- Да?.. Кстати, знаешь, как по-украински "Кощей бессмертный"? Чахлык невмэрушший.
Лена покатилась от смеха.
- Всё-то ты знаешь! Кстати, ты в каком году уехал?
- В восемьдесят седьмом.
- Как же ты постарел! А я еще ничего?
Белендеев с готовностью задергал уголками рта:
- Ты нимфетка!
- Зрелая нимфетка - это что-то новое. Но врать умеешь, чем всегда и привлекал нас, бедных девушек. - Елена погасила сигаретку. - А наши старики, академики по должности, они тебе на хрен не нужны.
Белендеев кивнул. И все выжидал, глядя на нее.
- Хорошо. - Елена чокнулась фужером об его фужер. - Пиши.
- Я готов.
- Алексей Александрович Левушкин-Александров. И больше тебе никто не нужен. Это гений. И он действительно этого не знает, потому что самоед.
- Но Аня-то о нем... Ай андестенд.
Елена со смутной улыбкой смотрела на него.
- Мне, старухе, ты, конечно, не предложишь ехать?
Белендеев включил улыбку японца:
- Если согласишься, почему нет? Но ты напрасно думаешь, что всех собираюсь везти туда. Пусть они здесь работают - на меня, на нас.
- А-а! - Она снова закурила. - Возьми еще "бордо". Люблю "бордо". Ясно ежу - здесь работнички дешевле обойдутся... Ой, какой ты! Я тебя боюсь!.. Отчего у тебя такие большие зубы?
Золотова по обыкновению своему неожиданно опьянела, и разговор можно было прекращать... Белендеев попросил у официанта бутылку французского вина с собой, и замечательная парочка выплыла под звуки блюза из ресторана, чтобы подняться в номер к американскому гостю. Белендеев привык отрабатывать до конца свои обязанности...
15
Прошло три дня после скандала, который устроила Бронислава, жизнь дома, кажется, наладилась, но мутно было на сердце. Утром пришел с заявлением увольняться еще один младший научный сотрудник, Жора Пчелин, занимавшийся светящейся кишечной палочкой, - хоть закрывай тему... Сказал, пригласили в рекламное бюро - устанавливать люминесцентные лампы в витринах магазинов...
В лаборатории остались, кроме самого завлаба, шесть человек: легендарная тетя Туся, работающая в Институте биофизики с самого его основания, верные Кукушкин и Нехаев...
Наверное, пока не покинет лабораторию и Ваня Гуртовой, моложавый, как мальчик, с коротким чубом, в рубашке, застегнутой на все пуговки под самое горло, улыбчивый и тихий, себе на уме, кандидат наук, пишет докторскую.
Давно бы должен стать доктором наук и Женя Коровин, облысевший в свои сорок лет, с толстыми губами, как у негра, с черной бородой, с горящими глазами, суетливый и увлеченный делом... Но беда - горький пьяница. Сейчас на больничном... И вряд ли куда соберется.
А вот Артем Живило, возможно, уедет... Быстрый, чернявый, все схватывает на лету, но иной раз замирает, думая о чем-то своем... Какие-то его дальние родственники давно живут на Западе...
Конечно, можно будет попробовать в будущем году перетащить сюда пару аспирантов... Есть и на пятом курсе университета кое-кто. Например, Настя Калетникова... Ну, хорошо, уговорил их, они сюда пришли. И что дальше: вместе с ними пребывать в нищете, выцарапывая у дирекции крохи?..
Дверь в лабораторию вдруг распахнулась, да так, что зазвенели в шкафах стекла, - в гости с шумом ввалился профессор Марданов.
- Можно? Дождь, проклятье! - Прорычав, как старый пират, свою присказку, он остановился, оглаживая мокрые редкие волосы на массивном черепе. Ишь, прибежал, как молодой, без зонта и верхней одежды. Правда, и расстояние от корпуса физиков до корпуса биофизиков всего ничего, метров сто.
Крепко пожав коллеге руку, небрежно бросил Нехаеву:
- Оставьте нас на время, молодой человек. Как это у Мандельштама: "Почему ты все дуешь в трубу, молодой человек? Полежал бы ты лучше в гробу, молодой человек". Вернетесь через десять минут, время дорого.
Нехаев вопросительно глянул на своего руководителя, тот растерянно кивнул, и лаборант, схватив старый черный зонт, ушел. Алексей Александрович с удивлением смотрел на неожиданного гостя.
Марданов был известен тем, что когда-то завалил кандидатскую Гриши Бузукина, кстати сказать, своего ученика. Накануне защиты Марданов позвонил в Новосибирск, в Сибирское отделение Академии наук, и с ужасом узнал, что не прошел в членкоры... А он так надеялся... Кандидатскую Бузукина рецензенты и члены Ученого совета, да и сам Марданов, по предварительной прикидке думали сразу зачесть как докторскую. Она стоила этого... Но из-за провала на выборах в АН СССР зачем Марданову, доктору наук, в лаборатории еще один доктор? И Вадим Владимирович перед самой защитой подготовил нескольких своих мерзавцев с глупейшими вопросами, на которые нет ответа, а в конце и сам еще слезу пустил, сказав, что виноват, поторопил любимого ученика. И Гришу Бузукина прокатили...
Разумеется, очень скоро Марданов понял, какую непоправимую ошибку совершил, да и Бузукина через несколько лет не стало на свете, он превратился в легенду, и отныне с Мардановым мало кто приятельствовал. И Вадим Владимирович избрал для себя стезю яростного патриота. Он по поводу и без повода поносил Запад, уверяя, что уезжают туда только мерзавцы... И то, что он вдруг явился к Левушкину-Александрову, с которым отнюдь не был на короткой ноге, говорило об одном: он ищет союзника для какого-то шумного мероприятия.
Когда дверь за Нехаевым закрылась, Марданов оглянулся и спросил:
- А этот парень наш? Не сионист? - И, сев на табуретку, объявил: - Я на минуту, Александрыч. Знаешь, тут новый Чичиков объявился... Но если тот мертвые души скупал, то этот - живые. На зеленые тридцать сребреников хочет самых путных наших ребят смутить...
Алексей Александрович слушал его и понимал, что тревога Марданова в принципе ему понятна. Очень жаль, если наиболее перспективные ребята смоются из ненастной Сибири в Штаты. Они ведь не вернутся. Вот китайцы уезжают и возвращаются домой с деньгами, с опытом. А из наших еще никто не вернулся.
- Как думаешь, может быть, устроим обструкцию? Ходит, как Рокфеллер, ко всем заглядывает...
- Я за-зайду? - от двери спросил Нехаев. - Льет, будто из б-бочки.
- Конечно, конечно, - кивнул завлаб. - Извините.
- Я пока о-отряхивался, услышал... Вы про Бе-белендеева? - спросил Нехаев и добавил: - Он уже на фи-физмате в университете по-обывал, ему устроили овацию...
- Вот! А надо бы обструкцию, проклятье! - Марданов стукнул кулаком по колену. Нахмурив брови, помрачнев лицом, он сейчас выглядел, как государственный муж, обремененный высшими заботами нации.
- Походит - уедет, - холодно отозвался Левушкин-Александров. - У каждого своя голова.
- Голова-то голова, да ведь и закружиться может. Вот помните, с вами вместе заканчивал Олег Худяков? - Алексей Александрович кивнул. - Он сейчас в Оксфорде. И еще трое наших в Канаде, а одна студентка в Бразилии. На хрен ей Бразилия? Кофе жевать? Нет, гибнет, гибнет Россия, Алексей Александрович, я лично - хоть какие мне деньги предложи - тут останусь. И тут помру. Да, я, может быть, грешен, но пускай именно здесь мои стариковские кости найдут успокоение...
Насчет стариковских костей он, понятно, преувеличивал: в свои шестьдесят выглядел на пятьдесят, внешне гладкий, но жилистый, как шкаф из карельской березы.
- Все, все смотрят туда... на Запад... У вас нет валерьянки или водки? Сердце болит.
- Спирт есть, Вадим Владимирович, - отозвался Нехаев.
- Нет, это крепко... хотя... для сибиряков... Не желаете тоже, Александрович? День уж больно угрюмый.
- А, давайте! - вдруг согласился Левушкин-Александров и протянул деньги Нехаеву. - Пожалуйста, не в службу, а в дружбу... Принесите из буфета пирожков, что ли.
И, о позор! Он пил с Мардановым... И когда явился домой в полночь на слегка заплетающихся ногах, Бронислава к его удивлению не стала ругаться, а только радостно поцеловала. Оказывается, Марданов сообразил позвонить ей и успокоить, что Алексей был с ним: "Мы, как мужики-сибиряки, приняли на грудь по стопарю".
- А завтра мы с тобой примем на грудь, - прошептала Броня. - У меня именины.
Именины так именины. Правда, в прежние годы она никаких именин не отмечала. Но в субботу почему не отметить?
16
С утра Броня сбегала на базар, купила мяса, красной рыбы, села к телефону, пригласила в гости свою подружку по работе в госархиве Эльзу и при Алексее же, невинно сияя глазками, запавшими за румяные яблоки щек, позвонила его сестре Светлане - тоже позвала.
Мать постояла, сгорбясь, в двери своей спаленки, тихо удивилась:
- Почему говоришь, у тебя именины? Нет в православных святцах такого имени - Бронислава...
- Как это нет? - грубо оборвала ее Броня. И более мягко: - Как это нет? Ну, может, в православных нет, а у поляков есть... Они тоже славяне! Мама знала, какое имя давать, дед у нас был шляхтич.
- Может быть, - тут же уступила старушка.
- Ей-богу. Я даже помню... великомученица... как раз сегодня.
- Может быть, может быть, - кивала мать. - Конечно, если канонизировали...
