что у многих есть такая же парадоксальная черта. Так сложилось общество, что никого не волнуют чужие проблемы. Ребёнок брошен и голоден – о нём позаботится государство, нам-то что? Нищий просит помощи – пьянь, пускай идёт работать. Бабушка считает гроши в магазине, чтобы купить хлеб – им пенсию подняли в этом году, на всё хватит, да дети помогут. Как же мы заблуждаемся: вдруг за ребёнком не придут госслужащие или он попадёт в совсем не доброе специализированное учреждение; вдруг нищему совсем немного не хватает, чтобы начать свою жизнь заново; вдруг у бабушки с грошами не хватит на хлеб, так как это остатки небольших денег, которые она получает, а детей у неё вовсе нет. Поэтому иногда мы можем увидеть на их лицах улыбку или её подобие. Она будет разной: у кого-то широкой, чуть ли не до ушей, у кого-то маленькой, но бесконечно доброй, у кого-то тяжелой и натянутой. Но им приходится это делать, чтобы скрыть своё истинное душевное состояние. Так делаем все мы. Лишь одно в нас остаётся неизменным – глаза. Только по взгляду можно определить «псевдоулыбку».
Это полудетское лицо с чистыми, но по-взрослому уставшими глазами, окантовывала, как и зеркало, копна волос, слегка вьющихся в разные стороны. Даже не акцентировав внимание на новом преображении, я засунул зубную щётку в рот и принялся чистить зубы. В перерыве несколько раз сплюнул кровью. Умыл лицо хлорированной водой. Вытер жёстким полотенцем, напоминающим наждачку, и вышел для продолжения ритуала пробуждения.
Окончательно проснувшись, я подошёл к своему гардеробу. Он был скудный: пара рубашек, футболок да джинсы на все случаи жизни. Поэтому я долго не выбирал свой сегодняшний «наряд».
Далее я окинул взглядом все углы комнаты: посмотрел влево, вправо, но не нашёл того, что искал. Мне было злобно и обидно, что я теряю драгоценные минуты на это пустяковое дело. «Такими темпами автобус точно уедет без меня, либо поеду голодный в школу: буду пугать одноклассников звуками урчащего живота.»– подумал я, нервно перебирая содержимое моей комнаты. Когда я наклонился к низу стола, то увидел сбоку, под кроватью, небольшую полоску ткани болотного цвета. Вот он! Рюкзак был найден. На скорую руку я накидал туда школьные принадлежности и на цыпочках прошёл на кухню: мама очень чутко спит. Каждый шаг издавал еле слышный шорох, но и он казался мне необычайно громким. Проходя мимо комнаты мамы, я увидел её, спящую в одиночестве. «Где тиран? Где этот козёл» – думал я. Действительно где же…впрочем, к черту его, я итак опаздываю.
Шум набирающейся воды. Бурление кипятка. Щелчок электрочайника. Журчание вытекающей воды из чайника в стакан.
Завтрак оставлял желать лучшего – чай и кусок вчерашнего хлеба. Конечно, я не особо люблю набивать желудок с утра, но от мясного бутерброда я бы не отказался. Я сделал последний глоток чая, попутно смачно зевнув, и вышел из квартиры в сторону остановки.
Навстречу мне попался забавный мальчуган, который пинал пустую бутылку. Я сразу вспомнил себя в его возрасте, как я не раз забивал голы в ворота мировых команд, как чуть ли не опаздывал на автобус, как я был по-детски счастлив – это меня улыбнуло. Я шёл позади него, засунув руки в карманы, мне был интересен исход этого матча. Паренёк был увлечён: по всей улице раздавались глухие удары пластиковой бутылки об тротуар. «А он хорош» – думал я и шёл за юным бутылочным футболистом. Иногда он пропадал из виду, так как утреннее солнце слепило меня своими тёплыми лучами. Мы почти дошли до остановки. Он сделал решающий удар, и бутылка, в которой когда-то была газировка, с глухим бочечным шумом улетела в близлежащие кусты. Мы встали рядом в ожидании автобуса. «Спасибо, малец, за минуты добрых воспоминаний». Подъехал автобус.
Я снова мчался на том самом звездолёте, что доставлял меня в мир моих фантазий когда-то в детстве. Но со временем межгалактический корабль стал просто автобусом. Забавно. В детстве всё прекрасно, однако стоит прибавить пару годков, как самые волшебные вещи, становятся просто «автобусом». Я ехал и просто смотрел на мелькающие силуэты тусклых домов сквозь запачканное множеством любопытных рук окно. У водителя через приемник играло радио с весьма поганой музыкой, изредка делали вставки ведущие эфира, но это у них получалось не особо талантливо. Один за другим менялись здания – скучно, серо, как-то по-осеннему, но была поздняя весна, плавно переходящая в лето.
Скрип тормозов. «Пшшшш». Трение старых металлических петель. Двери автобуса открылись, и люди с лицами, выражающими апатию к сегодняшнему дню, стали выползать из автобуса. Это была и моя остановка.
Я нехотя зашагал в сторону школы. Попутно я оглядывал остальных учеников, хотя вижу их каждый день, но это происходит само собой. Кто-то прячется у близлежащего угла с сигаретой, кто-то звонко хохочет, оскаливая свои жёлтые зубы – я бы постеснялся, кто-то просто идёт, как и я. Но нас объединяет общее место пребывания, поэтому хочешь ты или нет, но тебе нужно видеть всех, чтобы случайно не…
Глухой звук «птыщ», который возник от удара чьей-то ноги об мои ягодицы, помог мне быстрее открыть дверь школы и войти, а ещё быстрее понять, что пора уносить ноги в кабинет.
Сломя голову я домчался до кабинета географии. Кровь пульсировала в висках, сухость во рту, ком в горле, который невозможно проглотить, он будто перекрывает кислород, поэтому от обидчиков убежать невозможно, они все равно догоняют, только в облике страха. Я собрался с мыслями, сделал пару полных вдохов и выдохов, и трус на время вышел из меня. Мне очень гадко осознавать, что я трушу. Очень хочется дать отпор, но ватные ноги не хотят держать стальной удар противника. Вата против стали – не трудно угадать, кто победит. Когда я окончательно проглотил тот ком в горле, прозвенел звонок.
Один за другим начали заходить мои одноклассники, нарушая гробовую тишину. Миша, Даша, за ней Серега…Моё сердце ёкнуло. Летта. Ко мне снова начало возвращаться состояние трусости, но мне не хотелось сбегать. Эта трусость мне нравилась: те же ватные ноги, прерывистое дыхание и стук сердца в такт шагам девушки. Я, не отрывая глаз, смотрел на неё, изредка покусывал внутреннюю часть губы от волнения. Украшением нашего класса я считал именно её. Она, встряхнув головой, поправила волосы и даже искоса не посмотрела на меня. Молча, холодно прошла на своё место. Я был в небольшом недоумении от тех перемен, которые случились с нашей дружбой, а точнее с её остатками.
Мы уже не
