вдруг слюни распустились.
Новенькая Медсестра отдернула шторку, и я обнаружила с удивлением, что подруги Девочки в Углу уже ушли. Она осталась одна и лежала теперь, с головой накрывшись одеялом. Как это сладко и горько, должно быть, – иметь друзей.
Новенькая Медсестра вошла, а за ней – мой посетитель.
– Привет, – он положил руку на спинку кровати и тут же отнял, будто его ударило током. Не хотел показаться фамильярным, наверное.
– Все нормально, Ленни? – спросила Новенькая Медсестра.
Он смотрел на меня, я на него. Нормально ли?
Видимо, мне самой предстояло решить. Он, конечно, не компания подруг-ровесниц, с которыми я коротала бы время за болтовней, сплетнями и всякими глупостями, а с другой стороны, даже на моем мысленном плоту никаких подруг не было.
– Тогда я вернусь попозже, – сказала Новенькая Медсестра, но, прежде чем уйти, отдернула шторки, высвободив меня из уединенного клетчатого кокона и выставив всей палате на обозрение.
Отец Артур, неподвижный, будто статуя святого, так и стоял у спинки кровати.
– Садитесь, не стесняйтесь.
– Спасибо.
Он взял стул для посетителей, отодвинул от изголовья кровати – хотел сесть так, чтобы я видела его как следует.
– Ты в порядке? – спросил отец Артур, и я рассмеялась.
– Я… ты… не… – он прокашлялся и предпринял вторую попытку: – В часовне так тихо в последние дни.
Я кивнула.
– Мне не хватает твоих… – отец Артур подыскивал слово, но я не стала ему помогать.
– Как звали того дядьку из Библии, у которого было два сына, а он любил только одного?
– Что-что?
– Ну того, с двумя сыновьями. Один всегда слушается отца, а другой сбегает из дому. Но потом беглец возвращается, и отец любит его больше, чем хорошего сына.
– Ах да, притча о блудном сыне.
– Никогда понять этого не могла. Хороший сын поступает правильно и ничего не получает. Плохой сын заставляет родителей страдать и тревожиться, однако, возвратившись, получает все что хочет.
Отец Артур наморщил лоб, но ничего не сказал.
– Это лишь подтверждает, – продолжила я, – что беглецов любят.
– Правда?
– Ну конечно! Взять хотя бы нас с вами: я сбежала от вас, и вот вы здесь. А когда я каждый день приходила в часовню, и не думали меня навещать.
– Полагаю… – Он смотрел на меня пристально, словно пытаясь точно высчитать, насколько я уже его простила и много ли еще осталось.
– Мне кажется, Ленни, это притча о задающих вопросы, такая в ней мораль. Лучше задавать вопросы и возвращаться к Богу, чем не иметь никаких вопросов и быть религиозным только на словах. – Он нахмурился, вздохнул, а потом вздохнул еще раз, будто первый вздох послужил лишь напоминанием о том, как приятно вздыхать. – Насчет Дерека не предупредил, прости, – добавил отец Артур, помолчав. – Не ожидал, что ты так… расстроишься.
– Я и не расстроилась.
– Ну да. Разумеется.
– Я рассердилась.
– Ой! Я собирался сказать тебе про Дерека и что ухожу, я просто не…
– Он ведь дал кому-то рыбину?
– Дерек?
– Нет, отец блудного сына. Он ведь вручил хорошему сыну рыбину, а плохому – всю свою империю?
– Нет, по-моему…
– А по-моему, да. По-моему, так и было: хорошему сыну – рыбину, а беглецу – целую бизнес-империю.
– М-м-м…
– Ну же, отец Артур! Вам бы надо получше ознакомиться с первоисточником. Блудный отец смотрит на вас с неба – в одной руке держит рыбину, другой обнимает сына-беглеца и удивляется, что это вы религию продаете, а о чем она рассказывает – не знаете.
– Я ничего не продаю.
– А надо бы. Куда годится такая бизнес-модель – все даром раздавать?
Он рассмеялся, а потом улыбка стекла с его лица, будто вода.
– Поверь, я не хотел тебя обмануть. Или рассердить.
– Верю. Эй, это что, правда дня?
– Да.
– Мне нравится.
– Спасибо. Послушай, мне еще несколько месяцев предстоит отслужить в часовне, и я подумал…
– Так значит, полезно иногда убежать?
– У меня от тебя голова разболится.
– Сбежать. Хочешь сбежать – сбегай, и тебе воздастся – вот о чем сообщает нам блудный сын.
– Не уверен, что…
– Отец Артур?
– Что, Ленни?
– Мне надо убежать кой-куда.
Есть различия между “сбежать” и “убежать”. Море различий, но никто о них и знать не хочет. Будешь, говорят, и дальше сбегать – ограничим количество посетителей. Только это их интересует. Но разве можно сбежать, не выходя из больницы? А я не выхожу.
На самом-то деле убежать от отца Артура я не могла – бедро, пострадавшее в столкновении с Временной Сотрудницей, еще болело. Поэтому, сунув ноги в Обычные Повседневные тапочки, я тихонько поковыляла к месту назначения. Отец Артур не пустился в погоню, проявив великодушие, ведь ходил он уж наверное быстрее, чем я, и догнать меня, не дав даже выйти из палаты, ему было неловко.
Империю я не хотела и с отцом Артуром с удовольствием поговорила бы еще, но убегала все равно, просто потому, что стремилась в другое место.
Заглянув через окошечко в двери в Розовую комнату, я увидела Пиппу, которая, держа на весу лист бумаги, объясняла что-то пожилой аудитории из трех человек. Она указала пальцем на край полотна, а потом резким, размашистым движением опустила ладонь вниз. Закончив объяснять, отложила бумагу, и тут только махнула мне рукой и поманила внутрь.
Я вошла, еле ноги волоча, и почувствовала, что все взгляды устремились на меня и мою розовую пижаму. Надо было все-таки Лучшие Воскресные тапочки обуть.
– Ленни, привет!
– Привет, Пиппа!
– Что это тебя привело?
Я попыталась сформулировать, что именно меня привело. Один человек, умерший давным-давно, и два его неодинаково любимых сына. Рыбина. Священник. Непреодолимое желание делать что-нибудь еще, а не только сплавляться мысленно по реке… Аудитории гериатрического профиля все это вряд ли показалось бы вразумительным.
– Порисовать хочешь? – спросила Пиппа.
Я кивнула.
– Бери стул, а я принесу бумагу. На этой неделе тема – звезды.
Я оглянулась в поисках места, а она тут как тут. Сидит себе сзади на столе, в стороне от всех. Одета в темно-фиолетовую кофту, волосы, стальные как десятипенсовик, поблескивают на солнце, глаза устремлены на лист бумаги, где она рисует что-то там кусочком угля. Лилово-розовая злодейка, сиреневоголубая преступница. Старушка, укравшая нечто из мусорного ведра.
– Вы! – воскликнула я.
Она оторвалась от рисунка, подняла голову и одно кратчайшее мгновение рассматривала меня, наводя резкость. Потом узнала и обрадовалась:
– Ты!
Я подковыляла к ее столу.
– Меня зовут Ленни.
И протянула руку.
Она отложила кусочек угля, пожала мне руку.
– Рада познакомиться, Ленни. Я Марго.
Ее перепачканные углем пальцы отпечатались на
