когда она добралась до крыла, в котором находилась спальня графини, Гарриет завела разговор о ней. Искра все слышала, все стерпела. Почти… Когда Болеслава Гордеевна сказала: «Дурная кровь!» – сколько же гнева и пренебрежения было в ее голосе! – Искра не выдержала и помчалась к себе, при этом случайно задев рукой пустой подсвечник.
Гарриет зашла к Искре. Та сидела на кровати, тяжело дыша. Выглядела она, как всегда, запуганной.
– Искра… – Девушка подняла на нее свои разноцветные глаза, покрытые пеленой слез. «Черт возьми! В нее, оказывается, встроены эмоции!..» – изумилась Гарриет. – Ну как ты? Обустроилась?
Искра ничего не ответила. Гарриет подошла к ней, бросила взгляд на прикроватную тумбочку. На ней стояла фотография в дешевой рамке – Искра держит за руку какого-то черноволосого мальчика – рядом находился флакончик с назальными каплями, возле него лежали шариковая ручка и блокнот. Все было аккуратно разложено, в одну линию, на одинаковом расстоянии. Гарриет заключила, что Искра обладает еще одной характерной чертой: она чересчур педантична и наверняка болезненно относится к нарушению порядка своего скромного имущества.
– Кто это? – Гарриет дотронулась до фотографии, решив проверить таким образом свою теорию.
– Не трогайте!
Мисс Клэри была вполне удовлетворена реакцией Искры. Значит, она уже чуть-чуть понимает ее и вскоре, возможно, найдет к ней подход. А там, может, и власть над ней появится. Последняя мысль согрела душу Гарриет, и она продолжила осторожно завоевывать доверие девушки:
– …Не обижайся на свою бабушку. Она немного ворчливая…
– Я не обижаюсь. Я давно смирилась с тем, что меня никто никогда не примет. Сначала меня ненавидели за то, что моя мать русская, потом из-за того, что мой отец – цыган. Меня презирали, считая слабоумной, а потом начали бояться, осознав, что я слишком умная, и назвали больной. Я везде лишняя, я для всех неправильная. Так будет всегда, пока я дышу, – монотонно проговорила Искра, глядя в никуда.
– М-да… непростая ситуация. Мне жаль тебя, правда. Ты приехала, надеясь, что бабушка полюбит тебя, и у тебя тут начнется новая жизнь, но…
– Нет, – резко возразила Искра. – Я приехала, чтобы убить бабушку и забрать свое наследство.
Последовала долгая, напряженная пауза, а затем Гарриет громко рассмеялась.
– А я-то думала, что у тебя совсем нет чувства юмора! Но спешу тебя расстроить. Ты не единственная наследница.
– Как это? У Болеславы Гордеевны и Герберта нет общих детей. С моей матерью бабушка не общается. Значит, я единственная наследница.
– Дело в том, что есть тут одна особа… Вот уже три года она навещает миссис Монтемайор. Твоя бабушка души в ней не чает, относится как к родной. Уверена, она уже внесла ее в свое завещание. Так что, увы, всем твоим планам – конец! – И тут Гарриет снова засмеялась, до сих пор не замечая никакого подвоха в словах Искры… и резкой смены выражения ее лица. Оно вдруг утратило признаки кротости и непонятного страха. Теперь было в нем что-то другое. Что-то зловещее…
– Кто эта особа?
Гарриет ответила, продолжая смеяться:
– Элеттра Кинг. Ты скоро с ней познакомишься. Она учится в «Греджерс».
«Всем твоим планам конец… Всем твоим планам конец!!!» – эти слова воскресили в Искре то, что она так долго и отчаянно скрывала. В ней пробудилось то, перед чем она была бессильна…
Это не сулило ничего хорошего.
Лаффэрти покинули Бэллфойер только с двумя чемоданами и тремя коробками с личными предметами, типа записных книжек, памятных подарков и фотографий. Большинство ценных вещей, всю технику, мебель им пришлось продать вместе с домом, чтобы кредиторы навсегда оставили их в покое. Спенсер обратился за помощью к своим близким и родственникам жены, к друзьям (Мэйджа не рискнула попросить денег у своих подруг. Ей было стыдно, особенно перед Аннемари Брандт, поэтому здесь я имею в виду знакомых Спенсера), но получил лишь сочувствие на словах, пожелания удачи, несколько бессмысленных советов и скупые оправдания, мол, никто не может приютить их и одолжить им денег, поскольку у всех семьи, у всех проблемы, ох, много проблем! «Вы выкрутитесь, вы обязательно выкрутитесь, а мы будем за вас молиться!» Полагаю, такое отношение к себе Спенсер заслужил из-за того, что, когда к нему обращались за помощью, он отвечал так же, хотя имел возможность одолжить денег столько, сколько нужно, еще и Мэйдже запрещал помогать. Из-за этого от Мэйджи отвернулись родные, когда ее отцу была необходима финансовая поддержка во время кризиса. «Я все заработал сам. Я ни секунды не расслабляюсь! И никогда не опущусь до того, чтобы попрошайничать, как бы трудно мне ни было! А эти трутни только и ждут, когда я над ними сжалюсь, считают, что я им что-то должен. Никому я ничего не должен. Если у них нет мозгов, смекалки и таланта зарабатывать – это не мои проблемы», – так объяснял свою позицию Спенсер. Таким образом, он сам посадил это семя чудовищного безразличия, а теперь пожинал горькие плоды.
Пока Мэйджа с Калли занимались подготовкой документов для перевода в «Блэкстон», Руди взял на себя поиски нового крова для несчастных бэллфойерцев и поселил их в своем жилище. Напомню, его дом был очень скромным, крохотным, и каким-то чудом в нем удалось разместиться двум семьям: Салли, Райли и Руди жили в родительской спальне, а Калли, Спенсер, Мэйджа и Бенни довольствовались комнатой Руди. Все помещения в доме Фоксов были тесными каморками, в которых невозможно было сделать шаг, чтобы не толкнуть случайно кого-то, а еще, несмотря на то что за окном царила зима, в доме было душно, как в знойный летний вечер, из-за такого количества людей. Тем не менее отсутствие комфорта, свежего воздуха и угроза развития клаустрофобии ничуть не отягощали жизнь четы Лаффэрти. Фоксы трогательно заботились о них, словно те были их родственниками. Спенсер и Райли быстро поладили, и на долгие-долгие часы их увлекали разговоры о политике, армии, религии и спорте, ну а после два новоиспеченных товарища до самого утра развлекали друг друга игрой в бридж. Мэйджа и Салли – абсолютно разные женщины, как внешне, так и внутренне, и при других обстоятельствах они вряд ли обратили бы друг на друга внимание. Салли жутко волновалась при виде Мэйджи, поначалу. Такой же трепет люди испытывают при личной встрече с монаршими особами. Мэйджа же сначала испытывала некое пренебрежение к миссис Фокс. Что ее может связывать с этой грузной, простой женщиной-хохотушкой (Салли постоянно заливисто хохотала по поводу и без)? Плюс ко всему Мэйджа обнаружила в себе зависть к Салли Фокс. У той был дом, крепкое здоровье и врожденный оптимизм, держащий ее на
