойного рыбного деликатеса. Потом, утолив жажду, лениво побултыхался в старице. Вода, благодаря родниковой подпитке, была достаточно холодной и хорошо освежила.
В сытом блаженстве он не придал значения тому, что запах дыма, витавший в тайге уже несколько дней, к вечеру заметно погустел. Из-за гор медленно вылезала сизая пелена; она зловеще ширилась и приближалась.
Но не один Боцман был так беспечен. Ведь для многих зверей сушь принесла облегчение уже тем, что избавила от кровососов. Теперь можно было в любое время суток спокойно пастись, либо принимать водные ванны. Благо река широкая, глубокая, и ей не страшен даже такой длительный зной. А то, что высохли до трещин илистые заводи и болотины, только на пользу -- они-то и были главными рассадниками комаров и мошкары.
