А выехали они по тому самому адресочку к парнишкам-соседям, потому что о сбыте такого количества товара в родном краю ими, мечеными, не могло быть и речи.
Под залог за один кусок Бульдозер взял у хороших людей в доро¬гу пушку, хотя Ян и гарантировал братание с парнишками на одной глотушке.
И они отправились «навести края» — сбыть весь товар оптом — в соседний край в добром здравии и отличном настроении!
Соседи обрадовались встрече, увезли на дачу, приняли по-царски. Когда узнали в тёмном уголке о цели визита, переглянулись:
- Помыли маримана? Ладно, давайте товар. Фиалки нюхать (деньги получать) будете — завтра.
До сих пор Ян не мог понять, каким образом соседям удалось выключить их из сознания. Каким зельем? Спиртного они не брали в рот ни капли, и соседей это заметно раздражало. Ну, что-то они, конечно, ели-пили из того, что стояло на столе...
Очнулись дорогие гости у придорожного столба, надпись на коем извещала, что приграничный Бикин остался позади и они уже на сво¬ей территории...
Дома-то дома, но в каком они были виде! Так избиты железными трубами, что ни идти, ни тем более ехать — «жигулёнок» догорал в придорожном кювете — они не могли.
Поганое настроение «гостей», кроме побоев и полыхающего синим полымем «жигулёнка», усугубилось и тем, что, придя в себя, они перво-наперво обнаружили, что стоящие над ними дяди облачены в милицейскую форму. Их вызвали, как и «скорую», сердобольные автозеваки.
И это был единственный в жизни Яна случай, вызвавший у него неподдельную радость от исчезновения товара, денег и... страшно по¬думать — пушки.
Правда, эти фраера сунули в карман Яну записку, но милиции она ни о чём не говорила. Там было накарябано: «Библия. Заповедь де¬сятая. Не пожелай дома ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни осла его...» И так далее, всякая галиматья, но Ян понял, что допу¬стил большую оплошность. Парнишки были «в законе», а он предложил им сработать за «шестёрок»... Спасибо им, волчарам, за подлянку, ещё встретимся...
Ближе к полуночи к дому подъехала машина, и в дверь постуча¬ли. Стучать на половину Яна мог или свой человек, или милиция: иногда его проверял участковый, третьего не дано. Ян пошёл открывать и как всегда спросил: «Кто?»
Сергей, возбуждённый откровенным рассказом Яна, ворочался на продавленной, как люлька, панцирной сетке, не в силах уснуть. Заслы¬шав стук, он напрягся, вслушиваясь.
- Кто? — спросил Ян.
- Свои! — тихо ответили за дверью.
- Подпишись! — потребовал Ян.
- Да Бес я. И Капа в тачке, — ответили нетерпеливо за дверью. Ян открыл, разом шикнув пришельцу, что не один, мол, чтобы тот не базарил в коридоре о делах. Не зажигая света, он повёл гостя в свою комнату. Сергей приник к двери и слушал их разговор, для него совсем не понятный. Однако концовка его насторожила — похоже на то, что речь пошла о нём:
- Зачем этот фраерок? Делом повязать? — спросил Бес.
- Ни в коем разе. Он — для понта, на случай завала: если на вилы сядет — пометёт пургу, что весь балаган — соседский, сечёшь масть? А потому при нём пишитесь чужими кликухами, менты эти кли¬кухи хорошо знают, — наставлял Ян.
- Вы чего тут с Хряком, совсем ссучились? —Бес не верил сво¬им ушам. Он знал, что за такие дела можно «выпрыгнуть» — попасть в разряд особо презираемых.
Понизив голос, Ян долго увещевал Беса, а закончил разговор словами:
- Подляна на подляну... И учти: не будешь думать, будешь —дурак, но — живой дурак. И — не зэк. Значит, ты — «Москвич», а Капа будет «Ким», и поезжайте. Волчата у Кота имеются занятные!
- Ладно. Буди своего отмазчика. — Они задвигали стульями, направляясь к Сергею.
Сергей отскочил от двери и тихонько, чтобы не скрипнула сетка, прилёг с краю. В голове у него — сумятица. «Вот оно! Берут на дело! А вдруг там — кровь... убийство! Что делать?.. Убежать? А куда? Они уже и адрес матери знают... Да, только бежать!.. А может, в милицию пойти... Уж лучше сейчас — в тюрьму, пока ещё ничего страшного не натворил... Паразиты!»
Вспыхнул свет в коридоре, и дверь в его комнату приоткрыли:
- Костя, выйди на минутку, — непривычно вежливо стелил Ян.
Сергей вышел, мельком взглянул на пришельца, молодого чернявого парня, напомнившего какого-то итальянского певца или киноактёра. Он крутил на пальце ключи зажигания и насмешливо-весело смотрел на Сергея. Второй парень, с борцовской шеей и короткой стрижкой, недобро смотрел из-за спины Яна.
- Привет, — кивнул Сергей пришельцам, с деланно сонным видом.
- Тут такое дело, Костя. Москвич и Ким, — Ян показал глазами на «борца», а затем на «итальянца», — едут получить долг у одного нехорошего человека. Ну, тут, сам понимаешь, нужны два свидетеля. Без свидетелей может заартачиться. А соседей тоже не позовёшь, вре¬мя-то позднее. Поприсутствуй там только для счёта, и вся недолга, а?
- Ладно, — буркнул Сергей. «Вон как повернул — долг. А я ну¬жен им как свидетель, чтобы потом «мести пургу» — пустить следст¬вие по ложному пути... Завтра же убегу!» — твёрдо решил он, ощу¬щая гадливость к самому себе...
- Волчата твои целы? Отмычки. Возьми на всякий случай, —«вспомнил» Ян.
Альфонс низкого пошиба! — завизжала, срывая голос, Веро¬ника Аркадьевна и, приближая «наплывом», как говорят киношники, перекошенное гневом лицо, больно ударила Юрова в бок электровафельницей.
- Бей, но только не по голове! Я шахматист! Ты меня дураком сделаешь! И я потеряю половую функцию, — лепетал он, силясь вско¬чить на ноги и закрыть руками лицо, которое холил и лелеял, как скри¬пач свой инструмент. Но на сей раз руки и ноги одеревенели и не по¬виновались ему, а Вероника совсем озверела:
- Аферист ты, а не шахматист! Сутенёр! Бичара! Это я всю жизнь дрожала за прилавком, чтобы ты пропил с девками всё, что я накопила себе на чёрный день? — И вдруг мужским голосом:— Бабки давай! — И снова удар в бок вафельницей.
Юров застонал, соображая, что он там оставил на столе, когда с молоденькой гостьей они вечером громили запасы Вероникиного конь¬яка, которых хватило бы на две колонии ЛТП.
- Я же тебе в колонию «дачки» делаю, «бросы» устраиваю, а это тройных денег стоит... Добро твое стерегу. И жду тебя... — добавил он вяло. Ему было всё равно, поверит она или нет, ибо разгорожены они надёжно забором, колючкой, путанкой, черноволосыми солдатиками и девятью оставшимися годами срока. Последнее — самое утешительное.
И Юров проснулся от очередного удара в бок. Пробуждение избавило его от кошмара предстать перед распра¬вой далеко упрятанной за хищения госимущества в особо крупных размерах Вероники Аркадьевны. Но оно же и повергло его в ужас: двое нахмуренных, озабоченных мужчин, склонившись над роскошным импортным ложем — два метра на два метра, — будили его лёгкими апперкотами по печени, приговаривая: «Бабки давай!» А третий сидел за столиком и потягивал тот самый коньяк.
Юров переводил похмельный взгляд с одного мучителя на друго¬го, не издавая ни звука. Он силился решить далеко не шахматную за¬дачу: кто они и как сюда попали? Кто сейчас — король, а кто — пешка? «Милиция или жульё?» — тупо соображал Юров, и в тех, и в других он видел равную опасность. Милиция даже предпочтительнее, они не будут бить, а другие методы у него не проходили. «Жульё!» — решил он, окончательно придя в себя.
- Какие бабки, ребята? Я не помню уже, в каком году последнюю зарплату получал! — взмолился он, искусно вызывая искренние слёзы.
- Те бабки, которые тебе оставила твоя сожительница! Она тебе больше не доверяет и велела нам забрать у тебя башли на сохранение, понял? Выкладывай! — сказал насупленный Москвич.
- Не пью, не курю... — начал Юров жалостливо, но Москвич нанёс сильный удар в солнечное сплетение, и Юров поперхнулся, судорожно хватая воздух золотыми челюстями (подарок В. А.!).
- Ким, волоки мокрое полотенце, будем душить эту падлу! —распорядился Москвич.
К утру, после жестоких побоев с последующим отмачиванием в холодной ванне и вливанием дозы коньяка, его предупредили: «Просто так отсюда не уйдём. Или с деньгами, или задушим!»
Если бы Юров не был поклонником шахмат, то и тогда бы он из¬брал единственный ход — ход конём: «Придётся отдать четвертинку, наверное... Таких не проведёшь, убьют и не перекрестятся», — зако¬лебался он.
Сожительница Вероника Аркадьевна отбывала только первый год из десяти, провозглашённых приговором. Она предпочла доверить все сберкнижки «на предъявителя» своему ненадёжному сожителю Юрову, чем подвергнуться конфискации. Она поверила его истовым клятвам с порывами резать вены, хлебать уксус, ждать её хоть десять, хоть даже сто лет. Юров же не ставил себе такой сверхзада¬чи — ждать Веронику десять лет, зато проживать по два инженерских оклада в месяц он мог позволить себе все эти десять лет, выде¬ляя себе на представительские цели вроде премиальных – для охмурения очередной жертвы.
